Теа Харрисон - Сердце бури
Картинка сложилась. Она покинула отель с тремя мужчинами, и все трое мертвы. Ее либо похитили с места нападения, либо она в бегах. Логика подсказывала, что все-таки в бегах.
Но если так, то почему она не обратилась в Нью-Йорк за поддержкой? Она ведь член семьи. Любой из них с радостью бросился бы ей на помощь, но Фейри до сих пор не пыталась никому позвонить и не отвечала на сообщения, оставленные на голосовой почте.
Tьяго планировал задать ей все эти вопросы, когда разыщет. Она может прятаться хоть в аду, но он достаточно стар и обладает огромной Силой, к тому же, его талант был заключен в охоте. На земле не существовало ничего, чего бы он не смог выследить, поставив перед собой такую цель. Тьяго восстанавливал утерянные ароматы следов, делал интуитивные прыжки в сторону, которые другому и в голову не пришли бы, и удача всегда сопутствовала его поискам. Иногда требовалось какое-то время, но, в конце-концов, он всегда настигает свою добычу.
В этот раз, как оказалось, цель его поисков укрылась в номере мотеля на выезде с шоссе I-294 Трай-Стейт Толлуэй.
Мгновение он постоял перед дверью и прислушался. Ее запах был повсюду на тротуаре, но время близилось к полуночи, так что не хотелось бы постучаться не в ту дверь.
Он слышал ее внутри. Девушка пела чистым, милым голоском. Брови Тьяго полезли вверх.
— Down in the valley, the valley so low, hang your head over, and hear the wind blow… (слова из популярной американской песни в стиле фольк “Down in the Valley”(“Birmingham Jail”), — прим. пер.), — пение приостановилось, и Тьяго услышал бормотание. — Черт, не помню, что там дальше, что-то там, что-то там...
Мужчина ухмыльнулся и, расслабившись, прислонился к дверному косяку. Если она поет и болтает сама с собой, значит, не лежит мертвая в какой-нибудь канаве. Все просто прекрасно.
— А, вот так… Нет, погоди, это другая песня. Дерьмо, я слишком пьяная.
Это прозвучало как намек, и Тьяго постучал в дверь.
Тишина. Он представил, насколько она испугалась.
Снова постучал.
— Трикс, это Тьяго. Открой.
— Это ты, Доктор Смерть? Здесь нет никого по имени Трикс, — медленно проговорила она. (Доктор Смерть — прозвище, относящееся к нескольким людям: Джеку Кеворкяну, США — пропагандисту эвтаназии; Ариберту Хайму, Германия — нацистскому преступнику, проводившему опыты над евреями во время II-й мировой войны; Гарольду Шипману — британскому серийному убийце; Максиму Петрову — российскому медику и серийному убийце, а также Гюнтеру фон Хагенсу (ФРГ) — профессору анатомии, создателю анатомических выставок реальных человеческих тел — прим.ред.)
Доктор Смерть? Он закатил глаза.
— Давай, Ниниэн. Открывай дверь.
— Тише, я прячусь. Этого имени тоже не называй.
Он уперся руками в бока.
— И как, черт возьми, ты хочешь, чтобы я тебя называл?
— Никак. Спасибо, что заглянул, а теперь проваливай. Я в порядке. Все нормально. Я уже обо все позаботилась. Просто не смотри какое-то время телевизор, ладно? Можешь вернуться в Нью-Йорк, или где там твоя берлога, в которой ты живешь, когда никого не убиваешь.
Тьяго нахмурился. Нет, спасибо и не смотри телевизор? Что, черт возьми, она имеет в виду?
— Я не живу в берлоге, — пробурчал он.
Мужчина навалился плечом на тяжелую металлическую дверь, сконструированную в соответствии с правилами пожарной безопасности и усиленную против взлома. Тьяго немного подтолкнул ее, и замок с цепочкой сломались.
Как только дверь открылась, на него пахнуло сигаретным дымом. Тьяго закашлялся, замахал рукой перед лицом и уставился на сцену внутри.
Номер мотеля был больше похож на свинарник. Из пакетов, брошенных на ближайшей к двери кровати, вываливались предметы одежды и какие-то вещи. На полу рассыпались бирки от одежды. Ниниэн разлеглась на другой смятой кровати, сбросив подушки на пол. Одета она была в какую-то разновидность порно-камуфляжа — очень короткие шорты и крошечную облегающую майку, которая оголяла узкую талию. Голова свисала с конца кровати. В одной маленькой руке девушка держала бутылку водки, жидкость в которой плескалась практически на донышке. В другой руке Ниниэн сжимала пульт дистанционного управления. В почти полной пепельнице тлела сигарета, на кровати лежала открытая пачка Cheetos.
Ее небольшое, аппетитное тело лежало как подношение языческому богу. Сам будучи когда-то языческим богом, он знал, о чем идет речь, и, определенно, оценил вид. Свисавшая с кровати голова вытягивала ее фигуру, подчеркивая округлую сочную грудь, пышную по отношению к узкой талии. Блеснувшее в пупке колечко просило, чтобы его облизали. Шорты так обтягивали ее изящные бедра и попку, что просто должны были быть запрещены Конгрессом. Стройные голые ноги, с окрашенными в дерзкий розовый цвет ногтями, завершали картину, так что его восприимчивый член напрягся в приветствии каждого дюйма ее сногсшибательного тела.
Тьяго рассердился на сильную и нежелательную реакцию своего тела. Осади, жеребец. Под вонью сигаретного дыма он почувствовал запах женского парфюма и чего-то еще… крови?
— Ой, не стоило этого делать, — сказала Ниниэн, пытаясь сфокусировать на нем огромные фейрийские глаза из своей перевернутой позы. — Взлом с проникновением. Это противозаконно, — девушка хмыкнула.
Тьяго вернулся из плена странных эмоций к гораздо более знакомой агрессии.
— Что ты делаешь? — потребовал ответа он. — Что значит, “Возвращайся в Нью-Йорк”? И это запах крови я чую?
— Я могу отвечать на один вопрос за раз, знаешь ли, — ответила Фейри с поразительным достоинством. — Я вишу вниз головой, чтобы услышать, как шумит ветер. Никогда не понимала слов этой песни. Как можно услышать шум ветра, когда висишь вниз головой? “Свесь свою голову” откуда (Нang your head over, and hear the wind blow… — снова слова из песни “Down in the Valley”. — прим. пер.)? Что бы это значило? Знаешь?
Тьяго понятия не имел, о чем она болтала. Кажется, о глупой песне, которую пыталась спеть. Захлопнув дверь ногой, он подошел к тлеющей сигарете и погасил ее в пепельнице.
— Это отвратительно, — возмутился он. — Почему ты не звонила? Мы с ума сходили от беспокойства за тебя.
— Ух ты, — выдохнула Ниниэн, глядя сверху (или снизу), на промежность Тьяго, которая остановилась прямо перед ней. Мужчина представлял из себя жуткого, огромного варвара в черных джинсах, тяжелых ботинках и черном кожаном жилете. Он был обвешан оружием и искрился злостью. Мышцы натягивали ткань одежды. Его промежность тоже выпирала. Очень значительно. Девушка облизнула губы. Может, она и пьяная, но пока еще не мертвая. Этот вид не скоро выветрится из памяти.
