Анаис Нин - Шпион в доме любви
Отдавала маман себе отчет и в той привлекательности, которой обладала Вивиан, приехавшая с юга Франции. Тело ее было как раскаленные угли и могло распалить даже самое холодное тело. Она понимала значение напряжения и затишья. Начиналось все с важной церемонии, когда она сидела на биде и подмывалась. Садилась она на это маленькое приспособление верхом, раздвинув ноги, так что были видны ее большие ягодицы и прямо над ними — улыбчивые ямочки. Ее золотисто-смуглые бедра были широкими и упругими, как круп цирковой лошади. Когда она сидела таким образом, все ее линии приобретали округлость. Если мужчине надоедало наблюдать за ней сзади, он мог встать перед ней и посмотреть, как она споласкивает волосы в паху и промежность и как осторожно намыливает срамные губки. Сначала она была покрыта мыльной пеной, потом водой, так что под конец срамные губки приобретали розовый сверкающий оттенок. Время от времени она со спокойным видом обследовала их. Если в тот день у нее уже побывало много мужчин, губки выглядели слегка припухшими. В такие дни Баск очень любил на нее смотреть. Она аккуратно вытиралась, чтобы не сделать еще хуже.
Сейчас он пришел именно в такой день и рассчитывал на то, что сможет воспользоваться этим раздражением. В другие разы она бывала ленива, тяжела и безразлична. Она принимала позу классической статуи, что подчеркивало округлость ее форм. Она лежала на боку, подпирая голову рукой, и время от времени медное тело ее увеличивалось, словно то было эротическое распухание, вызванное ласкающей рукой. Так она и предлагала себя, прекрасная на вид и неподдающаяся возбужденно. Некоторые мужчины все же предпринимали погашен. Она с отвращением отворачивала от них губы, но отдавала в полное распоряжение свое тело, хотя сама совершенно абстрагировалась от происходящего. Они могли раздвигать ей ноги и сколько угодно рассматривать ее, но они были бессильны заставить ее увлажниться. Однако стоило какому-нибудь мужчине войти в нее, как она реагировала, словно он залил в нее раскаленную лаву, и движения ее тела становились яростнее, чем у женщин, которые действительно что-то испытывают, потому что ее движения были неискренними. Она извивалась, как змея, и кидалась из стороны в сторону так, будто ее жгли или били. Сильные мускулы придавали ее движениям мощь, возбуждавшую самые животные желания. Мужчины боролись с ней, пытаясь сдержать иступленный танец тела, приникшего к их телам и казавшегося пригвожденным к чему-то очень болезненному. Без предупреждения, когда это было ей удобно, она вдруг затихала. Посреди возрастающего возбуждения это так их огорошивало, что им не сразу удавалось кончить. Она превращалась в кусок неподвижного мяса. Она нежно их облизывала, так, как будто сосала перед сном палец, чтобы скорее уснуть. Эта неподвижность раздражала их, и они пытались растормошить ее, трогая все тело. Она не мешала им, но и не реагировала.
Баск был нетерпелив и наблюдал за ее ритуальными движениями. Сегодня, после многих атак, она распухла. Как бы мало ей ни платили, она никогда не мешала мужчинам кончать.
Большие мягкие губки припухли от такого обилия трения, и ее слегка лихорадило. Баск действовал очень осторожно. Он положил свой маленький подарок на стол, разделся и протянул женщине смягчающую вату. Подобная внимательность заставила ее забыться. Он обращался с ней как с женщиной. Только несколько осторожных ласк, чтобы успокоить ее и унять жар. Кожа у нее была смуглой, как у цыганки, гладкой, чистой и даже припудренной. Его пальцы были чувственными. Он дотронулся до нее только по недоразумению, погладил и положил свой член ей на живот, как игрушку, на которую она может посмотреть. Когда к нему обращались, член реагировал. Ее живот задрожал под весом члена и приподнялся, чтобы лучше его прочувствовать. Поскольку Баск не выказывал ни малейшего признака того, что хочет проникнуть в нее, она позволила себе роскошь расслабиться и забыть о бдительности.
Жадность других мужчин, их эгоизм и стремление во что бы то ни стало получить удовлетворение, нисколько не заботясь о ней, настраивали ее враждебно. А Баск отличался галантностью. Он сравнивал ее кожу с сатином, волосы — с мхом, и говорил, что запах ее тела схож с ароматом благородного дерева. Потом он расположил член напротив ее срамного отверстия и нежно спросил:
— Тебе не больно? Я не буду входить, если тебе больно.
Такая предупредительность тронула ее, и она ответила:
— Немножко больно, но ты попробуй.
Он двигался совсем по чуть-чуть.
— Больно?
Он предложил выйти из нее. Ей пришлось на него надавить.
— Только кончик. Попробуй еще.
Тогда внутрь проникла головка члена и замерла. Это дало Вивиан достаточно времени, чтобы прочувствовать ее, чего с другими мужчинами у нее никогда не бывало. Каждый раз, когда он очередным усилием входил в нее все глубже, у женщины было время прочувствовать, как это приятно, когда его член находится внутри, что места для него как раз, не больше и не меньше, и что сам он подходит ей в точности. Баск снова выдержал паузу и потихоньку двинулся дальше. У Вивиан было время почувствовать, как это восхитительно, когда тебя наполняют, и как замечательно внутренности женщины рассчитаны на то, чтобы в них что-нибудь держали. Какое наслаждение удерживать в себе нечто, с чем можно обменяться теплом и влажностью. Он снова пришел в движение. Напряжение и ощущение пустоты, когда он устремился наружу, заставили ее тело тотчас же окоченеть. Она закрыла глаза. Его медленное вторжение посылало по телу волны сладострастия, невидимые волны, проникавшие глубоко в ее матку. Он был словно создан для того, чтобы заполнить этот нежный туннель и оказаться втянутым в его жадные глубины, где находились полные нетерпеливого ожидания нервные окончания. Ее тело уступало все больше и больше, и он все глубже уходил в него.
— Больно?
Он заскользил обратно. Она ощутила разочарование, однако не посмела признаться в той пустоте, которую испытывала без его присутствия.
Ей пришлось просить Баска:
— Воткни его снова.
Это было изумительно. Он вошел в нее до половины, гак что она могла его чувствовать, не будучи в состоянии ни сжать, ни всосать в себя. Он сделал вид, будто намеревается остаться там навсегда. У нее возникло желание двинуться ему навстречу и заглотнуть его, однако она сдержалась. Она была готова закричать. Та ее часть, которая еще не пришла в соприкосновение с ним, пылала, потому что он был так близок. Ей нужно было, чтобы он пронзил ее до самого дна. Тело ее изогнулось, готовое присосаться к нему. Влагалище шевелилось, как водяной анемон, и силилось присосаться к его члену, однако тот оказывался близок лишь настолько, чтобы посылать по ее телу волны возбуждения. Баск снова задвигался, глядя ей в лицо. Он видел ее приоткрытые губы. У нее было желание привстать под ним и всосать его член полностью, но она ждала. Она была на грани истерики из-за его медленной, дразнящей ласки. Она от/ крыла рот, показывая, с какой жадностью ее тело распахнуто внизу, и только тогда он вошел в нее и почувствовал ее оргазм.
