Елена Прокофьева - Принц Крови
Луи было девятнадцать лет, вот уже три года он назывался королем Франции, по сути таковым не являясь. Он страдал от отсутствия реальной власти и возможности распоряжаться собой, своим временем и своей жизнью.
Филипп же по большей части страдал от безденежья. Свой маленький двор он должен был кормить и развлекать, а где достать для этого средства? Можно было устраивать какие угодно истерики скупцу Мазарини, от него невозможно было получить ни единого су. Приходилось выпрашивать деньги у матушки. Анна почти никогда не отказывала Филиппу, но давала она все-таки мало. Повеселиться на эти жалкие крохи так, как хотелось, не представлялось ни малейшей возможности.
2.Изысканные удовольствия стоили больших денег, а все остальное давно приелось. Скучающие придворные, утомившись игрой в кости, лишенной всякого смысла и азарта все по той же причине, что ставки были жалки, частенько покидали дворец и отправлялись в какой-нибудь трактирчик поприличней, где можно было встретить провинциального толстосума и попытать счастья в игре с ним.
— Вы снова бросаете меня, господа?! — однажды возмутился Филипп, — Бросаете совсем одного?! Идете развлекаться, тогда как я должен умирать от скуки?
— Вот уж развлечение, — пожал плечами де Вард, — Это необходимость, монсеньор. Скоро нам нечего будет есть.
— Мазарини держит нас впроголодь, — не преминул добавить де Гиш.
— И меня, между прочим, тоже! — капризно воскликнул Филипп.
— Неужели вы полагаете, мы будем стараться для себя? — укоризненно произнес Гиш, нежно целуя принца, — Если вдруг нам случится выиграть, мы не потратим ни единого су…
Филипп не дал ему договорить.
— Так я вам и поверю! Вы пойдете развлекаться без меня! Я знаю! Отправитесь в какой-нибудь гнусный бордель, а потом скажете, что все проиграли подчистую и будете клянчить у меня деньги!
На лицах Варда и Гиша отразилось подлинное недоумение.
— Филипп! Как вы можете?! Мы — ваши верные…
— Все, все! — вскричал принц, — На этот раз я иду с вами!
— Вы?! — потрясенно воскликнули оба фаворита.
— Ну да… — Филипп подошел к зеркалу и расправил кружевной воротничок, — А что вас, собственно, так изумляет, господа?
— Если кто-то узнает, — зловеще проговорил Вард, — Нам не сносить головы.
Филипп нахмурился.
— Вы забыли, кто ваш господин? Будете мне перечить, — отправитесь в ссылку, в свои жалкие поместья. Или мне следует сказать: «такова моя воля»? — последние слова Филипп произнес подбоченившись и выпятив вперед нижнюю губу, пародируя старшего брата.
Гиш застонал.
— Никто не узнает, — тихо продолжил Филипп и кокетливо улыбнулся своему отражению в зеркале, — А почему, собственно, кто-то должен узнать? Кто будет болтать? Ты Гиш? Или ты Вард?
— Мы уж точно не будем, — пробормотал Гиш.
— Тогда решено! Вы оденете меня… Как-нибудь поскромнее. Может быть, даже как буржуа. — Филипп расхохотался, — О нет, это уж слишком! Ну, как одеваются всякие бедные дворянчики, вы должны это знать!
Идея путешествия по городу инкогнито так вдохновила Филиппа, что он даже удивился, почему же она не пришла ему в голову раньше. По Парижу принц путешествовал не иначе как в карете, а во времена Фронды — в закрытой карете, так что для него город представлял собой нечто совершенно загадочное и, признаться, страшноватое. Так что теперь его ждало настоящее приключение, которое совершенно точно развеет скуку.
Спорить с Филиппом было бесполезно. Когда он чего-либо хотел, он становился дьявольски упрям. А если все равно не добивался своего — то дьявольски мстителен. Де Вард и де Гиш не хотели пробуждать в принце мстительность. И потому, горько жалея о том, что посвятили его в свои планы, вынуждены были согласиться.
— Мы отправимся, как только стемнеет, монсеньор, — сказал Вард и вздохнул.
Гиш посмотрел на него сокрушенно.
А Филипп презрительно фыркнул.
— Да будет вам, господа! Лучше бы порадовались, что в кой-то веки вам удастся развлечь своего несчастного принца!
Филипп только говорил, что готов одеться скромно и неприметно, как бедный дворянчик, на самом же деле, заставить его сделать это оказалось невозможным. Та одежда, что Гиш и Вард принесли ему, повергла принца в шок.
— Господа, — поморщился он, — С кого вы сняли это тряпье?!
Вард в сердцах швырнул все на пол и носком сапога пнул под диван.
— Вам не угодишь! — проворчал он, — Это мой собственный камзол, если хотите знать!
— Боже, Вард… Ну ладно, я уже сам подобрал себе костюм.
Вард и Гиш мрачно переглянулись.
— Идите сюда, господа, я покажу вам!
Фавориты не стали ни возмущаться, ни пускаться в очередные бессмысленные уговоры, они уже были готовы ко всему и со всем смирились. Так было проще.
— Будем надеяться, что его все-таки не узнают, — тихо проговорил Гиш, когда они осторожно, как воры, покидали дворец через крохотную калитку, которой пользовались самые ничтожные из слуг, мусорщики и золотари.
— Не беспокойтесь, граф, никому даже в голову не придет, — утешил его Вард.
— Если он будет вести себя тихо.
— Если он не будет вести себя тихо — я его задушу.
Гиш хмыкнул.
— Что вас так задержало, господа? — услышали они сварливый голос принца, который уже успел углубиться в какую-то подворотню, — Поспешите, здесь невыносимое зловоние!
Его лошадь стояла посреди улочки прямо в желобе для стока нечистот, где темнела застоявшаяся бурая масса, и воздух казался густым и жирным от гнилостных испарений.
— Какого дьявола вы выбрали именно эту дорогу?! — всхлипнул принц.
Сейчас приключение ему совершенно не нравилось: его мутило, ему казалось, вонь пропитала его волосы и бархат его камзола, и от нее невозможно будет избавиться никогда.
Вард и Гиш поспешили вскочить на лошадей.
— Монсеньор, прошу вас тише, если вы не хотите, чтобы нас здесь застали!
— А, черт!
Филипп свесился с лошади, и его стошнило прямо в сточную канаву, добавив к букету ароматов еще один, новый.
— Монсеньор, — простонал Гиш, — Нам лучше вернуться во дворец!
— Нам лучше поскорее убраться отсюда! — прорычал Вард, — Вы в состоянии ехать, Филипп?
— Я не знаю, — пробормотал Филипп, с трудом выпрямляясь в седле и вытирая губы батистовым платком, — По-моему, я умираю.
В следующий миг платок полетел под копыта лошади. Гиш поспешил склониться и подобрать его.
— Что вы делаете? На нем ваша монограмма, — с укором сказал он.
Вард взял за повод лошадь принца и повел за собой.