Зависть. Книга 1 (СИ) - Бровинская Юлия
— Хочешь убедить меня в том, что я гей? — иронично усмехнулся Валентин. — Я тебя насквозь, дорогая, вижу. Даже понимаю, зачем ты это делаешь. Так что прощаю тебе этот укус. У меня сейчас нет сил злиться на тебя. Главное, что ты так с Радимом не поступаешь.
— Тогда зачем ты пришёл ко мне, если знаешь, как я тебя ненавижу? — задала я ему вопрос, ничуть не расстроившись от того, что он разгадал мою уловку.
Слово сказано. Семя сомнения в сердце посеяно. Миссия выполнена. Остаётся только ждать. Когда говорила с ним в машине по дороге домой и когда он приезжал ко мне на встречу, мои слова в их убежище — всё это часть одной большой ловушки, в которую я заводила его. Цель которой — сделать меня для него единственным человеком, с кем он может поделиться своей болью. И он в неё попал из-за своей безумной любви к Саше.
— А куда я могу пойти, чтобы забыть её? Она везде. Только когда на тебя смотрю, её не вижу, — неосознанно подтверждая успех моей мести, ответил Валентин и, криво усмехнувшись, добавил: — Наверно оттого, что я очень сильно не люблю змей.
«Это потому, что я человек, знающий твой секрет. В какой-то степени уже являюсь твоим другом, с которым тебе хочется разделить свою боль. Тем более, что один раз у тебя это уже получилось…» — мысленно ответила я ему, а вслух произнесла: — А с Радимом почему ты не хочешь откровенно поговорить? Или в нём ты тоже Сашу видишь?
— Не путай меня со Стасом, — стрельнув в меня злым взглядом, ответил Валентин. — Я влюбился в Сашу, потому что считал её милой красивой девушкой, а не смазливым парнем. Я не тупой и не извращенец. Прекрасно вижу разницу между женщиной и мужчиной. И парни меня не привлекают, даже такие красивые, как Радим. В Саше нет ни грамма ничего мужского, кроме… — челюсть парня стиснулась от сдерживаемой ярости. Через силу он выдавил из себя последние слова: — …кроме проклятого отростка между ног!
— И за всё время, что вы встречались, ты ни разу не заметил ничего странного в ней? — неверяще спросила я. — Тебя настолько ослепил её яркий макияж, что ты за косметикой на лице не заметил более грубой мужской кожи.
— Она не пользуется косметикой, — дрогнули губы парня в печальной улыбке, и он произнёс охрипшим голосом: — Её кожа нежная и гладкая. И на вид, и по ощущениям. За всё время, что мы встречались, она только один раз накрасилась. В прошлую пятницу… — Потухший усталый взгляд серых глаз обратился в мою сторону. — С этого проклятого дня начался один долгий и непрекращающийся кошмарный сон. Всё пытаюсь себя разбудить, но не получается. Ты, как психолог, должна была слышать о трансгендерах. Об МТФ. Телесной диссоциации. В курсе ведь, что это, да? Я теперь тоже о них всё знаю.
— Значит, Саша трансгендер, а не трансвестит? — с интересом спросила я.
— Очень на то похоже, — отозвался Валентин. — Такой человек должен каждые три месяца делать инъекции гормонов. Операция по увеличению груди тоже немалых денег стоила. Она мне рассказывала, что сирота. Откуда, твою мать, — зарычал Валентин, — у неё деньги на всё это?! Каким местом она их заработала?! — Он запустил ладони в свои волосы и, вцепившись в них, опустил голову и стал раскачиваться на месте. — Она мужик, проститутка, но почему, когда я смотрю на неё, то напрочь об этом забываю?! Когда она с такой обидой в глазах молча смотрит на меня, я едва сдерживаю себя, чтобы не броситься к ней и умолять о прощении. Как будто я перед ней в чём-то виноват!
— А просто принять её не пробовал? — подкинула я ему, как мне казалось, соблазнительную для него идею. — Как я поняла, для всех он девушка и по официальным документам тоже.
— Да, — закрыв глаза, кивнул Валентин, — раз учится в университете, то и паспорт уже успела поменять. Никто, кроме нас с тобой, не знает, что в нашем универе учится трансгендер.
Он перестал раскачиваться и, открыв глаза, отрешённо посмотрел перед собой, а на его лице отразились все душевные муки, которые он испытывал в данный момент.
— Недавно дома в разговоре с отцом я посмел заикнуться о расширении прав сексуальных меньшинств. Это не касалось темы ни усыновления, ни признания официально однополых браков. Банальный юридический вопрос о делёжке нажитого совместного имущества при расставании такой пары. Типа пошутил. Отец достал табельное оружие и сказал, что застрелит сначала меня, а потом себя, если узнает, что его сын гомосексуалист. О каком принятии ты говоришь? — горькая улыбка коснулась губ парня. — Или думаешь, мои друзья меня поймут? Радим только поздравит с тем, что есть такой прекрасный повод выкинуть эту шлюху из головы. Как он выбрасывал всех своих. Он не страдает ни по одной из них, только сожалеет, что испачкался, и больше ничего.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— А если бы не твой отец, ты бы принял её?
— Никогда, — ни на секунду не задумавшись над моим вопросом, ответил Валентин. — Я тебе уже говорил, что я не гей. Я полюбил девушку, а не парня. Обманчивый образ, созданный этим уродом. Моя Саша, в отличие от того существа, никогда бы не торговала собой ради дорогих модных тряпок. Она скромная умная девушка, которую растила бабушка после смерти её родителей. Хорошо училась в школе и сама поступила в университет на самый сложный факультет. Чтобы понравиться мне, она попросила у своей подруги коротенькую юбку. Я заметил её с самого первого дня. Саша красивая, но, в отличие от её сверстниц, не ищет этому доказательства в постоянном внимании парней. Она не заинтересована в легкомысленных отношениях. Не пыталась обратить на себя внимание Радима.
— А это очень важный критерий?
— Ты даже себе представить не можешь насколько, — усмехнулся Валентин моему вопросу и продолжил говорить о своей любимой: — Я считал её девственницей и, как дурак, боялся, что если покажу её Радиму до того, как она станет моей, то он с его одержимостью найти себе целомудренную девушку уведет её у меня. Думал, что это чудо, раз она до сих пор не влюблена в него, как все остальные, помешанные на его внешности первокурсницы. Мечтал жениться на ней, создать семью… — Валентин замолчал. Стиснув зубы, он зажмурился, опустив голову, отвернул от меня лицо, сдерживая, рвущиеся наружу страдания.
Если бы он раскаялся в том, что сделал со мной, хотя бы извинился, попросил прощения, я бы ему помогла, но он ничуть не жалел о содеянном преступлении. А значит, пощады не будет.
— Я пока что ещё не психолог, — заговорила я с ним, — но я знаю, что любой профессионал тебе скажет то же самое, что и я. Ты скрытый гомосексуалист. И ты сам это знаешь.
Валентин чуть приподнял голову и посмотрел на меня косым взглядом. Его губы скривились в насмешливо-ироничной улыбке:
— А ты смелая, — произнёс он. — Одна в комнате со своим насильником, а продолжаешь кусаться, несмотря на моё предупреждение так не делать. Не боишься, что можешь нарваться на неприятности?
Выброс адреналина заставил моё сердце гулко забиться об рёбра, но я свой испуг сумела скрыть за презрительной улыбкой.
— Я тебя не боюсь, — ответила ему. — Это ты должен бояться. Если тронешь меня, Радим тебя убьёт.
Я лукавила, так как вовсе не была в этом уверена.
Валентин откинулся на спинку стула.
— Точно, — соглашаясь, кивнул он, — без раздумий прикончит. Хотя, — криво улыбнулся, — над выбором вида смерти он поразмышляет. Умереть мне медленно или по старой дружбе быстро и менее болезненно, — в серых глазах мелькнуло добродушное выражение. — Радиму стало бы приятно, если бы он услышал, как ты им самим мне угрожаешь. Понадеется, что он для тебя что-то значит.
— Он для меня вся моя жизнь, — сдержанным, но твёрдым тоном сказала я.
— Это не более чем громкие красивые слова, — парировал насмешливо Валентин. — Ты не любишь его. Когда любят, то всё прощают.
— Радим меня ещё не обижал. Мне не за что его прощать, — не понимая, к чему он мне это говорит, ответила я. — Я не самолюбивый человек. Если он в будущем чем-то меня случайно заденет, словом или делом, я просто закрою на это глаза. Люди несовершенны и вполне могут ошибаться. Единственное, что я ему никогда не прощу, так это измены.