Порабощенная

Диана

Я не хотела петь для толпы, не желала баловать эту свору голодных псов с похотливыми взглядами и сальными улыбками. Мечтала только об одном — еще раз увидеть Дава. Хоть одним глазом, мельком, вскользь… Только бы знать, что он жив. Я исполняла песню для него, представляя его образ. И строчки ложились на мелодию, словно вырисовывая на чистом, девственно-белом листе затейливые кружева. Все то, что бушевало во мне, нашло выход в словах, обретая форму и смысл:

В твоей руке моя рука,

И сердце бьется окаянно,

Греховных мыслей хоровод,

В душе клубится непрестанно.

Я так хотела убежать,

Порочной страсти не поддаться.

Но страсть палит, любовь зовет,

И некуда от них деваться.

И вот снова этот человек привлек мое внимание. Он пересел ближе, не сводя с меня напряженного взгляда. Он был в тюрбане и темных очках, хотя в зале и так царил полумрак. То и дело его крепкие пальцы касались гладко выбритого подбородка, словно приглаживая бороду, которой теперь не было. И эти широкие плечи… наклон головы, жесты…

Мне хотелось рвануть к нему, но я осталась на месте, продолжая петь:

Так рвись же, сердце, на куски,

И разбивайся на осколки.

Когда со мной  уже не ты,

Зачем одной мне жизни столько?

Все, что осталось, только ждать.

Спешат часы, бегут минуты.

Прости, что мне пришлось предать —

Всему виной сомнений путы.

Теперь я знаю: рядом ложь,

Но образ твой мне виден всюду.

Тебя не в силах  разлюбить

И никогда не позабуду

Я остановилась и вскинула голову. Показалось: даже с такого расстояния почувствовала запах сандала и амбры, смешанный с шиповыми нотками мужского одеколона — того, каким пользовался Дав. Нервно сглотнула.

 Толпа ревела, шум аплодисментов заглушал голос Рахима. Но вот он вскинул руку, призывая к молчанию.

— Вы слышали, как поет эта птичка, теперь можете назвать цену.

Он довольно потирал руки, слушая выкрики из толпы. Сумма достигла небывалых высот, когда какой-то стервец крикнул:

— Покажите сиськи! Вдруг, она плоская, как доска или у нее уродливые шрамы на теле?

Рахим кашлянул в кулак. Снимать с меня платье он не спешил. Не потому, что щадил мою скромность, вовсе нет. Скорее, не хотел, чтобы были видны следы от его хлыста. Конечно, они были уже не такими яркими. Но могли не понравиться клиенту.

Он взялся за нож, собираясь разрезать платье спереди. Так Рахим убил бы сразу двух зайцев: обнажил мою грудь, но не показал спину. Я обхватила себя руками и покачала головой. Во мне поселилась паника: выступать я привыкла, но не показываться раздетой перед публикой. 

— Не смей!.. — тихо рыкнул Рахим, а его лицо стало похожим на злобную маску. — Покажешь характер, и вместо богатого покровителя получишь самый дешевый бордель. Куда еще возьмут безрукую шлюху?

Охнув, я опустила руки вдоль тела и закрыла глаза. Он исполнит обещание — в этом можно было не сомневаться.

— Не надо! — послышался новый выкрик из зала.

Я вздрогнула всем телом и распахнула глаза. Боялась моргнуть, чтобы видение не исчезло. Говорил все тот же мужчина в тюрбане. Но голос принадлежал Даву, его я могла бы узнать из тысячи других голосов. Сейчас он звучал жестко. Хлестко, словно удар плетью.

— Не нужно ее раздевать, я готов взять кошку в мешке. То есть певичку в одежде.

Он назвал сумму, и волна жара обдала меня с ног до головы. Не представляю, что нужно сделать, чтобы заработать столько. Кого убить, какой банк ограбить? Или и то, и другое вместе? Может быть, даже несколько раз?..

Возгласы сомнений и недовольства слышались со всех сторон. Еще бы, Дав обломал им кайф, назвав баснословную сумму, которую вряд ли решатся перебить. Это во много больше того, что он заплатил за меня в первый раз.

— А есть ли у него такие деньги?.. — злобно поинтересовался тот гад, который так страстно желал увидеть мою грудь.

Дав вышел вперед и, положив на сцену чемодан, открыл. Рахим сглотнул, увидев возможную выручку.

— Еще столько же у меня в машине — передам в обмен на девушку, — отчеканил Дав. — Согласен?

— Этот аукцион только для своих, — задумчиво проговорил Рахим, не отрывая алчного взгляда от чемодана. — А тебя мы не знаем. Кто ты? Из какой группировки?

Я дрожала, как выброшенный на мороз котенок. Меня в буквальном смысле потряхивало от нервного напряжения и одновременно от чувства облегчения. Слава богу, Дав жив, с ним все в порядке. Его не убили. Вот он, стоит так близко, что протяни я руку — и смогу коснуться. У меня ныли кончики пальцев от желания ощутить тепло Дава. Только он смог бы растопить тот лед, ту вечную мерзлоту, что застудила мое сердце, когда я думала, будто он погиб.