Эрика Йонг - Сердце Сапфо
— Хорошо, Сапфо.
— Ты клянешься священной честью нашего отца?
— Клянусь, Сапфо.
— Ты клянешься памятью нашей возлюбленной матери?
— Клянусь, сестра.
— Ты клянешься счастливой жизнью следующих поколений?
— Клянусь, Сапфо.
— Тогда вот что ты должен сделать.
После этого я подробно объяснила ему, как он должен доставить Дику в Митилену к Артемисии и заплатить за очищение ее чрева. Харакс смотрел на меня широко раскрытыми глазами. Женские таинства несколько стесняли его. Он знал про Артемисию, но, естественно, никогда не бывал в ее внутреннем святилище, не искал ее совета и, как и многие мужчины считал ее ведьмой вроде Цирцеи.
Я догадалась, что у него на уме, благо задача эта была нетрудная.
— Она не ведьма, брат. Она просто жадная женщина, разбогатевшая на отчаянии других женщин. Она тебя не укусит.
— Я ее не боюсь, — возмутился он.
— Точно так же, как и своей жены, — улыбнулась я.
— Сапфо… не издевайся надо мной.
— Я разве издевалась над тобой, когда ты добровольно продался в рабство? Вроде бы нет. Но, я вижу, это ничему тебя не научило. Ты всегда будешь чьим-нибудь рабом… Если не врага, то какой-нибудь женщины. Ну же, Харакс, твоя добрая сестренка Сапфо спасет тебя.
Я обняла его и нежно поцеловала. Харакс уронил слезу, но тут же быстро отер уголок глаза.
— Ах, Сапфо, как я смогу тебя отблагодарить?
— Ты прекрасно знаешь как. Дай мне мою законную долю урожая. Пришли мне те оболы, что задолжал. Дай мне справедливый расчет. Разве я торговалась, когда освобождала тебя в Египте?
— Но Родопис говорит, что это она сохранила нашу виноторговлю, а потому ей причитается львиная доля! Она все тратит и тратит! Мне никогда на нее не хватает!
— Львиную долю! Жаль, нет здесь Эзопа — он бы сочинил из этого хорошую притчу. А ты? Кто ты — лев или мышь? Неужели ты променяешь сестру на свою шлюху? Многие мужчины так и поступали, но я думала, у тебя больше благородства. Теперь я вижу, что ошибалась.
Вид у Харакса был смущенный. Он разрывался между честью семьи и страхом перед Родопис. Я так хорошо знала его. Я видела эти терзания на его лице.
— Иди, Харакс, и больше никогда не появляйся у моих дверей! Я вижу: ты не сын Скамандронима и не дочь старшей Клеиды. Видно, тебя подменили! Мой настоящий брат никогда бы не променял родную сестру на шлюху!
Я резко повернулась и пошла прочь.
И тут я услышала рыдания Харакса. Он издавал громкие сдавленные всхлипы. Потом впал в неистовство. А потом он набросился на меня:
— Ты меня оскорбляешь! Ты унижаешь меня! Ты всегда высмеивала мои страсти! Родопис хотя бы искренно меня любит!
— Если ты не чувствуешь разницы между верностью сестры и жадностью шлюхи, то мне тебя жаль. Ступай!
«И будь ты проклят, — пробормотала я себе под нос, — Рожденный дураком так дураком и останется».
Я уже строила новый план. Я сама отвезу Дику к Артемисии. Я не сомневалась, что Артемисия извлечет выгоду из этой беременности. Она либо прервет ее за золото, либо продаст ребенка за хорошие деньги. Она умела обделывать такие делишки. Артемисия жирела на страхах женщин, как Родопис — на страхах мужчин. Зачем мне нужны Харакс или Родопис?! Я все устрою сама. После этого я распущу свою школу и отправлюсь на поиски Алкея, Эзопа и Праксинои — моей настоящей родни. Я уже продумала этот план, когда вернулся Харакс. Он упал на колени и поцеловал подол моего хитона.
— Сапфо… ты права. Я сделаю, что ты просишь.
— Будь добр с девочкой. Она потрясена. Обещаешь?
— Клянусь жизнью моего сына.
И он отправился в Митилену с Дикой, а я молилась Афродите, чтобы его воля не ослабела, когда он увидит свою законную жену-стерву.
«Почему мужчины такие слабаки?» — спрашивала я себя, выпутываясь из этой непростой ситуации.
Почему боги вложили всю силу в мужские фаллосы? Почему они не могут ясно мыслить, когда ими командует женщина? В чем смысл этого безумия — вожделение? Зачем оно нам? Почему оно так искажает мир?
Из-за вожделения Елены вспыхнула Троянская война. Из-за вожделения Одиссей потерял своих людей. Из-за вожделения Деметра по полгода не видит своей дочери. Ничем не сдерживаемое вожделение слишком часто сотрясало мир, из-за него матери слишком часто не дожидались своих сыновей. Почему так?
АФРОДИТА: Потому что мой папочка такой неистовый. Знай, когда я правила миром вместе с Деметрой, Гестией, Герой и даже великой Геей и другими богинями, было гораздо спокойнее. А потом пришел Зевс со своим неугомонным вожделением, и на земле снова воцарился хаос.
ЗЕВС: Из этого можно сделать вывод, что женщины никогда не бывают жестоки.
АФРОДИТА: Они менее жестоки, чем ты.
ЗЕВС: А как быть с тем, что они флиртуют со своими юными сыновьями и пугают их? А как быть с тем, что они насмехаются над нами, мучают нас?
АФРОДИТА: Это единственное, что у нас осталось от прежней власти. Любовь — наше оружие, потому что другого у нас нет. Красота становится кинжалом, только когда вы нас разоружаете. Секс превращается в копье, когда вы покоряете наших матерей. Когда Исида была верховной правительницей, мир был справедливым. Но когда супруг берет верх над своей матерью, в мир приходит война. И все горит в жестоком пламени.
ЗЕВС: Ну и живи в своем любимом матриархате. Правь миром. Тогда ты поймешь, какое это трудное занятие — властвовать. И какое неблагодарное.
АФРОДИТА: Когда женщины снова возьмут власть, мы докажем тебе, что ты ошибаешься!
ЗЕВС: Сомневаюсь.
Я отправила девушек одну за другой по домам. Я закрыла дом моего деда, оставив его на сторожей. После этого я отправилась в Митилену попрощаться с дочерью.
На сей раз Клеида была рада меня видеть, словно чувствовала, что может не увидеть меня больше никогда. Гектор обхватил меня ручонками за шею и никак не хотел отпускать.
— Спой мне еще раз песню Алкея, бабушка!
И я спела — медленно, звучно. Он довольно захлопал.
— Никогда не забывай, Гектор, что ты — внук поэта. Может быть, песни и не сделают мир лучше, но это единственное утешение, какое нам даровали боги.
Клеида выглядела по-иному. В глазах у нее появился какой-то внутренний свет. Может быть, Фаон уже успел побывать у нее? И научил секретам сладкого безумия любви? Я надеялась, что так оно и было. Фаон был большой дока в этих делах. У каждой девушки должен быть такой любовник, прежде чем она превратится в почтенную матрону. Каждая дева должна влюбиться в избранного Афродитой обожателя. А потом — до свидания.
— Мама, — сказала Клеида, — ты когда-нибудь получала наслаждение с мужчиной, который не был твоим законным мужем? Или с женщиной?
