Марко Васси - Чувственное зеркало
— У тебя что-то произошло в жизни недавно, да? — спросил Роберт. — Извини, что вмешиваюсь, но я чувствую в тебе серьезные перемены. Я уже давно хотел поговорить с тобой, но ты всегда как-то наглухо застегнут, хотя внешне весьма дружелюбен.
Слова Роберта застали Мартина врасплох, но он сразу взял себя в руки и ответил, пожимая плечами:
— Ничего удивительного, что ты заметил во мне перемены. Как-никак мы работаем вместе уже почти три года. — Мартин смахнул с бровей капельки пота и продолжил: — Мы разъехались с женой два месяца назад.
Мартин не намеревался распространяться подробнее, но слова сами сорвались с его губ:
— И причин-то особых не было. Я имею в виду — ничего такого, из-за чего разводятся. Просто она сказала мне, что не хочет заводить детей в ближайшие три-четыре года. Это и послужило поводом для ссоры. Хотя началось все, по-моему, еще в то время, когда я поддался ее уговорам и бросил свою работу. Я был счастлив, когда преподавал в школе. Потом мы путешествовали по Европе, и это было замечательно. Затем вернулись в Америку, переехали в Нью-Йорк, который на первых порах совершенно опьянил нас, привыкших к провинциальной жизни. Джулия поступила на службу к человеку, с которым мы познакомились в Югославии. Он остался очень доволен ее деловыми качествами и положил ей очень солидное жалованье. Я пришел работать сюда. Зарплата моя здесь была в три раза выше учительской. В общем жили мы припеваючи. А потом… Не знаю, наверное, работа и вся эта мишура заслонили от нас… — у Мартина дрогнул голос. — Возможно, мы с самого начала не подходили друг другу, но чтобы понять это, нам понадобилось пять лет. В конце концов мы практически перестали общаться. Каждый из нас находил какие-то причины, чтобы как можно реже появляться в квартире. Я начал подозревать, что Джулия завела себе любовника, и стал подумывать о том, чтобы и самому побаловаться на стороне. А потом в один из вечеров мы заспорили о ребенке. Я хотел, чтобы она родила дочку или сына. Джулия ответила, что это не входит в ее ближайшие планы. Думаю, что весь этот спор был чисто символическим. Но, как бы то ни было, мы вдруг выплеснули все свои эмоции. Я собрал чемоданы и переехал в гостиницу.
Мартин замолчал, потея теперь не столько от пара, сколько от волнения. Затем утер лоб и грустно рассмеялся:
— Странная вещь: я умудрился уложить пять лет супружеской жизни в один абзац.
— Бабба говорит, что когда мы умираем, вся прожитая жизнь умещается в один короткий миг, — сказал Роберт.
— Хорошенькое утешение, — пробормотал Мартин.
— Просто он таким образом напоминает, что все наши драмы не столь уж значимы и важны.
— А что же тогда имеет значение?
— Бог, — ответил Роберт.
— Очередное утешение.
— Иногда это утешение, иногда — нет. Не в этом дело. Бог — это реальность. По сути, Бог и есть единственная реальность. Не существует ничего, кроме Бога. А внутри этой реальности масса самых различных деталей, и ни одна из них ничем не важнее другой.
— Ты действительно в это веришь? — спросил Мартин.
— Я повторюсь: это нельзя назвать верой. Либо ты видишь истину, либо нет.
— А ты видишь? Узрел ли ты сам Бога? Что это — своеобразный экран, на который проецируются наши жизни?
— Это лишь метафора. Каждая религия, каждый человек имеет свой собственный образ Бога. Но великие учителя не устают напоминать нам, что всякий образ Бога — не есть Бог. Бог — это не вещь, не личность, даже не опыт. Бог есть… — теперь замолчал Роберт. Он повернулся и пошел в дальний конец парной, совершенно исчезнув из вида.
— «Бог есть…» — что? — переспросил Мартин.
— Бог есть, — повторил Роберт. — Выразить Бога словами невозможно. Надо просто постичь его, осознать себя Богом. Можно тысячу лет простоять на голове, занимаясь йогой, и ни на йоту не приблизиться к Истине.
— Тогда ради чего стараться?
— Потому что можно ведь и постичь Истину, — ответил невидимый Роберт. Мартин вдруг ощутил себя Моисеем, беседующим с неопалимой купиной. — Есть люди, которые осознали себя Богами и жили как Боги.
— Иисус? — спросил Мартин.
— И он тоже. А еще Будда, Лао Цзы, Кришна, Рамана Махариши. Таких людей много.
— А нынче кто у нас ходит в богах? — спросил Мартин с неприкрытым сарказмом.
— Бабба, — просто ответил Роберт.
— Бабба. Ты уже второй раз упомянул это имя. Это один из тех индусов, чьими портретами облеплен весь город?
Роберт не ответил. Мартин подождал несколько минут, прежде чем продолжить разговор. Пар начал оказывать воздействие на самые глубины организма. Чем-то это походило на опьянение. Он рассказал Роберту о своем разрыве с Джулией, а теперь они беседуют о Боге. Это было весьма странно, но крайне интересно и весело. Мартин почувствовал, как размягчается солнечное сплетение, рассасывается узел, на формирование которого он потратил столько времени и сил.
— Извини, — сказал он после долгого молчания. — Я не хотел унижать твоего учителя.
— Да нет, что ты! Это ничего, — ответил Роберт. — Я просто подумал… Наверное, тебе не захочется пойти сегодня со мной. Я иду к Баббе. У него сегодня собрание, на которое допускаются все желающие.
Первым побуждением Мартина было отвергнуть приглашение. За долгие годы он выработал в себе привычку не поддаваться никакому влиянию, противодействуя импульсивному желанию погрузиться в некий хаос.
Но он вдруг заколебался. Теперь, когда Мартин был совершенно свободным человеком, и ему не нужно было к определенному времени возвращаться домой, — перспектива встречи со святым индусом была самой непривлекательной из тех возможностей, которые мог предоставить ему вечерний Нью-Йорк. Но поскольку Роберт как бы заранее предполагал, что Мартин откажется, — Мартин решил, из духа противоречия, сходить на эту встречу.
— Я не знаю… — сказал он осторожно.
— Собрание назначено на девять часов, — ответил Роберт. — Мы успеем поужинать и попутно я введу тебя в курс дела.
— А чем занимаются на этих сборищах? Может, я не впишусь?
— Да ничего особенного мы не делаем. Сидим вокруг учителя. Иногда поем. Иногда просто молчим. Потом Бабба читает проповедь и отвечает на вопросы.
— Что ж, тогда я согласен.
В это время в дверь парной постучали и послышался чей-то фальшивый фальцет:
— Пар убирать или вы тут будете потом исходить?
Это был Фредди, один из служащих спортивного центра. Круглолицый, невысокого роста двадцатичетырехлетний гомосексуалист. Вообще-то он производил впечатление человека асексуального и выпячивал свои педерастические повадки для того, чтобы хоть как-то привлечь к себе внимание. Если он сохранит свои ужимки достаточно долго, то может превратиться в классическую тетушку — возможно, даже с оборочками на манжетах. Впрочем, парень не был лишен остроумия, и потому раздражал своим поведением только тогда, когда у собеседника его вдруг начинала болеть голова, или тот был не в настроении. Фредди работал в спортзале уже год, одновременно посещая часовщиков. Его заветной мечтой было приобретение собственной лавочки, которая торговала бы антикварными часами.
