Любовный треугольник (СИ) - Савицкая Элла
Мама же, поплакав, поуговаривав «подумать», вроде как смирилась. И даже иногда перебрасывается с Русланом несколькими фразами, когда они случайно пересекаются.
А я… не знаю, можно ли судить по тому, что у меня сердце трепыхается каждый раз, когда он уверенно говорит: «Ты будешь моей», но, по-моему, я действительно с каждым днём всё больше пропитываюсь этой мыслью. Мыслью, что мне хочется быть «его».
Пока я отвечаю Давиду, к Руслану подходит какая-то девушка, улыбается, а у меня в груди неприятно тянет. Так каждый раз происходит, стоит кому-то появиться рядом с ним. Я ревную.. признаю, что ревную его до оскомины в зубах. Но, Руслан что-то легко ответив, отталкивается от колонны и идет в нашу с Давидом сторону.
- Не против, если украду мою женщину? – останавливается рядом, вызывая прилив крови к моим щекам.
Давид с усмешкой вручает меня ему.
- Только за.
Давид
Разворачиваюсь, оставляя Ани её ревнивому ухажеру, а сам отыскиваю взглядом мою девочку.
Оля сидит на своём стуле в центре зала и с аппетитом уплетает торт.
Моя ненасытная жена.
С широкой улыбкой направляюсь к ней.
Сегодня моя девочка сияет. Нет, не так. Сияет она всегда, но сегодня по-особенному.
В белом приталенном кружевном платье, вместо фаты лаконичная диадема.
Она королева. Единственная королева моего сердца.
Опускаюсь на соседний стул, обнимаю её за плечи и касаюсь губами щеки.
- Вкусно тебе?
- Очень, - набирает вилку десерта и скармливает мне его, - по-моему мы заказали самый лучший в мире торт.
- По-другому и быть не могло.
- О, Миша, - подбегает к нам сестра Оли, сидящая до этого за соседним столом. Торопливо расправляет подол стильного платья, доходящего ей до середины бедра.
- Так, я не понял. Все танцуют, а невеста за обе щеки торт уплетает. А ну пойдем со мной, - Помазов нахально забирает у Оли вилку и кладет на стол, - Не против? – бросает в меня вопросительным взглядом.
И хоть он все еще малехо меня бесит, я отрицательно мотаю головой.
- Не долго там.
С хитрой улыбкой поцеловав меня, Оля встаёт и опирается на предложенный локоть этого Миши.
- А со мной? – скисает мордашка Алисы.
- И с тобой плюш, потанцуем, - подмигивает он ей, уходя, - в порядке очереди, мелочь.
- Я не мелочь, - кричит ему в след, но он уже не слышит.
Ведет мою жену на танец.
- Алис, - встаю, чтобы взять её за руку, - пойдём. Проконтролируем их.
Шкодно покусывая губу, она идет за мной. Мы останавливаемся в метре от Оли с Мишей и танцуем. Хватает меня на минуту с хвостиком.
После очередного взрыва его смеха рядом с моей женой, я подхожу к ним.
- Меняемся, - прибегаю к придуманному приёму Сашки, и забираю у Помазова Олю, а ему вручаю довольную Алису.
- Ты специально, да? – тут же касается мочки моего уха жена, стоит мне прижать её к себе.
- Конечно.
- Ты неисправим, Давид, - покачав головой, ведет губами по моей шее, а у меня кровь в лаву превращается и курсирует от сердца ко всем клеткам.
- Ничего не поделаешь. Придется смириться.
- Придется…
Оля шутливо вздыхает, но уже через секунду подаётся ко мне навстречу, когда я жадно набрасываюсь на её рот под аккомпанемент нарастающего гостями счёта: «Раз, два, три, четыре…»
Эпилог. Оля
Спустя четыре года
Детский плач врывается в сознание, как всегда резко, и вырывает из сна, в который я провалилась буквально минут десять назад.
Привстаю, но Давид укладывает меня рукой обратно.
- Спи, я возьму его, - кровать пружинит, а потом я слышу успокаивающее, - Ттттшш, ттшшш, ттшшш, - не знаю, как на сына, а на меня точно действует.
Отключаюсь почти моментально.
Подскакиваю уже утром в панике. Я привыкла, что Амиран просыпается часто, а тот факт, что я кажется успела выспаться, пугает.
Но страх мой исчезает, как только я вижу сына тихо сопящим на Давиде. Муж в позе полулежа откинулся на спинку кровати. Уставший, изнуренный, так же, как и я, бессонными ночами, он тем не менее даже во сне, не отпускает рук с нашего малыша. У Амирана сейчас тот самый период, когда беспокоят колики, поэтому спим мы с Давидом по очереди и рывками.
Протянув руку, еле ощутимо касаюсь спинки сына.
Он такой крошечный. Адель была крупнее, когда родилась.
Невольно улыбаюсь, глядя на моих мужчин. Сердце плавится от любви к ним. Трепетной и безусловной к сыну, и нетленной, безоглядной к Давиду…
Раньше я думала, что невозможно любить его еще сильнее, но я ошиблась.
Знать и любить его, как моего первого мужчину – это одно, а познать в роли отца нашим детям – совсем другое.
Любящего и заботливого отца. По отношению ко всем своим детям, коих у него теперь уже четверо.
Еще немного полежав рядом, я осторожно встаю с кровати.
Амирана бы по-хорошему переложить в кроватку, но трогать спящих детей равно тоже самое, что вырвать чеку из гранаты. Два часа безостановочного плача обеспечены.
Поэтому набросив халат, я тихо выхожу из спальни. На встречу мне как раз сонно топает Адель.
- Мамочка.
Медвежонок мой умилительный. Светлые волосы растрепаны и торчат в разные стороны.
- Да, малыш, ты давно проснулась? – Беру её на руки и несу в её комнату.
Еще только семь часов, вряд ли она готова начинать свой день. Адель часто просыпается, идет к нам, а потом снова засыпает, получив свою дозу утренних объятий от меня или Давида.
- Только что, - отвечает на ломанном детском, - ты полежишь со мной?
- Конечно.
Уложив дочь в кровать, ложусь с краю и прижимаюсь губами к мягкой макушке.
Адель у нас маленькая принцесса. Чем-то напоминает мне Алису в детстве. Самостоятельная, но не без чисто девичьих замашек, коими часто пользуется при общении со старшими братьями. Гор с Арсеном не особо-то и против.
Равномерно засопев, она уплывает в сон почти моментально. Такая вот привычка вставать утром и требовать нас к себе у нее появилась после рождения сына. Видимо включилось детское желание получить чуточку больше родителей и себе. Ведь раньше была только она – любимая папина дочка, которой доставалось все родительское внимание, а теперь его нужно делить напополам с младшим братом.
Но это ничего, привыкнет. Нашей любви хватит на всех наших детей, и будущих тоже.
Оставив дочь досыпать, выхожу в коридор. В ванной шумит вода и я, не раздумывая отправляюсь туда.
За прозрачной ширмой принимает душ Давид.
Не тратя времени, скидываю халат и забираюсь к нему.
- Доброе утро, - млею, прижимаясь к спине мужа грудью, и пальчиками пробегаясь по подтянутому торсу.
- Ммм, доброе, - улыбается он. – Можно ниже.
Обхватив мою руку, опускает её вниз, на свою утреннюю эрекцию. Меня тут же обдает жаром, едва я касаюсь твердости. Сомкнув вокруг него пальцы, делаю несколько движений вверх-вниз, от чего Давид удовлетворенно шипит.
Наш секс сейчас напоминает игру «Кто не успел, тот опоздал». С двумя детьми дома – это действительно, как соревнование. Получается полностью насладиться друг другом только, если Адель у Тиграна Армановича с ночевкой, или у Мариам.
Тогда мы дожидаемся, когда засыпает Амиран и перебираемся в зал, не выпуская друг друга до следующего зова сына.
Тигран Арманович сам приехал к нам, когда узнал о рождении Адель. А потом и к Мариам, после рождения у неё сына Давида. Живёт он теперь здесь на постоянной основе. Лусине же осталась на родине. Не знаю, какие у них отношения. Мы никогда не говорим о ней, но если судить из того, что видятся они пару раз в год, можно сделать определенные выводы…
Развернувшись, Давид без лишних слов, жадно набрасывается на мой рот. Прелюдии – это роскошь, которую мы позволить себе не можем. Да и не нужны они нам. Я хочу его сейчас же.
- Иди ко мне, - уперев меня руками в стену, Давид обхватывает мои бедра и уже через мгновение меня растягивает от требовательного проникновения.
