Огненное сердце (СИ) - Резник Юлия
– И какие же? Подвести под статью?
– Ну что ты. Скорей защитить.
– Как благородно.
– Скучала по этому ощущению?
– По какому? – отчего-то сипну.
– По ощущению безопасности.
У него волчьи повадки. И волчий взгляд. Я под ним нервничаю. Потому чащу, как и он, отбросив церемонии в сторону:
– Это ты мне скажи. Вас же учат читать оппонента. Или это стереотип?
– Почему же? Учат. Впрочем, это не особо хитрая наука. Люди в принципе достаточно однообразны.
– Ну вот, – дурачусь, – а так хотелось почувствовать себя особенной.
– Ты особенная, Амалия. Но это не отменяет того факта, что и ты принадлежишь к определенному типажу людей.
– Занятно. И к какому же типажу я принадлежу?
Его голос гипнотизирует. Я уже не смеюсь. Просто слушаю, слушаю, слушаю…
– Женщина-лидер, женщина-атомоход. Женщина «все смогу, все сама сделаю». Отвратительная жена. Идеальная любовница.
– Почему сразу отвратительная? – как истинная женщина, я вычленяю самое обидное и надуваю губы.
– Потому что хреново это, когда с женой приходится мериться яйцами.
– М-м-м, – улыбаюсь я, понимая и принимая такую логику. – А идеальная почему?
– Потому что в постели ломать таких баб одно удовольствие.
Глава 5
Он поломал меня одним этим гребаным заявлением.
Вот есть мужики, в устах которых такие речи не вызывают смеха. Гатоев именно из этой редкой породы. Невольно судорожно стискиваю ляжки. Он это замечает. Взгляд наливается тяжестью. Я отступаю на шаг, он, напротив, хищно подбирается, словно готовясь броситься.
Мое дыхание становится поверхностным и частым. Кислород в воздухе в один момент разреживается в ноль. Виртуальные весы в голове качаются. На одной чаше – просто хороший секс. Ладно, может быть, потрясающий. На другой – сомнения, свойственные любой правильной девочке: все как-то уж слишком быстро, мы такие разные, и даже если забыть, что буквально вчера я была готова лечь под другого, стоит помнить, что собой представляет Гатоев. И почему он здесь.
С таким играть – себе дороже.
К тому же, вот так общаясь со мной, он показывает, что, в общем-то, невысокого обо мне мнения. Поди, с женщиной, которую майор уважает, со своей землячкой, а уж тем более с потенциальной невестой, он бы себе таких разговоров не позволил и близко.
– Добрый день. Тебе телефон вообще на кой? – вдруг врывается в мои мысли раздраженный голос Сидельника. Я вздрагиваю. Оборачиваюсь. Перевожу взгляд с бывшего на майора. И обратно. Не офис, а какой-то проходной двор!
– Здравствуй, Ярослав Степанович. Какими судьбами? – иронизирую я.
– На два слова, – рычит Сидельник, коротко пожимая руку Мусе. – Вы нас оставите? Очень важный разговор.
Это верх вежливости. Ярику даже в голову не приходит, что ему может кто-нибудь возразить. Он после даже взглядом Гатоева не удостаивает. И того это задевает. Я улавливаю это по чуть сощурившимся волчьим глазам. Но… Каким бы крутым мужиком ни был майор, Сидельник все же – немного другая лига. Поэтому я решаю вмешаться:
– Вообще-то мы собиралась пообедать, Яр.
В глазах Сидельника мелькает раздражение. Как всегда, когда кто-то смеет ему перечить. На мгновение он опускает тяжелые веки, возвращая себе контроль. Может быть, ему даже приходится напомнить себе, что он уже давно утратил право мной помыкать.
– Амаль, я прямо сейчас отменил очень важное совещание. Если ты голодна, мы можем пообедать в любой гребаной харчевне, имеющейся поблизости…
Ага. Можем. Как же. Не надо было и пытаться. Понимая положение, в котором мы оказались, Гатоев нехотя отступает.
– Я позвоню, – обещает он, прежде чем оставить нас наедине с бывшим мужем. Ч-черт. Меня догоняет вчерашний день. Боль, которую я довольно успешно блокировала, срывает предохранители. Я вся – будто оголенный нерв. Успокаиваю себя тем, что после этого разговора от меня, наконец, отстанут.
Разворачиваюсь в полупрофиль к окну.
– Так о чем ты еще хотел мне сказать?
– Я так понимаю, обед отменяется? – только что жаловавшийся на острую нехватку времени Ярослав ощупывает ленивым взглядам стены моего кабинета. – Че вы офис нормальный не снимете? Это же какой-то пиздец. Людей нормальных стыдно привести, – тянет кота за яйца...
– Мне здесь удобно. Так что ты хотел?
– По поводу сына, Амаль, послушай… Мне правда очень жаль. Но сама пойми. Молодость. Что я в свои семнадцать соображал? А потом… Потом стало поздно. Я и пытался как-то контакт наладить, но момент был упущен. Вот скажи, о чем мне было рассказывать? О том, что у меня есть ребенок, который меня знать не хочет? Ну, такое, знаешь ли.
– Ты настаивал на детях. Давил на то, что тебе уже тридцать пять. Что пора… – я сипну, голос глохнет. – А в этот самый момент твоему сыну было сколько? Семнадцать?
– Ну, какому сыну, Амаль?! Я его знать не знал. Говорю же. С тобой я надеялся, что все будет по-другому. Как потом с Данилом и Лизкой…
Ну да. Что еще он может сказать в свое оправдание? Ни-че-го. Да и вообще, кто я такая, чтобы теперь передо мной оправдываться? Он делает это лишь потому, что боится, как бы я не натворила дел, способных уронить его рейтинг.
– Ясно. Ладно. Проехали.
Сидельник радостно хлопает себя по ляжкам. Даже и мысли нет у него, что я не вполне честна. Просто верит человек в то, что ему удобно. Даже завидно. Так, наверное, жить гораздо проще.
– Вот и славно. Прямо гора с плеч.
– Да, действительно. И с сыном, как я понимаю, все наладилось…
Яр морщится, как от зубной боли. Неопределенно вертит рукой. И увидев на моем столе папку, интересуется:
– Уже посмотрела его резюме?
– Чье?
– Ну, Димкино.
Стою, обтекаю. Глазами хлопаю.
– Так… Кхм… Это он? То есть… – пальцы немного дрожат, когда я веду ими по волосам. В голове полученная информация не укладывается совершенно. Еще раз пробегаюсь взглядом по папке – так и есть. За время, что я отвлеклась, она никуда не делась. И именно на нее тычет Яр длинным холеным пальцем.
– Только не говори, что ты до сих пор не в курсе, – таращит глаза. – Нет, что, реально? Я хотел на дне рождения вас представить. Но ты умчалась, он тоже куда-то срулил…
Сказать бы тебе, куда, Яр. Знал бы ты, что чуть не случилось. Охренеть. Так, блин, вообще бывает? Какой-то нескончаемый турецкий сериал. В ушах шумит. Звуки то отдаляются максимально, то, напротив, становятся громкими, как в усилителе.
– Постой. А Дима разве не сказал, от кого он? Кто ему оформлял допуски? Ну дает! И часто ты берешь народ с улицы?
– За него академик поручился, – блею я.
– Ах да. Димон его ученик. Он сказал?
Заторможенно трясу головой:
– Жесть. Просто жесть.
– Толковый парень? – вдруг едва ли не с гордостью вопрошает Сидельник. – Прикинь, в двадцать два написать прогу для ракетного двигателя. Я в этом ни бум-бум, но это же очень круто, не?
– Круто, – сиплю я и, больше не глядя на Яра, ныряю с головой в информацию из папки. На ум одни маты приходят. Так вот почему Дима мне все время этим резюме в лицо тыкал. – А почему он это… кхе-кхе… бросил? Как его вообще отпустили?
– Никак, – взгляд Сидельника становится таким острым, что об него запросто можно пораниться. – Он тогда в первый раз ко мне и пришел.
– Когда? – облизываю губы.
– Когда захотел соскочить и понял, что просто так сделать это у него не получится. Пришлось наступить себе на горло и обратиться к отцу за помощью.
– Это же космос, Яр…– лижу губы. – Там специалисты его уровня не то что на вес золота…
– Да знаю я! Но там бадяга произошла. С военкой связанная. А Димон, блядь, пацифист, прикинь? И идеалист, каких я не видел. Не захотел он в это лезть ни за какие деньги. Пришлось вмешаться. Вот с тех пор он меня и терпит.
– Терпит? – отрешенно уточняю я.
– А как еще это назвать? – Сидельник нервным жестом сует руку в карман. И чем-то там позвякивает. – Я не в обиде. Понимаю, что сам виноват. Это, Амаль, очень стремное чувство – знать, что у тебя такой сын… И что никаких твоих заслуг в этом нет.
