Невольница князя (СИ) - Эми Мун
Властимир только бровь выгнул. Ну и ну… Неужто Забавушка решила поиграть в смирную наложницу? Занятно…
— … И Совет требует от тебя наследника, — продолжила любушка. — Поэтому… — снова вздохнула и понурила голову, — поэтому твое дитя должно увидеть свет. И хоть не будет оно мне родным, а зла я ему никогда не сделаю. Но и жену твою рядом терпеть не стану! — добавила твёрдо. — Или опять сбегу!
Властимир чуть не расхохотался. Сколь это мило — видеть, как Забава усмиряет гордость ради блага Северного царства и пробует говорить как должно не женщине, но правительнице.
— И что же, сама меня под бок южанке сунешь? — не мог удержаться, чтобы не подразнить.
Ну любимая и клюнула, как рыбка на хлебный колобок.
— А то ты бы противился!
— Рахима хороша, спору нет. И спереди, и сзади есть на что глянуть… Ох, острые кулачки, — засмеялся, почуяв тычок. — Но как мне с ней лечь, если с души воротит? Другую люблю… И она уже моего ребенка носит, — с нежностью огладил пока ещё незаметный животик.
Забавушка вмиг перестала рваться на волю. Притихла под его рукой, а на щеках вспыхнул румянец.
— Но Совет…
— Совет примет ту, которую Лада благословила, — громыхнул из темноты голос знахарки.
Забавушка вздрогнула, а Властимир покосился на лежавший рядом меч. Хоть вед они не прогнали, разрешив провести ночь вместе с дружиной, однако князь хорошо помнил, кто его любимую чуть не выкрал.
Старуха же, не стесняясь, проковыляла к костру и тяжело села прямо на снег.
— Пришла я попрощаться, князь. Да сказать слово-другое… Напоследок.
Ну что ж, пусть говорит. Только падать ей в ноги и молить остаться никто не будет. По-хорошему, надо бы в застенки швырнуть, и все же Властимир рассудил, что толку от этого нет.
Знахарка чуть склонила голову, будто чуяла — его терпение на исходе.
— Прежде всего я хотела бы сознаться, что волхв не лгал: в моих силах было сберечь сестер Забавы…
Любимая вся окаменела. Схватилась за его руку, как за спасение, однако остановить старуху не захотела.
— …Но и пальцем не двинула, чтобы помочь девочкам. Этим хотела закалить сердце благословлённой и поселить в ней ненависть к трусливому мужскому племени. Особливо к тебе, князь…
Тут настала пора Властимира стискивать зубы. Обругать бы, так ведь права ведьма старая! Струсил говорить, не нашел ладных слов.
— …И все же я ошиблась, — задумчиво проскрипела старуха. — Не знаю как, но глядя на вас, Сварог отступил. И теперь вон как звёзды сияют… А тут, — коснулась груди, — больше не ноет. Исчез рубец, который веды получили после смерти Лады. Значит, скоро она вернётся и наградит тебя, Забава, своей милостью. Ее воля заткнет рты лучше княжьего приказа…
Любушка едва заметно кивнула. Однако продолжила молчать. Знахарка же поднялась и, отряхнув перелатанные юбки, низко склонила голову.
— …Прости меня, Забава. Хотела я вернуть Ладу пуще всего на свете и забыла, что не жертвы ей надобны, а любовь.
Вот тут Забавушка и подала голос:
— Моя любовь не настоящая, сама говорила…
Ведьма лишь криво ухмыльнулась.
— Не любовь, а влечение. Оно может быть само по себе, а может стать тем, из чего чувства родятся. — И, обернувшись к князю, добавила: — Уйду я в Топи, князь. Рядом с Ягиней пока буду. И клянусь, никакой более ворожбы против тебя и твоей семьи веды не сделают.
Ветер тихонько зашелестел, унося клятву ввысь, к звёздам.
Властимир кивнул, и старуха исчезла меж толстых стволов — ни шороха, ни скрипа. Забава же вытерла ладошками щеки да и зарылась крепче в его объятиях.
— Так скучаю по ним… Аж в груди больно, — пожалилась ему.
Властимир мог только гладить светлые кудри и шептать слова утешения.
Наверняка Лада позаботится о ее сестрах. Знать бы ещё, когда богиня оживет… На слово Совет им не поверит. И может статься, что встретит Сварг-град своего господина во всеоружии.
* * *
Страшно было возвращаться в Сварг-град.
Забава изо всех сил прижималась к своему господину, пытаясь найти защиту на могучей груди, но каждый шаг Стогрива отзывался ужасом в сердце.
Скоро, очень скоро покажутся белокаменные стены. И разозлённый Совет в придачу. Хотела бы она верить, что все обойдется, однако шибко на это не надеялась, хоть князь говорил, что в Сварг-граде остался Пересвет. Только куда ж старому воину против знати? Нет, не выстоит.
Над головой послышался хмык, а потом Властимир поцеловал ее в макушку, как маленькую.
— Забавушка моя любимая… Довольно трепетать, как листочек на ветру.
Легко ему говорить! А вот Забава даже после слов знахарки не могла поверить, что люди ее не тронут.
— Я ведь простой крови, любимый… — возразила тихо. — К тому же всегда и во всем виноватая.
И пусть одна из лошадей тащит скрученного в рогалик Мстива, но может статься, что и он не насытит ярость толпы. А Властимира, казалось, это не заботило. Макушки снова коснулся новый поцелуй
— Верь мне. И ничего не бойся.
Она очень хотела! Бодрилась изо всех сил, однако, увидев у стен города толпу, чуть с лошади не соскочила и не рванула куда глаза глядят. На мгновение почудилось, что от каждого человека тянуло холодом. А уж как мрачно выглядела знать!
Весь совет собрался на стенах города. В дорогих одеждах, с золотом на шеях и руках, они ждали приближения своего господина, а рядом толклись лучники. Южанка тоже вышла. И вид у нее был мрачнее прочих.
По спине пронеслась дрожь, но вместо того, чтобы отвернуться, Забава неожиданно для себя выпрямилась и гордо задрала подбородок. Ну уж нет, не получит эта блестящая золотом гадюка Властимира! Пусть лучше обратно в свои пески ползет!
А Стогрив ступил ещё пару шагов и замер, как вкопанный.
— Что за сборище такое? — как колокол, зазвучал голос князя. — Аль случилась чего?
Народ мигом взволновался. Зазвучали ядовитые шепотки. Но пока никто не дернулся в их сторону. Боялись.
— Ты вернулся, господин, — подал голос кто-то из советников.
— И не один, — поддержал другой.
— Меченную на казнь привез? — загомонило сразу несколько.
— Это дело! Народ жаждет справедливости…
Услышав это, толпа зашумела сильнее и двинулась на отряд широкой волной, но тут же отшатнулась, когда Властимир вытащил меч.
— Привез, все верно, — зарычал волком, и Серый вторил князю щелчками клыков. — Только не меченную, а мою жену! Единственную и любимую.
Тишина наступила такая, что было слышно, как скрипят голые ветви деревьев.
Люди переглядывались, но то было не изумление, а гнев. Не по нраву
