Эммануэль Арсан - Эммануэль
Мари-Анж стояла совсем рядом:
– Ты не обращай внимания на то, что болтают эти идиотки, – сказала она. – Они хвастают. На самом деле они не стоят и десятой доли того, на что претендуют.
– Ну, конечно, – ответила Эммануэль после секундного замешательства так-то аттестует этот ребенок своих старших подруг по бассейну!
– Хотите пойти на террасу? – спросила Эммануэль и тут же пожалела об инстинктивно вырвавшемся «вы».
Мари-Анж приняла приглашение величавым кивком головы.
Проходя мимо своей комнаты, Эммануэль вспомнила о большой фотографии у изголовья постели. Она была изображена там абсолютно голой – вдруг гостья увидит этот портрет. Эммануэль ускорила шаги, но Мари-Анж остановилась перед бамбуковой занавеской, заменявшей дверь.
– Это твоя комната? – спросила она. – Можно посмотреть?
И, не дожидаясь ответа, откинула бамбук.
– Какая огромная кровать! – расхохоталась гостья. – Сколько же вас умещается на ней?
Эммануэль покраснела:
– Да здесь, собственно, две кровати. Они придвинуты одна к другой.
Мари-Анж увидела фотографию:
– Какая ты красивая! Кто тебя снимал?
Эммануэль хотела солгать, что это работа Жана, но сказала правду, ничего не приукрашивая:
– Один художник, приятель моего мужа.
– А у тебя есть другие портреты? Их надо тоже держать здесь. Ты ведь здесь занимаешься любовью?
Эммануэль посмотрела на нее. Что же это за существо, которое, глядя таким незамутненным, чистым взглядом, с такой непринужденной улыбкой, по-дружески, без малейшего смущения задает подобные вопросы? И самое странное было то, что под этим взглядом Эммануэль чувствовала, что не может обманывать это существо, что попадает под его власть и готова рассказать самые интимные свои секреты. Словно защищаясь, она откинула занавеску:
– Так мы идем?
Мари-Анж слегка улыбнулась, и они прошли на террасу. Там, расположившись под навесом, защищавшим от палящего солнца, взглянув на реку, струящую свои воды совсем рядом, Мари-Анж всплеснула руками:
– Ну и повезло тебе! Во всем Бангкоке нет дома, так хорошо расположенного. Какой отсюда вид и как здесь чудесно!
Девочка замерла, любуясь расстилавшимся перед нею пейзажем. Затем, совершенно естественным жестом, она расстегнула высоко подвязанный пояс, стягивающий ее талию, и бросила его на красное плетеное кресло. Без промедления она сверкнула молнией пестрой юбки, и та упала к ее ногам. Переступив через юбку, бросилась в шезлонг и взяла один из журналов, лежавших на столике. На ней была только длинная блузка, доходившая до бедер, да узенькие, похожие на мужские, плавки-трусы.
– Ой, я так давно не видела французские журналы!
В шезлонге Мари-Анж устроилась быстро. Она вытянула благопристойно прижатые друг к дружке ноги и развернула журнал. Эммануэль вздохнула, стараясь прогнать смущающие ее мысли, и расположилась напротив Мари-Анж.
– Что это за штука «Совиное масло»? Ничего, если я немного почитаю?
– Пожалуйста, Мари-Анж.
И та начала чтение, спрятав за журналом свое лицо. Но неподвижной она оставалась недолго. Вот ее тело начинает вздрагивать, словно начинает резвиться и взбрыкивать молодой жеребенок. Она подняла левую ногу и положила ее на подлокотник кресла. Эммануэль бросила взгляд на выглядывающие из-под блузки трусики. Рука Мари-Анж оторвалась от журнала, опустилась вниз, нашла под нейлоном трусиков какую-то точку и замерла там. Затем она снова задвигалась – трусов уже не было видно. Теперь средний палец был опущен, только он касался кожи, а другие пальцы образовали над ним как бы раскрытые надкрылья. Сердце Эммануэль забилось так сильно, что она испугалась, что этот стук услышат в доме. Она облизнула внезапно пересохшие губы.
Мари-Анж продолжала свои забавы. Теперь опустился вниз и большой палец, опустился и раздвинул нежную плоть. Остановился, словно задумался и, помедлив немного, стал описывать круги, дрожа еле уловимой дрожью. Невольный стон вырвался из губ Эммануэль. Мари-Анж опустила журнал и улыбнулась.
– А ты разве не ласкаешь себя? – Голова ее лежала на плече, в глазах светился огонек. – А я всегда это делаю, когда читаю.
Эммануэль только кивнула головой, слов у нее не было. Мари-Анж отложила журнал, положила руки на бедра и одним рывком сдернула с себя трусики. Она поболтала в воздухе ногами, чтобы окончательно освободиться от этой части туалета. Затем она расслабилась, закрыла глаза и двумя пальцами раздвинула розовое влажное отверстие.
– А-а, хорошо. Вот как раз в этом месте. Ты согласна со мной?
Эммануэль не могла отвечать, и Мари-Анж продолжала тоном непринужденной светской беседы:
– Я люблю это делать долго. Потому что я никогда не трогаю высоко. Самое лучшее – просто делать туда-сюда в дырочке.
И она продемонстрировала этот способ. Через несколько минут ее поясница выгнулась дугой, и Эммануэль услышала стон, похожий на жалобу:
– О, я не могу больше удержаться…
Палец трепетал, как стрекоза над цветком. Стон превратился в крик. Бедра раскрылись и снова сжались, не выпуская руку из своих тисков. Она кричала долго и громко и, наконец, затихла, еле переводя дыхание, открыла глаза:
– Это в самом деле очень хорошо, – прошептала она.
И снова, наклонив голову, она начала медленно, осторожно вводить внутрь себя средний палец. Эммануэль кусала губы. Когда палец скрылся в глубине, Мари-Анж снова раздала протяжный стон. И вот она уже другая – она просто лучится здоровьем, удовлетворенностью, сознанием выполненного долга. Поласкай и ты себя, – деловито предлагает она Эммануэль.
Эммануэль колеблется, но колеблется недолго. Она встает и расстегивает шорты. Они падают на пол, Эммануэль вытягивается в кресле, а Мари-Анж располагается рядом, на мягком плюшевом пуфе. Обе теперь одеты совершенно одинаково: прикрыт только бюст. Мари-Анж почти касается губами щели своей подруги:
– А как ты это делаешь?
– Как все, – отвечает Эммануэль, думая о легком дыхании девочки, коснувшемся ее бедер. Если бы она положила на бедра руку, это разрядило бы напряжение, и Эммануэль не так бы стеснялась, может быть. Но Мари-Анж не прикоснулась к ней. Она сказала только:
– Дай мне посмотреть.
Мастурбация была для Эммануэль всегдашней помощью и успокоением. Это был самый надежный способ отъединится от мира, в эти минуты словно непроницаемый занавес опускался на нее, и по мере того, как ее пальцы делали свое дело, спокойствие нирваны воцарялось в ней. На этот раз она не собиралась оттягивать наслаждение. Ей хотелось поскорее найти знакомую страну и упасть на родную почву в сладком обмороке оргазма. Она очнулась и услышала новый вопрос Мари-Анж:
