Капкан (СИ) - Лин Брук

— Куришь? — интересуется Осман, облокотившись локтями об балюстраду, и протягивает мне пачку сигарет.

Не курю. Уже около четырёх лет. Слукавлю, если скажу, что бросила, как только узнала, что беременна. Не было у меня подобного, так как не было никакой любви ни к себе, ни к ребёнку. Но со временем все само сошло на нет. А когда Ариана появилась на свет и жизнь стала налаживаться, я и вовсе забыла о пагубной привычке.

Однако сейчас, когда смотрю на Османа, который затягивается и медленно выпускает дым, уткнувшись взглядом куда-то вдаль, я чувствую, что готова выкурить целую пачку.

Молча достаю одну сигарету, мужчина выпрямляется в спине, помогает мне её зажечь, а после снова возвращается в прежнюю позу.

— Красиво у вас здесь, — говорю, затянувшись, и с наслаждением выдыхаю сигаретный дым.

— Это место, куда хочется возвращаться, — отвечает, наблюдая за отцом.

— Ты приезжаешь сюда на выходные?

— Последние полгода, мы с Линдой здесь живем. С годами человек приходит к тому, что хочет чаще находиться в кругу своей семьи.

— Не каждый. Кто-то до конца жизни отдаёт предпочтение одиночеству, — утверждаю с горечью.

— А кто-то, — раздаётся голос Роланда позади нас, и я резко оборачиваюсь, чтобы взглянуть на него, — Не учится на своих ошибках, — подходит ближе, переводя тяжелый взгляд с моих глаз на пальцы, держащие сигарету.

Смотрю на него, хоть это и невыносимо. Хочу, как прежде, видеть злость, смешанную горячим импульсом. Но вижу лишь презрение, заставляющее леденеть даже под лучами солнца.

Он ничего не говорит, но мне всё ясно и без слов. Постой мужчина еще минуту рядом, я сама бы потушила окурок на себе, как бы абсурдно это не звучало. Но Роланду достаточно взгляда, чтобы я почувствовала себя ничего не значащим мусором на трассе.

Поприветствовав брата, он спускается вниз, присоединившись к отцу.

— Пора ему осознать, что ты уже девочка взрослая, — усмехается мужчина, качая головой и наблюдая за младшим братом.

— Есть более важные вещи, которые он должен осознать, — потушив сигарету, тянусь к стакану с кофе, делаю глоток и нервно сжимаю губы.

— Нам всем что-то нужно осознать. А до тех пор, пока мы думаем, что умнее, мудрее и хитрее жизни, будем спотыкаться, падать и разбивать лбы, — он смотрит на меня с легкой улыбкой на губах, а взглядом старается понять дошли ли до меня его слова или пролетели мимо.

Молчу, всё глубже погружаясь в себя.

— Не переживай, мы все ходим с лбами, рассеченными до костей.

И хоть он говорит о лбах, в его словах я слышу речь о сердце.

— Пойдём, развеемся с Графом, — приглашает он, и я спускаюсь вместе с ним к Ренату Яновичу и Роланду.

Зачем — не знаю. От присутствия последнего мне становится только хуже. Но и его отсутствие не делает меня счастливой. Ненавижу это подвешенное чувство.

Раздаётся звук открывающихся ворот, и во двор заезжает чёрный лимузин. Мужчины отвлекаются от Графа и, переглянувшись с снисходительной ухмылкой на губах, слегка закатив глаза, начинают направляться к остановившемуся автомобилю. Как и всегда, моё любопытство берет верх надо мной, и я с интересом наблюдаю за всем происходящим.

Сначала выходит водитель в костюме, проходит к задней двери, открывает её и подаёт руку, по всей видимости, женщине. И уже через пару мгновений из автомобиля выходит дама пожилых лет. Свечение бриллиантов на её пальцах, шее и ушах я бы увидела за версту. Одетая в элегантное бежевое платье и держа под рукой брендовый клатч, она благодарит водителя и разрешает ему уехать.

— Мама, ты что тут делаешь? — подходит к женщине Ренат Янович, приветствуя её поцелуем в обе щеки. К нему присоединяются Роланд и Осман.

— Полжизни прожил, но так и не научился приветствовать мать, — отвечает, величественно глядя на сына.

— Предупредила бы, мы бы заехали за тобой в аэропорт, — поддерживает Осман.

— Негоже дамам ездить на бульдозерах, которые вы водите.

— Тогда не злись, что встречаем без красной ковровой и лепестков роз, — отвечает с усмешкой Роланд и обнимает её следом за братом.

Она улыбается ему и лишь его прижимает ближе к себе.

Я стою и внимательно слежу за ними, забыв, что не невидимая. Глупо, наверное, было думать, что в их роду найдётся ещё пара-тройка мягкотелых родственников, но я думала, что твёрдость характера и важность — это у них по мужской линии.

Когда женщина замечает меня и начинает осматривать с ног до головы, я направляюсь в их сторону.

— Надеюсь, старческий маразм ещё не настиг тебя, и ты не привёл в дом молоденькую профурсетку? — обращается без капли смущения женщина к Ренату.

Глава семейства хочет ответить, но я его опережаю, нисколько не удивившись и не оскорбившись её словам. Знаем таких — проходили. Подхожу к ней, протягиваю руку и представляюсь:

— Медея. Молодая профурсетка и подруга Роланда.

Она даже не думает протягивать ладонь в ответ. Смотрит на меня с надменностью.

— Ох, простите, — отпускаю руку, улыбнувшись. — В вашем королевстве нужно кланяться?

— Медея! — одергивает меня Роланд, бросив смирительный взгляд. — Через час мы выезжаем, поэтому ты можешь идти собираться.

— Как скажете, Роланд Ренатович, — продолжая ухмыляться, бросаю на прощание взгляд на старушку, подмигиваю, разворачиваюсь и покидаю их общество.

Наверное, с моей стороны было бы достойнее промолчать и дождаться, когда за меня вступиться Ренат Янович, но я не сумела удержаться от удовольствия ответить этой даме. Ещё никто в их семействе так энергетически мне не напоминал Роланда, как она.

Осознание, что через час мы выедем навстречу к моей девочке, выводит меня из депрессивного состояния и доводит до состояния волнительной эйфории. Оно сдвигает камни с сердца, даёт ему вздохнуть.

Зайдя в комнату, открываю чемодан, оставленный Роландом прошлой ночью, достаю оттуда лёгкое белое платье, которое любит Ари.

«— Мама, ты похожа на ангелочка!» — радостно твердит она, когда видит меня в нем и бросается в объятия, продолжая артистично говорить о том, какая у неё красивая мама.

Хочется поставить такие мгновения на повтор. Особенно сейчас. Когда, кажется, что сорвусь на полпути и упаду обратно на дно.

Безуспешно попытавшись скрыть косметикой усталость с лица, надеваю платье и выхожу из комнаты. По дороге сюда, я слышала игру скрипки где-то из глубин второго этажа. Игра настолько обволакивала и напоминала Эмми, что я не могла себе позволить не пройти поближе, чтобы послушать. Насладиться. Закрыть глаза и представить, что сестра рядом.

Бросая краткие взгляды на картины, развешанные с обеих сторон стен, медленно следую по коридору, ведущему к дверям, за которыми играет живая музыка. На одних изображены пейзажи, на других автопортреты семьи.

Мои глаза застывают на одной из картин. На ней изображён улыбающийся подросток в обнимку с собакой. Пытаюсь оторвать своё внимание от него, но не могу. Остановившись перед изображением Роланда, мысли невольно тянут меня к прошлому. Туда, где при каждой нашей встрече, при каждом моем слове и каждом поступке, Роланд одаривал меня восхищенным взглядом и согревающей улыбкой.

Рукой касаюсь нарисованных губ, провожу по ним пальцем, с грустью констатируя, что не увижу больше в свой адрес подобного.

Услышав, как кто-то откашливается, вздрагиваю и, отстранившись от картины, оборачиваюсь на подошедшего.

Роланд стоит, скрестив руки, ухмыляется, поймав меня с поличным, и пристально наблюдает за моим замешательством.

— Не удивлён, что эта картина тебе приглянулась.

— Я настолько предсказуема?

— Картину срисовали с фотографии, которую сделала Ариана.

И вот я должна радоваться, что он отделяет меня от неё. Должна быть счастлива, ведь так хотела этого. А я все глубже становлюсь несчастной.

— Я не знала, — пытаюсь улыбнуться, но получается криво. — Красиво выполненная работа.

Он ничего не отвечает, хочет пройти дальше, очевидно, направляясь к сестре, которая продолжает своё великолепное исполнение.