Будь моей нежностью
Вот почему она устроила этот цирк и показуху. Я думал, она действительно обрадовалась встрече, а ей просто нужны деньги!
– Сколько? – спрашиваю, и малолетний ловелас показывает мне выставленный иностранной клиникой счёт. Нехилая сумма. Выглядит всё чин чинарём, но доверять на слово я не привык и не обязан. – Мой юрист проверит, и тогда я оплачу.
Я не смотрю на Асю. Пересылаю себе документ, беру её за руку и веду к машине. Она затихает, почувствовав волны негативной энергии, растекающиеся во все стороны от меня.
Поверить не могу, что купился на поведение этой чёртовой куклы, а теперь испытываю глубокое разочарование! Но даже в самых потаённых уголках сознания не хочу признаваться в этом себе или кому-либо другому.
На выезде из города Ася отмирает и тихо уточняет:
– Ты всё-таки злишься, да?
– Нет, – кидаю на неё равнодушный взгляд.
– Ну-ну! – протягивает медленно и неожиданно всхлипывает с обидой: – Ты думаешь, мне это надо было? Думаешь, я хотела?
Ну, вот. Снова решила включить старую пластинку, словно сам не знаю, что и не надо, и не хотела, но я пришёл и всё испортил.
– Наверно, было бы правильней, если бы хотела, если бы желала! Как минимум, чтобы отомстить тебе, да, Богдан? – она говорит будто на незнакомом мне языке. Ни черта не понимаю! – Наверно, я должна сейчас испытывать удовлетворение, что якобы изменила тебе, да?
– Лучше помолчи, – предупреждаю я тихим, но твёрдым голосом.
– Почему я должна делать только то, что ты мне велишь? Почему тебе даже в голову не приходит, что у меня тоже есть чувства?!
– Не понимаю твоего недовольства, – цежу сквозь зубы, только бы не вспылить. Я поражён собственной выдержкой сегодня. – Ты получила, что хотела? Какие у тебя теперь претензии? Нет претензий? Может, ещё одно желание миллионов на восемь?
– Так ты злишься не из-за того, что я целовалась с другим мужчиной, а из-за денег? – вспыхивает Ася. Её щёки загораются алым знаменем. – То есть, тебе абсолютно всё равно, где, чем и с кем я занимаюсь?! Зачем тогда устроил этот фарс со свадьбой?
– Тормози, кукла! – повышаю голос, съезжая на первую попавшуюся просёлочную дорогу. И торможу сам.
Какой-то перелесок. То там, то здесь листья уже разукрашены жёлтыми и красными мазками, хотя солнце ещё шпарит вполне по-летнему. Сентябрь выдался удивительно тёплым в этом году. Совсем не таким, как восемнадцать лет назад.
2002 год.
Разбирая бумаги в отцовском кабинете – не в доме, нет, потому что он сгорел, – я нахожу неприметную папку в одном из наших представительств. В одном из моих представительств, если быть точнее, пока Хасан не достал меня окончательно, всё здесь принадлежит мне.
В этой папке много снимков и бумаги. Какие-то документы, записи, договора.
Я выкладываю всё это на стол перед собой и внимательно изучаю. На этих потёртых фото моменты наших встреч с Машей Мироновой, её встречи с Сергеем, кошмарный снимок её, распластанной под телом моего друга.
Превозмогая брезгливость, я начинаю рассматривать с особой тщательностью всё с этого момента. На лице Маши навечно застыла гримаса ужаса и боли. Под глазами – размытая слезами тушь, помада смазана от грубых поцелуев, с блузки сорваны пуговицы, руки жёстко зафиксированы железной хваткой руки Дубравина. Это похоже на что угодно, но не на акт взаимной любви.
Листаю документы и нахожу договор, заключённый между Сергеем Дубравиным и… Давыдом Тагоевым!
Вот откуда взялся этот приплод, вот почему она так спешно вышла замуж!..
Они подстроили это. Отец и человек, считавшийся моим лучшим другом, самым наглым и нечестным образом разлучили меня с моей невестой, внушив ей, что я никогда не приму её обратно.
Уверен, другого выбора ей и не оставили. Вынудили вынашивать плод, зачатый от ублюдка. Вынудили стать ублюдку женой.
За долбанный кусок бизнеса, от которого десятками лет кормились наши семьи. Который пошатнул отец Сергея, за что был исключён и повержен род Дубравиных.
И остались только две семьи. Хасановы и Тагоевы. Те, кто изначально имел полное право на ведение дел. Семьи основателей. Пока мой дед не пошёл по тонкому льду и не ввёл активы русских. Пока не свёл наши семьи с Дубравиными.
Хасан всегда был против. Чистокровные татары слишком горделивы, чтобы вести свои нелегальные дела с русскими, чтобы мыть деньги через них.
А потом дед совершил вторую ошибку. Позволил своей дочери выйти замуж за простого русского паренька Давыда Тихонова. Позволил ей рожать детей, мешая кровь. Позволил зятю взять свою фамилию. Слишком много позволил зятю, как оказалось. Потому что мой отец всегда стремился к наживе, не чувствуя меры и не видя преград.
Теперь так много складывается в неидеальную картину, и я сажусь в тачку, двигая в сторону квартиры Хасана.
С мазохистским желанием я хочу убедиться, что всё так. Что он знал, участвовал, приложил руку к тому, чтобы разрушить мою жизнь.
И после продолжительного разговора, в ходе которого подтверждаются мои наихудшие предположения, я мечтаю лишь об одном.