Случайная первая. Прокурор и училка (СИ) - Кистяева Марина
И всё…
Тогда бы Илья Турисов выпил ещё бокал вискаря, полистал новостную ленту в телеге и лёг спать. Возможно, даже проспал до утра.
И никак, никаким образом не оказался на пороге спальне, жадно наблюдая, как девичья рука бесстыдно трогает мягкую плоть под трусиками.
Надо ли говорить, что они тоже были белыми? И кружевными…
Вот тебе и МарьИванна, скромная учительница начальных классов! С вызывающе-сексуальным бельём…
Илья видел… Даже находясь в метре от неё и в полутьме. Потом он поймёт, что из зала тоже падал свет, предоставляя ещё лучший обзор. И всё вместе соединялось в убийственный контроль.
Похоть вышла на первый план. Сместила доводы разума, ограничивающие рамки.
И, возможно, Турисов остался бы стоять на месте. Возможно, понаблюдал бы и ушёл в ванную, где довёл бы сам себя до разрядки.
Если бы не тихий хныкающий голос Марфы, взорвавший ему мозг.
— Я не могу кончить… — прошептала она, сводя колени вместе и зажимая руку.
Видела ли она его? Или эта жалоба шла в пустоту? Кто ж теперь разберёт.
Главное — другое.
Она подтолкнула Илью вперёд.
Он сделал шаг и окунулся в марево. Никогда не обращал внимания ни на что во время секса. Ни на запах, ни на атмосферу.
А тут…
Лёгкие взорвало. Вынесло напрочь.
Поставив колено на матрас, глубоко вдохнул и выдохнул.
Она не может не заметить его! Не может не отреагировать!
Он вторгся в личное пространство. Наблюдает то, что не должен наблюдать!
А ещё…
Девушке плохо. Она не в себе.
Турисов ещё раз повторил доводы и… коснулся лодыжки Марфы.
Осторожно…
И его снова пробрало. Он точно к бархату прикоснулся.
Мужчина едва ли не со стороны себя видел. Как он напрягся, как в нём проснулся хищник. Как едва ли не замер в прыжке, готовый… К чему, чёрт побери?
С губ Марфы сорвался приглушённый стон, и она вытянула одну ногу, задев ею Илью.
Всё.
Это движение, лёгкое прикосновение оказалось последней каплей.
Илья потянул Марфу на себя.
Та охнула.
— Что вы… Что вы творите?
Да, правильно…
Что. Он. Творит?
Вот что?
Глава 6
С этим потом разберётся.
Сейчас главное — Марфа… И то, что он видел… Хотел, мать вашу, рассматривать. Впервые в жизни…
Белые трусики мешали. Сведённые вместе колени мешали. Их развести хотелось…
Что он и сделал. Аккуратно…
А кожа у Марфы словно шёлк…
Серьёзно. Или у него мозг в штаны стёк? Как вариант. Иначе объяснить происходящее невозможно.
Марфа заелозила, снова захныкала, попыталась отползти от него.
Хренушки. Уже никуда не отпустит.
В нём взыграла потребность не только смотреть и брать. Нечто куда сильное, яркое. Такое, чему противостоять невозможно. Кровь не просто закипела. Забурлила.
— Что ты хочешь — то и творю.
Илья не узнал своего голоса. Хриплый, какой-то надсадный.
Дальше — больше.
Мужчина подался вперёд и накрыл рукой лоно Марфы.
Секунда… вторая… третья…
Взрыв. Где-то в области рёбер. Детонация.
И он нырнул вниз. Лёг торсом на матрас и дотронулся губами до тонкого кружева. Марфа что-то пискнула. Кажется, даже ойкнула. В очередной раз попыталась свести колени, дёрнула ногой, впечатав пяткой ему в бедро.
Он даже не заметил, не обратил внимания. Полностью сосредоточился на другом… На том, как бархат окутывает его со всех сторон, обволакивает. Щекочет осязание, обоняние. Как притягивает, манит. Как…
Илья намеренно толкнул себя далее. Не попробует сейчас — не узнает никогда. Уже зашёл далеко, но надо ещё дальше.
Он лизнул Марфу. Эту незнакомую ему девочку…
Прямо через трусики. Язык задел и нежную плоть. Вкус оказался не просто ярким. Он оказался оглушающим. И совершенно не отталкивающим. Скорее интересным… Илья лизнул повторно, не замечая, как руками фиксирует бёдра Марфы, чтобы та, не дай Бог, никуда не делась. Не отпустит! Только не сейчас.
По телу прошла сильнейшая волна, позвоночник едва не выгнуло от нового ощущения. На несколько секунд Илья даже замер.
И снова вперёд… Ещё движение. И ещё!
Его тело тонуло даже не в вожделении, а в похоти. Мозг окончательно отключился. Осталась только она. Эта МарьИванна. И он. А ещё то возбуждение, что огненной кометой неслось по крови, раз за разом вознося его всё выше и выше.
Дикий шёлк её кожи пьянил похлеще любого вискаря. И трусики… Которые задевал, которые мешали.
От них надо избавиться. Сейчас же.
Едва не рыча, чувствуя, как одна вибрация в теле сменяется другой, он глухо выдохнул:
— Бёдра приподними.
Она послушалась.
Жадно вдыхая воздух вокруг них, Илья стянул тонкое кружево. Возникла шальная мысль поднести их к носу… Нет, потом.
Сейчас снова к ней… Туда.
Марфа охнула, когда он с силой сжал её бёдра. Снова зафиксировал. Не отпустит… Никуда… Попалась в его руки — пусть терпит. Говорят, женщины кончают ярче от такого рода удовольствия. Вот он сейчас и узнает.
Всё-таки бархат… И много сока. А ещё её дрожь и всхлипывания.
— Пожалуйста… Пожалуйста…
Когда Марфа выгнулась, так и норовя выскользнуть из его рук, а потом тонко-тонко задрожала, Илья окончательно ошалел. Интенсивнее принялся ласкать её, понимая, что она кончает.
С ним самим творилось нечто невразумительное. Как там ему сказали? Что куни — это вкусно? Да… Вкусно!
Он не выпускал Марфу ещё некоторое время. Позволил ей успокоиться, и вроде как даже дыхание у неё выровнялось. У него же наоборот. Его крыло с новой силой. Похоть била по всем нервным окончаниям.
Илья выдохнул и подался назад, вставая на колени и нависая над Марфой. Как же жаль, что света мало! Ему было недостаточно!
Она лежала, сжимая сосок через тонкое кружево. Немного прогнулась в пояснице, всё ещё находясь во власти только что пережитого наслаждения.
Раскинутые бёдра, тонкая талия, белое кружево… Лицо, на которое падали замысловатые тени, и ореол волос на стального цвета подушке. Уже позже Илья поймёт, что эта картинка намертво вклинится в его сознание, запечатлеется на подкорке.
Очень красиво…
И пошло. Но той пошлостью, которая не отталкивает, а, наоборот, воспламеняет и разжигает новые потребности.
Мужчина повёл головой, после чего нетерпеливо сдёрнул с себя футболку. Отшвырнул её и подался вперёд.
К Марфе.
Та замерла.
Ждала его?..
Представляла, как он сейчас возьмет её? А он возьмёт…
— Потрогай меня, — просипел Илья, перехватывая руку Марфы и направляя к себе на пах.
Вот так… Сука-а…
Когда он стал таким матершинником? Надо закругляться. Но как тут закруглишься с этой МарьИванной, которая охнула и сдавила его член пальчиками? А потом выдохнула:
— Какой большой…
И столько трепета было в её интонации, столько восхищения, что Илью кинуло в жар. Природа не обделила его, он привык здраво оценивать то, что имел. И слышал подобные заявления от других женщин, особенно в последние годы. И всегда оставался равнодушным. Более того, часто аналогичные высказывания вызывали в нём раздражение.
Сейчас — иное…
Восхищение с лёгким испугом, едва считываемое предвкушение. Вот что слышалось в её словах. Если и оставалось что-то логичное в голове Ильи, его снесло.
Илья потянулся к ней, собираясь повалить её на кровать, но внезапно натолкнулся на тонкие, чуть подрагивающие ладони, выставленные вперёд.
— В меня нельзя кончать, — прохныкала Марфа, закусывая губу. — То есть в меня вообще нельзя!
Догадка ошпарила Илью. Ударила в виски.
— Девственница, что ли?
Только не это. Пожалуйста…
— Да, — пискнула Марфа, покрываясь от стыда красными пятнами.
Поздно краснеть, девочка. Очень даже поздно, он бы сказал.
— Принцип у меня такой, понимаете? До свадьбы ни-ни! А так как жениха у меня нет и, скорее всего, не будет, то умру я старой девой. Понимаете?
Ни черта он не понимал.
