На поводу у сердца (СИ) - Майрон Тори

Наши языки жарко сплетаются, томные стоны щекочут мне горло. Маленькие ладони Ники забираются под майку, ногтями рисуя продольные линии кайфа, пока я скользящими движениями рук торопливо очерчиваю изгибы её тела и едва удерживаю себя, чтобы не зарычать на весь лес от необходимости потрогать её везде и сразу. Одновременно. Жёстко, нежно. Быстро, медленно. Всю целиком. С головы до ног, в особенности в горячем местечке между её стройных ножек, к которому сейчас я непреклонно устремляюсь.

И когда мои пальцы достигают цели, а вместе с призывным стоном Николины вылетает моё имя, все тормозные рычаги во мне отказывают полностью — кромешная тьма, лес, её девственность, отсутствие презервативов и возможная вероятность случайных зрителей из мимо проезжающих машин разом прекращают быть для меня вескими причинами, чтобы остановить себя от воплощений наших жгучих желаний.

Я вмиг забываю обо всём на свете. Есть только она. И её вселенная, которую она таила в себе за своими прочными стенами. И, как оказалось, мне вовсе не нужно было годами наносить по ним мощнейшие удары. Не нужно было никаких атак, толчков, разрушений. Не нужно было биться, крушить, напирать. Чтобы беспрепятственно пройти сквозь её защиту, нужно было всего лишь проявить свою любовь к Ники, которую она так долго от меня ожидала.

Но теперь я знаю это. Вижу. Чувствую. Тону. Умираю. Исчезаю. Пропадаю в ней. И обещаю, что непременно восполню все годы её душевных страданий, закрасив каждую обиду любовью и вниманием.

Ведь ещё не поздно, не так ли? Конечно, не поздно. Ники не права, сказав, что у нас не осталось времени. Мой отъезд ничего не меняет. У нас вся жизнь впереди для того, чтобы я смог подарить малышке счастье.

И я обязательно это сделаю. Я всё исправлю!

О да… ещё как исправлю… и начну это делать прямо сейчас.

75 миль/ч = 120 км/ч

90 миль/ч = 145 км/ч

Глава 19

Николина

Я умерла?

Сплю?

Или вновь галлюцинирую?

Я нисколько не удивлюсь, если правильным ответом в итоге окажется один из вышеперечисленных, ведь не могу я поверить, что причина сегодняшней ярости Остина и брошенных им мне при встрече разбивающих сердце фраз является вовсе не братская забота, а настоящая мужская ревность и любовь. Не могу поверить, что гнев с отвращением на его лице во время моих развязных танцев, с помощью которых я просто-напросто пыталась избавиться от бессильной злости, вызванной глубочайшей обидой на него, был обращён не на меня, а на окружающих меня мужчин. И уж точно не могу поверить, что его стремление уберечь меня от интимного общения с незнакомцем было продиктовано желанием самому забрать меня, чтобы сейчас с такой жадностью поглощать мой язык, сладко покусывая губы; перебирать пальцами по невесомому атласу, грубо сжимая мою попку в ладонях, а после, отодвинув полоску трусиков в сторону, вовсю заиграть с моей влажной плотью, годами жаждущей ощутить его.

Это точно тот самый Остин, что всю жизнь обращался со мной как с маленькой сестричкой, сейчас с таким остервенением набрасывается на меня, словно я самая желанная для него женщина на свете?

Нет! Я не верю! Не верю, что это он. Не верю, что это происходит со мной. Этого не может быть. Не в моей грёбаной жизни. Не с моим везением. Не при всех сложившихся обстоятельствах.

Мы, должно быть, разбились в автоаварии, и я оказалась в раю, в котором существует совершенно незнакомый мне Остин, жаждущий и любящий меня так, как я того желаю. В раю, где на двадцать четыре часа за мной не приставлена слежка и я могу смело отдаться своим тайным желаниям, не опасаясь за жизнь и будущее любимого. В раю, в котором до самого утра я не шлюха по контракту для мистического наглеца, а просто девушка, которую искренне любит и хочет тот, о ком я всю жизнь мечтала.

— Скажи, что всё это правда, — непроизвольно слетает с моих губ, когда Остин начинает прокладывать извилистую дорожку из поцелуев с моего лица к шее.

— Это правда, — хрипло шепчет он.

— Скажи, что это не сон, — я чуть ли не мурчу от тёплой, ласкающей все вены эйфории, когда чувствую скользящее движение его языка по ямочке ключицы.

— Это не сон, малышка… Не сон, — срывающимся голосом уверяет Остин, спуская моё платье вниз до талии. Оголяет грудь и тут же её целует жарко, пылко, с голодом, не забывая с тем же напором ласкать меня снизу, запуская потоки порочного удовольствия циркулировать по кровотоку.

А я издаю блаженный стон и всё равно, мать его, не верю в своё неземное счастье. Происходящее — определённо какая-то параллельная реальность или очередная изощрённая игра моего воображения, в которой, сидя на твёрдой поверхности капота, припаркованного на обочине автомобиля, я инстинктивно раздвигаю ноги шире, предоставляя Остину возможность ещё больше усилить напор круговых движений по моему взбухшему клитору.

Никакого страха. Никакого смущения. Всё правильно, естественно, необходимо. Всё именно так, как я мечтала: родной мужской запах с примесью сигаретного дыма, его руки повсюду, губы поедают мои, дыхание рвётся на череду стонов и хрипов, пока весь низ живота наливается похотью, а сердце вопит от восторга: он — мой, а я вот-вот стану его!

Стыд? Благоразумие? Неловкость? Страх? Вы о чём вообще? Что это такое? Во мне ничего этого нет. Сейчас ни вероятность быть увиденными водителями изредка проезжающих мимо машин, ни выбежавший из леса свирепый гризли, ни мысли о возможных последствиях, что устроит мне Харт, узнав, что я лишилась с кем-то девственности, не остановят меня от воплощения столь долгожданной мечты в реальность.

Да и какого чёрта? Адаму на меня абсолютно пофиг, и раз он ничего не увидит, значит и злиться на меня не будет никаких причин. Да и наш договор вступает в силу только завтра, а сегодня я ещё свободна и могу делать всё, что захочу. А я хочу всецело насладиться небывалым счастьем, ощутив хотя бы раз, что значит быть любимой тем, кому бесповоротно отдано моё сердце.

Столько не живут, сколько я ждала этого момента, когда, тая под натиском решительных действий Остина, я смогу нырнуть пальцами в каштановые пряди, оттянуть его за волосы от своей груди и шустро стянуть с него майку, чтобы сделать с его телом всё, всё, всё, что я так долго хотела.

О боги! Его тело… Я могу смотреть на него вечно, и потому я практически скулить от сожаления начинаю, осознавая, что в темноте у меня толком ничего разглядеть не получается. Но разочарование моё длится совсем недолго: стоит прижать ладони к его груди и начать медленно, с упоением, граничащим с мучением, скользить вниз к напряжённым мышцам пресса, я с восторгом понимаю, что в окутывающем нас мраке восприятие каждого микродвижения ощущается в разы острее. И по тому, как Остин в наслаждении запрокидывает голову назад и шумно выдыхает, мне сразу же становится ясно, что он думает, ощущает, чувствует так же.

Мы на одной волне. На одном эмоциональном канале. С одними плотскими желаниями на двоих. Тут не надо слов. Не надо пояснений. Хватает короткого взгляда в сумраке ночи, красноречивой мелодии наших учащённых выдохов и нетерпеливых движений, кричащих о том, насколько сильно мы друг друга хотим.

Без алкоголя. Без магии. Без скрытых подтекстов. Без лжи.

Сейчас всё по-настоящему, чёрт возьми.

Остин меня хочет.

Он. Меня. Хочет.

Этот факт невероятен, немыслим, столь желанен и по-прежнему недосягаем моему разуму, даже сейчас, когда я физически ощущаю, как неудержимо каменеет возбуждение в его штанах от изучающих прикосновений моих рук по его торсу. Вижу, какое удовольствие я ему дарую, и не могу остановиться: трогаю, глажу, ласкаю, царапаю, следом залечивая раны губами. Ведь рук мне становится недостаточно. Хочу испробовать его на вкус языком: вылизать, искусать, очертить каждый прорисованный кубик на прессе, что я и делаю уже в следующий миг, параллельно суетливыми движениями справляясь с ремнём и ширинкой.