Вадим Шакун - Пятьдесят девственниц
— Матушка, — еще больше покраснев ответствовала юная Энна. — Я скорее умру, чем дам в обиду вашу добродетель. Знайте же, что всегда только вы были для меня образцом порядочной женщины. Уж лучше я пожертвую своей честью, чем дать вас в обиду.
— Верите ли нет, — вновь наполняя кубки сказала Быстрые Глазки, — но лишить девицу невинности — самое разлюбезное для моего шкипера дело. Я — единственная девица, которая столь долго пребывает в его обществе и до сих пор не лишилась девства. Некоторые говорят, что это от того, будто я его внебрачная дочь.
— Настанет день, Глазки, и тайна сия раскроется тебе всем своим содержанием, — туманно заявил я, опорожняя свой кубок. — Однако же, мы так много говорили о девстве, что я уже начинаю ощущать некое томление духа.
— Послушайте, папенька, — нервно обмахнулась веером Орна. — Не могу же я позволить, чтобы гостьи мои подверглись поруганию! Мы так мило беседуем и трапезничаем, почему бы и дальше не продолжить в том же духе?
— Ну, был бы я Бесом В Ребро, если бы не сотворил здесь сейчас же какой-нибудь Богам противной мерзости? — доев остатки гусятины, вытер я руки о салфетку. — Да и Глазки, вероятно, с удовольствием развлеклась бы с одной из вас.
— Как? — с еще большим изумлением уставились присутствующие на мою рыжеволосую спутницу.
— Могу вам показать, — насмешливо подмигнула та. — Раз уж вы сейчас наши пленницы, так чего стесняться?
— Но, сударыня… капитан… — в величайшем смущении пролепетала княгиня. — Здесь моя дочь и вообще… Вы, действительно, хотите подвергнуть нас столь ужасному насилию? Боги, что я скажу при дворе? Что я расскажу мужу?
— Уверяю, сударыни, — нащупывая в своем кармане щепоть возбуждающей травы, пообещал я, — о сегодняшней ночи вам троим будет что рассказать.
— Ах, папенька, — пробормотала Орна, — если вы обещаете никого из моих гостей не привязывать и не затыкать им рот, как в свое время мне, я обещаю быть послушной и кроткой дочерью. Помните, однако же, что мы трое уступаем грубому насилию и грех целиком ложится на ваши с капитаном головы.
— Голова Беса и не такое выдерживала, — вытирая руки усмехнулась Глазки.
— Сударь, я буду — сама покорность, — взмолилась княгиня начав распутывать шнуровку на корсаже своего платья, — лишь об одном молю, чтобы вы пощадили мою милую невинную Энну.
— Ах, ужасный разбойник, — со своим корсажем юная княжна управилась гораздо быстрее матушки и всеобщему обозрению предстали ее молочно белые маленькие и весьма упругие груди. — Не троньте добродетель моей матушки и я отдам вам все, что имею.
— Никакие мольбы не помогут, — начиная расстегивать свой мужской камзол, сказала Глазки. — Мы возьмем вас всех.
Я, украдкой от остальных, отправил в рот щепоть травы.
104
Не буду описывать эту ночь, ибо о многих всяческих преразвратнейших вещах довелось мне уже повествовать в своем жизнеописании, посетую лишь на то, что знатные наши пленницы разохотились в краткий период своего пленения настолько, что и трава моя возбуждающая помогла мне слабо. Достаточно сказать того, что над княгиней Лигудской, дабы почла она себя окончательно обесчещенной, надругаться мне пришлось четырежды самыми разными способами, да над ее дочерью еще три раза.
С милой же моей падчерицей возлежал я дважды и, чему искренне рад, — окончательно с ней за это время примирился.
— Боги тебя простят, Бес, — шепнула она мне напоследок. — Может, и испортил ты меня, не стала я доброй и честной женой какого-нибудь ремесленника или канатчика, как мне на роду было написано. Но я о своей судьбе не жалею.
Под утро тем же потайным ходом покинули мы гостеприимное обиталище моей дочурки и оказались в скорости в расположении нашей многострадальной, по причине безденежья, части.
Глазки, исхитрившаяся притащить под камзолом своим целого жареного гуся, тут же предложила его Крикуну и милой моему сердцу Трине, я же, после обильных возлияний с не менее обильной закуской и многотрудных любовных стараний поспешил започивать на ложе.
Не тут то было, о Боги! Не прошло и двух часов, как все вокруг пришло в величайшее возбуждение — тревога, ужас, хаос!
Повинуясь приказам, наша команда была сорвана с места и помчалась к берегу моря — передислокация, ужас, война!
Падая с ног от усталости мы с Глазками вынуждены были схватиться за лопаты для того, чтобы наша батарея успела-таки занять место на пустынном морском берегу. И все для чего?
Лишь еще через два часа нам сообщили, что, как стало звестно командованию из самых достоверных источников, у берегов наших объявились на своем корабле опаснейшие разбойники — Бес В Ребро и Быстрые Глазки.
По сему мы были обязаны обстрелять из своих метательных машин любой корабль идущий без опознавательных знаков и выданных нам паролей. Что мы с удовольствием и сделали, когда случай таковой подвернулся.
Корабль оказался купеческим, пароля ему выдать никто не удосужился, а вез он на своем борту груз вина, чему мы, еще три дня вылавливая из моря бочки, искренне порадовались.
Об Орне могу сказать лишь одно: как до меня донеслось, после этой нашей ночи отбыла она ко двору в сопровождении своих гостий. Вероятно для того, чтобы самолично описать монаршей чете перенесенные ими надругательства.
Нашему же полку предстояло идти на юго-восток, ибо война с язычниками и примкнувшей к ним Лигой разгоралась не на шутку. Денег, однако, опять не выдали, а по сему дезертировать мы не могли.
— Деньги выдадут после первой большой битвы, — рассудительно объяснил кашевар Кривой, — когда меньше будет народу, которому деньги выдать должно. Отсюда и берется государственная экономия.
Почел я это дело весьма мудрым, но для нас совершенно бесполезным и тут же вновь предложил Глазкам сбежать.
— Не будем же мы грабить на дорогах! — рассердилась та. — А иных денег у нас нет.
— Нечего было дарить княжне наш последний золотой! — вмешался было Крикун, но тут сестра его осадила.
— Послушай, брат, — сказала она. — Не лезь в дела, в которых не понимаешь. Так получилось, что Бесу приходится гоняться за девством. И, раз уж повелось с самого начала отдавать за это золотой, пусть так и будет. Ведь не известно, чем все еще закончится.
Крикун побурчал немного, но, в общем-то, с сестрой согласился.
И вот побрел наш полк на встречу с неприятелем.
Тут еще надобно заметить, что от этих треклятых юго-западных равнин отделяет приморские земли довольно высокая горная гряда. В некие незапамятные времена, ровные дороги вокруг гор были весьма хорошо защищены, а сами горы — не очень. Ибо, ведь никто не мог вообразить недоумка, который на эдакую вышину с войском полезет.
