Меган Максвелл - Ты только попроси. Сейчас и навсегда
Из глаз Эрика сыплются искры. Он в ярости. От нахлынувших воспоминаний он в гневе ударяет рукой по рулю автомобиля.
– Похоже, тебе понравилось с ним общаться.
Я не хочу спорить и, стараясь сохранить над собой контроль, шепчу:
– Послушай, дорогой, я не знала, кто он. Я всего-навсего была приветливой и…
– Значит, больше не будь таковой, – перебивает он. – Когда же ты поймешь, что здесь быть приветливой с кем-нибудь означает, что ты клеишься.
Это вызывает у меня улыбку. Во многих вещах немцы немного своеобразные, и это одна из них.
– Ты ревнуешь?
Эрик не отвечает. Поворачивается ко мне, окидывает меня огненным взглядом, который сводит меня с ума, и в конце концов цедит сквозь зубы:
– А я должен?
Я отрицательно качаю головой и включаю проигрыватель дисков. К своему удивлению, понимаю, что Эрик слушает мою музыку. Он начинает возражать, я улыбаюсь, а Луис Мигель поет:
Мы столько времени наслаждаемся этой любовью,
Наши души стали настолько близки,
Что я храню в себе твой аромат,
Так же как и ты хранишь мой аромат.[27]
О боже, какая романтическая песня!
– Ты себя лучше чувствуешь? – интересуюсь.
– Да.
Нужно что-то делать. Нужно, чтобы он расслабился и улыбнулся. И поэтому я говорю:
– Выходи из машины.
Он удивленно на меня смотрит и спрашивает:
– Что?
Я открываю дверь и повторяю:
– Выходи из машины.
– Зачем?
– Выходи из машины, тогда узнаешь, – не унимаюсь я.
Он выходит и громко хлопает дверью. Он до сих пор злится. А я, перед тем как выйти, увеличиваю громкость музыки и оставляю свою дверь открытой. Трусишка тоже выходит. Затем я иду к своему обожаемому ворчуну и, обнимая его, говорю перед его недовольным лицом:
– Потанцуй со мной.
– Что?!
– Потанцуй со мной, – настаиваю я.
– Здесь?
– Да.
– Посреди улицы?
– Да… И под снегопадом. Разве тебе это не кажется романтичным?
Эрик ругается, а я улыбаюсь. Он собирается отвернуться, но я дергаю его за руку и, хорошенько его шлепнув, требую:
– Потанцуй со мной!
Это дуэль титанов. Германия против Испании. В конце концов, когда я морщу носик и расплываюсь в улыбке, он сдается.
Оле, Испания побеждает!
Он обнимает меня. Это волшебный и неповторимый момент. Он танцует со мной. Он расслабляется. Закрываю глаза в объятиях своего любимого, растворяюсь в голосе Луиса Мигеля:
Пройдет больше тысячи лет, а может еще больше.
Я не знаю, существует ли любовь в вечности.
Но там, как и здесь, на твоих губах,
Останется вкус моего поцелуя.
– В том, что ты ревнуешь, есть нечто пикантное, но тебе не стоит это делать. Ты для меня единственный и неповторимый, – шепчу я, не глядя на него, мирно танцуя в его объятиях.
Замечаю, что он улыбается, и я тогда тоже расплываюсь в улыбке. Мы продолжаем молча танцевать, а когда заканчивается песня, смотрю на него и спрашиваю:
– Успокоился немного? – Он не отвечает, и я, стараясь скорчить милую мордашку, добавляю: – Айсмен, я люблю тебя.
Эрик страстно меня целует и шепчет:
– И я тебя люблю, дорогая.
33
Сегодня четвертое марта, и это мой день рождения. Мне исполняется двадцать семь. Я разговариваю по телефону с родными – принимаю их поздравления. Я тоскую по ним. Мне так хочется увидеть и потискать их, что обещаю скоро к ним приехать. В честь моего дня рождения Соня устраивает в своем доме званый ужин. Она пригласила Фриду, Андреса и еще нескольких моих друзей. Я счастлива.
Флин подарил мне очень красивый кулон, которым я по-настоящему горжусь. Для меня очень важно, что мальчик сам выбирал и подарил мне его. Очень важно. Эрик подарил мне удивительный браслет из белого золота. На нем выгравированы наши имена, и это меня трогает до глубины души. Он чудесный. Однако самый удивительный подарок, от которого у меня мурашки побежали по коже, мой любимый сделал мне, когда попросил снять кольцо и прочитать, что находится на его внутренней стороне: «Ты только попроси. Сейчас и навсегда».
– Но когда ты это сделал? – ошеломленно спрашиваю я.
Эрик смеется. Он счастлив.
– Ночью, когда ты спала, я снял с тебя кольцо, а Норберт отвез одному своему знакомому ювелиру. Через пару часов он привез его, а я снова надел. Я знал, что ты его не снимаешь, а значит, не сможешь увидеть надпись.
Я набрасываюсь на него с объятиями. Обожаю неожиданные сюрпризы и таю в его руках, когда он целует и хриплым голосом шепчет у моих губ:
– Не забывай об этом, малышка. Сейчас и навсегда.
Примерно через час, когда я привела себя в порядок, смотрюсь в зеркало. Мне нравится мое отражение. Я в восторге от черного платья из органзы, которое мне купил Эрик. Поправляю волосы, которые я решила оставить распущенными. Эрику нравятся мои волосы, он любит их трогать, нюхать, и меня это возбуждает.
Открывается дверь, и на пороге нашей комнаты появляется господин моих желаний. Он такой красавец в черном смокинге и бабочке.
«М-м-м! Бабочка?! Как сексуально. Когда мы вернемся, хочу его увидеть обнаженным и в этой бабочке», – думаю я и, глядя ему в глаза, спрашиваю:
– Как я выгляжу?
Эрик окидывает меня взглядом, и я замечаю вспыхнувший в его глазах огонек. Наконец он кривит рот и с опасной улыбкой тихо произносит:
– Сексуально. Возбуждающе. Чудесно.
О господи… Я его сейчас зацелую!!!
Возбужденная, я ныряю в его объятия. Его руки ласкают мою обнаженную спину, и я с улыбкой ловлю его поцелуй. На протяжении нескольких секунд мы страстно целуемся, и, когда я уже на грани возбуждения готова сорвать с него смокинг, он отстраняется от меня.
– Давай, смугляночка. Мама ждет нас.
Я смотрю на часы. Пять часов.
– Мы должны приехать к твоей матери так рано?
– Лучше раньше, чем позже, как ты считаешь?
Когда он меня отпускает, я лишь улыбаюсь. Ох уж эта немецкая пунктуальность!
– Дай мне пять минут, и я спущусь.
Эрик кивает, еще раз целует меня и исчезает из комнаты, оставив меня одну. Не теряя времени, обуваю туфли на каблуке, снова смотрю на себя в зеркало и подкрашиваю губы. Закончив туалет, довольно улыбаюсь, беру сумочку, которая гармонирует с платьем, и, готовая отлично провести сегодняшний вечер, выхожу из комнаты.
Когда я спускаюсь по лестнице, мне навстречу выходит Симона.
– Сеньорита Джудит, вы красавица.
Улыбаюсь комплименту и обнимаю ее. Мне сейчас нужно кого-то потискать. Ко мне подбегают Трусишка и Кальмар. Когда я отпускаю Симону, она смотрит на меня и с невинной улыбкой говорит, забирая с собой собак:
