Желанная для серого волка

Так погрузилась в наши с Романом чувства, что не сразу заметила странность.

Стук.

Неровный.

Редкий.

Едва слышный.

Но стук.

Да ладно?..

— Ром, пусти, — попросила, завозившись в его руках.

А как только получила свободу, тут же поползла к бессознательной девушке, которая невероятным образом продолжала цепляться за жизнь. Или не совсем бессознательной. Взгляд с туманной поволокой смотрел прямо на меня. Заметила, как едва заметно шевельнулись кончики её пальцев. Губы дрогнули, но ни слова из них не вылетело.

О, Луна…

— Ты жива, — выдавила из себя с новой порцией слёз, взяв её за ладонь, аккуратно сжимая в своей. — Прости меня. Прости. Я не должна была… ничего…

Показалось, она попыталась улыбнуться. И снова что-то сказать. Но в ней осталось слишком мало сил. А потом я заметила это — шевеление в её животе. Ребёнок был жив.

Жив!

Вот почему она всё ещё не ушла в Грани, упрямо цепляясь за жизнь. Ради дочери!

— Ром, — обернулась к любимому.

Но тот и так уже всё прекрасно понял. Аккуратно переложил роженицу на спину, а затем разорвал на ней одежду. На его правой ладони появились острые когти, которыми он быстро и чётко принялся резать живот.

Я не смотрела. Крепче сжав ладошку девушки, посылала ей одну за другой волны спокойствия и уверенности. И мысленно всё время просила прощения за свою несдержанность. Не поддайся я плохим эмоциям, не случилось бы с ней всего этого. Не умирала бы она сейчас у меня на руках. И это так ужасно — чувствовать, как по твоей вине медленно угасает чья-то жизнь. Как его или её охватывает всё больший холод. Как отступает боль. Как последние крохи чужого тепла покидают тело. А вместе с ними и моё…

Из смертельного вакуума вырвал громкий плач новорождённой.

— Как она? — поинтересовалась я, тут же обернувшись к Роману, глядя на то как он одной рукой удерживает малютку, а когтями второй перерезает пуповину.

— Всё хорошо, — заверил мой волк. — С ней всё хорошо, — повторил уже для мамочки, из глаз которой вытекла одинокая слеза, после чего она вздохнула последний раз и замерла, глядя на нас невидящим взором.

По моим щекам потекла новая порция слёз. Ведь такого не должно было произойти. Она должна была жить, растить свою дочку, радоваться каждому новому дню в её обществе. Свободе. Один Джордан должен был погибнуть сегодня. И никак не она. Только не она.

— Это моя вина. Только моя. Я ударила по ней эмпатией и вызвала преждевременные роды. Я. Всё я.

Не знаю, к чему бы привели мои самобичевания, но Роман их пресёк одним единственным действием — сунул мне в руки младенца, чьё худенькое тельце было уже завёрнуто в тонкую ткань его футболки, снятие которой я пропустила за собственными переживаниями.

— Ещё раз услышу нечто подобное, накажу, — пообещал он, прежде чем поднять нас обеих на руки и пойти на выход.

Я… улыбнулась.

Вроде ничего особенного не сказал, но его слова согрели душу. Всё-таки приятно, когда мужчина защищает тебя даже от самой себя. Потянулась вперёд и поцеловала его в подбородок в качестве благодарности, не забыв одарить той же эмоций эмпатически. Он шумно выдохнул и крепче прижал меня к своей груди. Я же перевела внимание на новорождённую.

Она такая крохотная, что на двух ладошках легко помещалась с согнутыми ножками. Изначально синюшный оттенок кожи сменялся на розоватый с каждым её новым вздохом, а в воздухе всё отчётливее ощущался сладкий аромат персиков. И сама она вся тоже преображалась, становясь более похожей на обычного младенца, а не скукоженный фрукт. Хотя нет, на обычного она точно похожа не была. С тёмным пушком на голове, длинными ресничками, губками в форме бантика и носиком-кнопкой, который я то и дело трогала, не говоря уже о пухлых щёчках и маленьких кулачках, прижатых к груди, что я тоже беспрестанно поглаживала подушечками пальцев. Настоящая лапушка. Так бы и оставила себе.

Не знаю, откуда родилась во мне эта привязанность к ней в столь кратчайший срок, и знать не хотела. Знала только, что я не желаю отдавать свою маленькую сладость даже её родственникам. Вина ли это, или ещё что — не важно. Пусть бы только позволили оставить её со мной.

— Как назовём? — деловито поинтересовался Роман, покидая коридор и выходя в основной холл.

— Назовём? — переспросила, посмотрев на него с удивлением, прежде чем до меня дошёл весь смысл заданного вопроса. — Ты хочешь её с нами оставить? — уточнила недоверчиво.

А у самой сердце принялось чечётку отбивать…

— Только я хочу? — переспросил Роман насмешливо. — То есть, тебе оно как бы не очень и надо, и я всё неправильно понял? — добавил, смерив нас обеих внимательным взором, остановившись на моих ладонях, которыми я держала малышку.

Возможно, куда крепче, нежели стоило.

Тут же смутилась своего порыва.

— Она такая хорошенькая, — оправдалась, как смогла. — Да и я в некотором роде виновата ведь перед ней, — вздохнула, вновь принявшись разглядывать детское личико.