Полукровка (ЛП) - Вендел С. И.
— Нет, это невозможно…
Сорча напряглась.
— Это был ты, — прошипела она.
Что-то похожее на стон вырвалось у Джеррода, прежде чем он развернулся на каблуках и убежал.
По залу прокатился рев, и Орек оказался рядом с ним всего в три шага. Ярость бушевала в нем, зверь скрежетал зубами, жаждая крови Джеррода.
Он продал мою пару! Он причинил ей вред!
Орек схватил пьяного труса за плечо, разворачивая его. Он поднял его за горло. Джеррод издал сдавленный вопль, дрыгая ногами, пытаясь вырваться из хватки Орека. В зале раздались новые крики, но Орек их не слышал.
Его ярость сомкнула челюсти вокруг него с резким щелчком.
Орек зарычал мужчине в лицо, обнажив клыки.
Джеррод дрожал в его руках, как осиновый лист, лицо побагровело, и зверь наслаждался этим.
Сделай это. Забери его жизнь. Он заслуживает смерти за то, что сделал с ней.
— Орек!
Все произошло так быстро, что Сорча забыла дышать. Джеррод попытался убежать, но Орек оказался быстрее, обхватив лорда рукой так быстро, что она почти ничего не заметила. К тому времени, как она добралась до Орека, беспорядочные движения Джеррода начали стихать, а его лицо налилось багровым цветом.
Она позвала Орека по имени, но он, казалось, не услышал. Его лицо исказилось от ярости, нос сморщился, как у большого шипящего кота. Глаза почти горели расплавленным огнем, ярость пульсировала в них и в венах, вздувшихся на его руках.
Все бросились вперед, но не осмелились подойти слишком близко — никто, кроме нее. Она поспешила положить руку ему на плечо, пытаясь успокоить.
— Орек, не надо. Он того не стоит.
Дыхание со свистом вырывалось изо рта Орека, обдавая ее уши.
Она прижалась к нему.
— Пожалуйста, любовь моя, — прошептала она. — Отпусти его.
Орек вздрогнул, снова сверкнув клыками, прежде чем медленно, неохотно поставить Джеррода на ноги. Джеррод схватил руку Орека, все еще сжимающую его горло.
— Это был ты? — прорычал он Джерроду, его голос стал каким-то глубоким, гортанным, какого она никогда раньше не слышала. — Ты продал ее?
Джеррод булькнул, опустив голову, и она подумала, что он собирается это отрицать.
— Говори правду, — прорычал Орек, — или я снесу твою голову с шеи.
Справа от них Дарроу шагнул вперед, его лицо окаменело от беспокойства и стыда.
— Ответь ему, Джеррод.
У Джеррода вырвался стон, когда Орек ослабил хватку ровно настолько, чтобы дать ему глотнуть воздуха. Он кашлял и брызгал слюной, его глаза были дикими, когда он искал выход. Ореку потребовалось впиться пальцами в плоть между шейными сухожилиями, чтобы он наконец кивнул.
— Да, — он кашлянул.
Орек прошипел проклятие на оркском и отпустил лорда. Джеррод рухнул на землю, хватая ртом воздух. Отец поднял его за плечо с таким видом, словно не мог решить, хочет ли он утешить своего сына или придушить его.
Сорча знала, что она хотела сделать, ее собственная ярость закипала. Она знала Джеррода всю его жизнь, видела, как он рос. Он всегда был гордым мальчиком, знающим, кем был его отец и какую известность приобрел. Когда умерла мать Эйслинн и Джеррода, лорд Дарроу с головой ушел в свою и Кьярана работу по искоренению работорговли. В отсутствие отца Эйслинн обратилась к книгам и обучению. Джеррод же обратился к поиску собственной славы, не прилагая для этого усилий. Он легко шел на все, даже если это означало ложь или воровство. Вот почему, даже когда они были подростками, и Сорча впервые заметила его горячие взгляды, она отказала ему.
Хотя он был сыном и наследником лорда, жизнь не была добра к Джерроду. Но это не давало ему права обращаться с другими так, как он это делал.
Жизнь Орека была намного тяжелее, и он стал хорошим, благородным мужчиной. Он не сдался и не выбирал легких путей.
Она отвернулась от Джеррода и своего гнева, чтобы отвести Орека на несколько шагов. На его лице все еще читалась ярость, и хотя он отошел вместе с ней, его глаза не отрывались от Джеррода, словно ожидая нового нападения.
Сорча взяла его лицо в ладони, издавая успокаивающие звуки и призывая посмотреть на нее. Когда она, наконец, поймала его взгляд, то наклонилась, чтобы поцеловать уголок его рта.
— Все в порядке, — пробормотала она, — он больше не может причинить мне боль.
— Он не заслуживает даже дышать одним воздухом с тобой.
— Не заслуживает. Больше нет. Я дышу твоим.
Её попытка придать словам лёгкости вызвала у него сдержанный вздох, и часть ярости отступила, его плечи едва заметно расслабились.
Орек притянул ее к себе и зарылся лицом в ее волосы. Из его груди все еще вырывалось рычание, но он был спокойнее. Она это выдержит.
— Орочья шлюха.
Оскорбление шлепнулось на землю у ног Сорчи. Она застыла, как от удара, и почувствовала, как рычание Орека усилилось под ее руками.
На этот раз Сорча оказалась быстрее всех.
Набросившись на Джеррода, который, ухмыляясь, стоял рядом со своим отцом, Сорча сократила дистанцию и ударила его по лицу. Звук эхом отозвался в зале.
Из его носа потекла кровь, а его пятнистое от гнева лицо исказилось, когда он смотрел на неё с непоколебимой яростью и возмущением.
Отвращение скрутило ее желудок. Этот проныра причинил столько вреда из глупой, мелкой злобы. Он не заслуживал стоять рядом со своими отцом и сестрой.
— Закрой свой рот, — зарычала она на него, — и не смей принижать то, что случилось с теми женщинами, захваченными в плен и проданными оркам. Их схватили и принудили. Именно то, что ты хотел, чтобы случилось со мной. Чтобы наказать меня.
Ее кулаки дрожали, она так крепко их сжала, что ей стало приятно, когда глаза Джеррода расширились от страха перед ней.
— Эти женщины заслуживают нашего сочувствия и помощи, а не оскорблений. Так что даже не думай возлагать вину за их судьбу на них, называя так.
Она оскалила на него зубы в свирепой улыбке, которая заставила содрогнуться даже лорда Дарроу.
— Но ты знаешь, я орочья шлюха. Я жаждала его зеленого члена, умоляла о нем — потому что он мой. Он мой. Орек хороший и благородный, такой, каким ты не являешься. Если это делает меня орочьей шлюхой, тогда ладно. С радостью.
Зал звенел от ее заявления, и, возможно, позже она покраснеет от стыда за рассказ о том, что хочет член Орека перед своим отцом и лордом Дарроу, но прямо сейчас ее не волновало ничего, кроме того, как Джеррод дрожал от жалкой ярости.
Я надеюсь, она съест его изнутри.
Дарроу и Эйслинн смотрели на происходящее с отвращением и болью, и сквозь свою ярость сердце Сорчи разрывалось за них. Эйслинн не питала особой нежности к своему брату, но они были семьёй. Сорча даже представить не могла, что бы она делала, если бы подобные обвинения были выдвинуты против Коннора или Найла.
Она поймала пристальный взгляд Эйслинн, часть гнева покинула ее, когда Эйслинн медленно перевела взгляд с нее на Джеррода. Ее губы скривились, когда она посмотрела на своего брата, и после напряженного момента она спустилась с помоста, чтобы заключить Сорчу в объятия.
— Мне так жаль, — прошептала она.
— Мне тоже, — сказала Сорча.
Лорд Дарроу наблюдал за ними печальными глазами, а лицо внезапно постарело. Он знал, что у его сына были недостатки, не раз приносил извинения и оправдания, всегда пытаясь поддержать Джеррода, чтобы тот был на высоте положения. Судя по опустошению, написанному на его лице, реальность того, насколько глубоко прогнил Джеррод, стала слишком очевидной, чтобы ее игнорировать.
Коннор держал Джеррода за руку, пока Дарроу невидящим взглядом смотрел на сына с помоста. Джеррод умолял, говоря, что не хотел, чтобы работорговцы забрали Сорчу, хотел чтобы они только напугали ее. Что он не знал, что это произойдет. Что так не должно было случиться.
Его отчаянные слова вызвали реакцию, которой они заслуживали, — никакую.
