Донасьен Альфонс Франсуа де Сад - Маркиза де Ганж, или Несчастная судьба добродетели
Заметив столь утонченный обман, нежная и трепетная душа набожной г-жи де Ганж возмутилась, и она с упреком попеняла мужу.
— Ах, милая супруга, — ответил Альфонс, обнимая ее, — мне нужен был образец всяческих добродетелей; и кого же, как не тебя, мог я велеть нарисовать? Разве Мария — не одно из данных тебе при крещении имен? И кто, если не ты, может являться подобием святой Богоматери?
Спальня маркизы де Ганж, расположенная в другом конце галереи, была убрана скромно, но вместе с тем имела все необходимое для удобства хозяйки. Мебель была обтянута зеленым с золотом шелком, принесенным в дар добрыми жителями Ганжа, которые испокон веков почитали обитателей замка, владевших окрестными землями вот уже более восьми веков. На столе стоял портрет Альфонса.
— Ах! — с чувством воскликнула маркиза, хватая портрет и переставляя его в изголовье кровати. — Ты поместил мой портрет в святилище своего дома, так позволь же мне украсить твоим портретом храм нашего брака.
Столь же прелестная обстановка нескольких комнаток, окружавших спальню, довершала убранство апартаментов и создавала всевозможные удобства для его обитательницы. В одной из этих комнаток находилась лестница, ведущая на вершину башни, где в одной их кладовых хранились семейные архивы.
Упомянув про башню, сразу скажем, что древний замок Ганж, один из самых больших во всей провинции, был построен в стиле, именуемом готическим. Стиль этот давно стал достоянием прошлого, но его по-прежнему высоко ценят обладатели сердец печальных и меланхолических, ставящие наслаждения воспоминаниями гораздо выше наслаждений дня сегодняшнего, а также те, кто считает, что в наших современных постройках ненужное вытеснило необходимое, хрупкое заняло место прочного, а непристойность изгнала хороший вкус.
Стояла ранняя осень... романтическое время года, гораздо более живописное, чем весна, ибо именно осенью природа живет для себя самой. Осень — это кокетка, которая хочет нравиться тем, кто по нраву ей самой, и не намерена прилагать усилия, чтобы понравиться нам; но осень — этб еще и мать, которая, прощаясь со своими детьми, наделяет их своими самыми драгоценными дарами. Сколь скорбно нам смотреть, как она с трогательным трепетом расстается со своей красой, как после очередного дара становится еще более безобразной и как, нисколько об этом не жалея, неустанно предупреждает нас о необходимости наполнять наши корзины и хранилища ее дарами. Каждый час она расточает нам все новые и новые свои щедроты, не оставляя себе ничего, даже увядших листьев, которые частым дождем падают на землю, напоминая об ожидающей нас участи. Подобно тому как на смену ландышам и розам приходят ноготки и полевые маки, нам на смену придут иные люди... В осени все прекрасно и все напоминает нашу жизнь; а потому, какие бы
знаки ни посылало нам сие время года, все они могут послужить нам уроком.
Вокруг замка был разбит обширный парк. Длинные аллеи, обсаженные липами, тутовником, кизильником и падубом, делили пространство его, общей площадью в двести арпанов, на четыре части; в парке этом, успевшем за долгие годы своего существования превратиться в настоящий лес, к великому удовольствию охотников, водилось множество дичи. Одна из частей этого парка, где в расположении зарослей и куртин явно просматривалась рука садовника, была предназначена для прогулок. Там же искусными садовниками был сооружен зеленый лабиринт; тому, кто впервые попадал в него, поначалу казалось, что выбраться из него совершенно невозможно. Весной стены лабиринта, образованные плотными зарослями сирени, боярышника, жимолости и вьющихся роз, наполнялись мелодичными трелями и нежными песенками птиц, селившихся среди густых ветвей кустарников, а вокруг источавших аромат цветов с жужжанием бороздили воздух легкокрылые насекомые. И каждый, кто в задумчивости забредал в этот зеленый уголок, невольно отдавался во власть религиозной мечтательности и, восторгаясь вечным чудом творения, достойного своего Творца, находил все новые и новые причины для своей веры во Всевышнего.
А взорам тех, кто, миновав множество поворотов и выбравшись из множества тупичков, добирался до центра лабиринта, открывался великолепный саркофаг из черного мрамора.
— Здесь наше последнее пристанище, — сказал Альфонс Эфразии. — Здесь, добрая и милая
моя подруга, мы упокоимся навеки, заключив друг друга в объятия, и века, что будут пролетать над нашими головами, не сумеют разлучить нас... Неужели эта мысль печалит тебя, Эфразия?
— О нет, нет, дорогой Альфонс, напротив, она говорит о том, что союз наш вечен и, пройдя вместе тернистую дорогу жизни, мы вместе ступим на тропу, ведущую в царство Господа. Но вдруг небу не будет угодно послать нам утешение и замысел наш не осуществится?.. О друг мой, кто может поручиться, что понял Его волю?.. Судьбы человеческие похожи на облетевшие листья, увлекаемые ветром... И как знать, не может ли та разрушительная сила, что рано или поздно прервет наш земной путь, нарушить наши планы оставаться вместе не только в жизни, но и в смерти? Ведь мы вознамерились соединиться, не спросив ее мнения!
И оба супруга принялись осматривать мавзолей.
Каменное сооружение отличалось простотой и особым, свойственным только простоте величием. Внутри на небольшом гранитном обелиске, венчавшем изголовье смертного ложа, бронзовыми буквами было начертано: «Вечный покой», а рядом фигура Смерти приоткрывала каменную шкатулку, где должны были храниться символы любви и уз Гименея; на крышке шкатулки можно было прочесть: «Вечность, ты будешь вечно, и я принимаю тебя в Боге».
Кипарисы и плакучие ивы отбрасывали на мавзолей причудливые тени, придавая строению еще более торжественный облик. Шелест гибких ветвей, склонившихся над черным мрамором, вполне мог сравниться с тихим плачем тех, кто когда-нибудь придет к этой могиле.
Продолжая прогулку по лабиринту, вы вскоре обнаруживали, что тропинка, которая, по-вашему, должна была вывести вас на волю, незаметно перешла в другую дорожку и в результате вы возвратились обратно к гробнице... Блуждания по лабиринту являются своего рода отражением плачевного нашего существования, они свидетельствуют о том, что отмеренный нам срок еще не истек, и в урочный час злоба человеческая отступит перед справедливостью Господа и Он вырвет нас из когтей людской ненависти!
На коре окружавших мавзолей деревьев вырезаны были несколько изречений. «Разными путями движемся мы к нашему последнему пристанищу», — гласило одно их них; «Природа с легкостью сводит нас в могилу; но только Богу дана власть в урочный час извлечь нас оттуда»,— было написано на другом дереве.
