Жена Моцарта (СИ) - Лабрус Елена

— Что в принципе одно и то же, — ответил Руслан. — Лишь с тем нюансом, что если граф дал сыну своё имя, то неважно кем была его мать и как её звали. Он Шувалов и это даёт ему все права.

— Ясно, — перехватил я рискующий выскользнуть телефон. — Но ты всё же поищи информацию, что это может быть за Верочка, — я сделал два снимка и отправил ему. Получив подтверждение, отключился. — А я пока займусь этим, — нашёл я в ящике стола столовый нож и принялся ковырять подозрительные «ушки», которыми изнутри крепилась жестянка крышки.

Предпоследнюю, пятнадцатую, я отогнул полукруглым концом тупого ножа, когда Женька как раз вышла из ванной.

— Что ты?.. — возмутилась она, найдя меня сопящим от усердия всё там же, на её кровати.

— А знаешь, чем ещё отличаются мужчины от женщин? — я делал вид, что очень занят, но не оценить капли воды в вырезе её халатика, аппетитные изгибы её тела под тонкой тканью, ни я, ни мой младший друг, мечтающий оказаться внутри неё весь день, просто не могли. 

— Знаю, — села она рядом, оголив ножку. — Умом?

— Мозг мужчины действительно на десять процентов больше. Но не от ума. Размер мозга зависит от размера тела, которое ему нужно контролировать, — развернул я на коленях коробку, приступив к последней загнутой внутрь железке, — а не от интеллекта. На ум влияют толщина коры и складки на её поверхности.

— А ещё вы чертовски самоуверенны, — нежно хлопнула она снизу по моему подбородку, заставив закрыть рот. Я улыбнулся. Да, была у меня с детства такая привычка: сосредоточенно что-то делая, я иногда открывал рот и даже высовывал кончик языка. Мама так же подшучивала надо мной. 

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

 — Может быть. Но наш мозг любит игры, веселье и серотонин независимо от возраста. Он всё время ищет поощрений. Поэтому мы так любим удовольствия, нас будоражит возможность получить награду и…

— Похвалу, — парировала моя язвочка. — Ты ждёшь своё вознаграждение за сегодняшний день?

— А разве я его не заслужил? — улыбнулся я, не глядя на неё. И уже готов был бросить чёртову коробку, почувствовав её руку, скользящую по моему бедру, когда жестянка выскользнула из пазов и вслед за ней на пол вывалились бумаги.

— О, мой бог! — тут же упала перед ними на колени Женька. И восторг на её лице, и предвкушение от того, что она найдёт в этих пожелтевших листах, стоили куда больше этих бумажек, чем бы они ни были.

Слава богу, хоть чем-то я её сегодня смог порадовать.

— Ну теперь-то заслужил? — смотрел я, как она жадно скользит взглядом по строкам какого-то покрытого водяными знаками документа.

— Чёрт бы тебя побрал, Моцарт! — выдала она вместо того, что я ждал. — Ты был прав. Надпись на фото оказалась куда важнее, чем само фото. Верочкин — это фамилия, — протянула она документ.

— Помнится, кто-то собирался спать, — совершенно мокрый и едва справляясь с дыханием, я отвалился на подушки и посмотрел на часы.

Стрелки плавно перевалили за тот час, что ещё вроде ночь, но уже ближе к утру.

— Надеюсь, глубина моей благодарности тебя полностью устроила?

Она хрипло застонала, с наслаждением вытягиваясь на кровати.

— А моя — тебя? — улыбнулся я.

— О, да! И глубина. И сердечность. И щедрость. И качество. И количество.

 Я, конечно, не считал, но её осипший голос, уставший стонать, орать и выкрикивать моё имя вперемешку с матерными словами, вызвал у меня очередной приступ совершенно неконтролируемой и не желающей прекращаться эрекции.

Тихо! Всё на сегодня! Приказал я приподнявшему голову члену команды и повернулся к моей неутомимой девчонке без тормозов, выжавшей из меня все силы, соки и максимумы мощностей.

Будь благословенна эта жестянка, ржавевшая сорок лет в музее. Я бы зубами её открыл, если бы знал какая благодарность меня ждёт.

И я, конечно, имел в виду не скучные бумажки: свидетельство о рождении мальчика Андрюши у Верочкина Ивана Матвеевича и Верочкиной Варвары Алексеевны, газетная вырезка о крушении самолёта 2 сентября 1964 года при заходе на посадку и гибели почти ста человек, документы об усыновлении сироты Верочкина Андрея Шуваловым Ильёй Николаевичем, завещание, в котором старый граф упоминает, что Андрюше он оставляет квартиру в «маршальском» доме и некую сумму денег, а всё остальное движимое и недвижимое имущество — своей дочери Татьяне Ильиничне Шуваловой, по мужу Вальд.

— Теперь я понимаю, что имела в виду моя бабушка, когда презрительно говорила: говорила: «Граф! Этих Шуваловых как конь наёб, поди пойми кто из них граф, а кто так».

— Их и правда много в графском роду, ведущем свою родословную с восемнадцатого века. Две линии: старшая и младшая. И каждая довольно многочисленна, — стёр я пальцем каплю пота, скользнувшую из-под её грудки вниз по рёбрам.

— Жаль, что усыновлённый мальчик никак к ним не относится. Там в бабушкиных дневниках ещё была такая фраза: «…Благородно? Или продумано? В любом случае у сироты теперь есть семья, а Шувалову дали квартиру в одном доме с двумя маршалами Советского Союза…».

— Думаешь и старый граф был небескорыстен?

— Уверена.

— Согласен. Особенно, если учесть, что его дворянские корни не помешали ему занять место в политбюро, а усыновление сына своего водителя и горничной, по сути прислуги, с рабоче-крестьянскими корнями помогло получить квартиру.  

— Тот ещё хрен был старый граф, — погладила она меня по щеке. Поцеловала, потянувшись. А потом немилосердно кивнула на стену, давая понять, что я свободен.

— Мавр сделал своё дело, мавр может уходить? — улыбнулся я и покорно потянулся за своими разбросанными вещами. — Кстати не факт, что усыновлённый мальчик не имеет права на активы усыновителя. Подозреваю, как раз имеет. Но там много нюансов. Надо отдать юристам, они разберутся.

Я сбросил в кучу одежду, и присев, принялся складывать оставшиеся в покрывале плёнки в пакет.

— Заем они тебе? — удивилась Женька, подавая найденные документы.

— Бринн хотел смотреть, пусть смотрит.

— А кинопроектор?

— У меня есть. Отдам ему вместе с плёнками.

— До завтра? — потянулась она снова меня поцеловать.

— До сегодня, моя принцесса, — чмокнул я её в щёку, — и обернулся у двери на балкон. — Нет, не принцесса. Королевна!

Она улыбнулась.

— Откуда это?

— Из сказки «Морозко».

— А остальные отличия мужчины от женщины?

— Не всё сразу. Но ещё одно скажу: природа наделила мужчин чувством юмора, чтобы повышать их шансы на размножение.

— Серьёзно?

— Конечно! А вас — способностью распознавать лучшего юмориста из кандидатов. Чем лучше шутки, тем лучше гены, — я подмигнул и открыл дверь.

Ох ты, чёрт! А на улице-то оказывается уже зима. Ледяной воздух взбодрил. Ноги замёрзли за несколько шагов.

А горячий душ и вовсе разогнал сон.

И жертвой моей бессонницы пал Руслан.

— Прости, что тебе пришлось тащиться ночью в такую даль, — подал я ему кружку с кофе.

— Вряд ли ты бы стал меня беспокоить в такое время, если бы вопрос был пустяковым, — сел он к стене за маленький стол.

— Вопрос, увы, серьёзный, Руслан, — сел я напротив со своим кофе. Тыжело вздохнул. И не стал ходить вокруг да около. — Мне придётся отдать «Секрет» президенту.

Он удивился, но не сильно.

— Мы же это с тобой обсуждали, — кивнул он. — Ты сам говорил, что есть только два варианта: или тебя посадят за него и отберут, или убьют и отберут. Так, может, это как раз третий и лучший из вариантов?

— Я переживаю не за себя. Я отдам его не дрогнув и, думаю, на этом с президентом мы разойдёмся. Во-первых, мне есть что терять, и это куда дороже. Во-вторых, я и так хотел завязать и заниматься честным бизнесом, а не всем этим.

— В-третьих, ты теперь сенатор, — кивнул Руслан.

— Это мне по боку. В-третьих, я просто владелец, а не разработчик. У меня все права на созданные вами устройства, но мозги, что его придумали — твои. И за этими мозгами тоже начнётся охота. Уже началась.