О вражде и хорошей газете за завтраком (СИ) - "Katherine Cavallier"

Она подхватывала его шутки, задавала вопросы, казалось, даже без особых трудностей. Грейнджер и правда не напрягалась, поддерживая разговор, тот лился сам собой. Когда они уже подъезжали к дому, она рассказывала, какой он идиот, устроивший ей бойкот. Малфой вынужден был согласиться с её доводами, поступок и правда был глупым.

Но если бы он так не поступил, она бы не опубликовала новую статью о нём, Драко бы не поехал её искать, не зашёл бы в книжный магазин, не пригласил бы её на ужин, не открывал бы перед ней двери своей квартиры.

Малфой скинул пальто со своих плеч и забрал у Гермионы её плащ, оставляя всё в прихожей, давая ей возможность рассмотреть его пентхаус. Меньше всего её интересовал интерьер его квартиры, если говорить честно. Просторная, полупустая, в темноватых благородных оттенках — такая, какой ты ожидаешь увидеть квартиру миллионера.

Гермиона последовала за Малфоем на кухню, наконец имея возможность рассмотреть его полностью. На нём были зелёный свитер и брюки, такой простой вид для мужчины, что носил костюмы, наверное, девяносто процентов своей жизни.

— Знаешь, а я ведь сначала думала выбрать зелёное платье, — неосторожно бросила девушка, устраиваясь за барной стойкой на кухне. Драко разливал красное вино по бокалам, чтобы скрасить ожидание.

— Жаль, что не выбрала. Это мой любимый цвет.

— Потому и передумала, — улыбнулась Гермиона, Драко бы показалось, что она пытается его задеть, но улыбку он ей вернул, находя в этом какой-то более тонкий подкол.

И он оставил весьма пошлый намёк в ответ:

— Было бы обидно его снимать, ты права.

Её лицо мгновенно залила краска, а рот приоткрылся в изумлении от такой наглости, что вызвало у него лишь смех.

— Расслабься, Грейнджер, я пошутил. Это деловой ужин, помнишь?

— Деловой? А какие дела мы обсуждаем, я забыла.

— Любые, лишь бы ты не делала такое лицо, — он пальцем указал на неё, а затем повернулся к столешнице, раскладывая продукты. С лёгкостью человека, делавшего это миллион раз, он начал готовить, пока Гермиона лишь наблюдала и потягивала свой напиток. — Может ты лучше расскажешь мне о себе, мисс таинственность?

— Ты всё прочитал на Википедии, что ещё ты хочешь знать? — медленно протянула Гермиона, вино в бокале чуть покачивалось от её движений, а она могла лишь наблюдать за тем, как на нём играют блики света.

— Скажем, почему ты бросилась на такую борьбу с несправедливостью.

Он пошёл с козырей, решив, что либо она ответит на его вопрос честно, и их вечер пройдёт хорошо, либо спрячется за воображаемой стеной, и их ужин можно закончить на этой минуте. Но Гермиона была бесстрашной, прыгая в ледяную воду с обрыва, только бы вкусить обманчиво сладкий адреналин.

Она сделала глоток вина, смотря на Драко из-под своих пышных ресниц, задумалась, как бы лучше ответить, и предпочла не врать.

— Это казалось правильным.

Скептически Малфой выгнул бровь, Гермиона наполнила его кухню своим смехом в ответ.

— Мне хотелось сделать что-то хорошее для этого мира. Мира, где так много лжи и лицемерия. В нём не хватает честности, не находишь?

Драко закатал рукава свитера, чтобы заняться мясом, но замер, зацепившись за слова Гермионы. Он развернулся, чтобы посмотреть на неё в свете его ламп на его кухне, рассуждающую о принципах, так ему близких.

У них были разные методы. А если быть точным, Малфой не боролся с этим лицемерием никак, он его глотал, потому что это было частью его работы. Он напоминал себе, что обязан, но что все ещё в глубине души может думать по-своему. Только в своей голове.

Грейнджер, с её убеждениями, пошла другой дорогой. Она не позволяла никому себя оскорблять, смотрела на этот мир свысока, думая, что она несомненно лучше, чем все остальные. И, вполне вероятно, была права.

Тогда Драко рассказал ей, сколько было лжи в его работе, как много ему приходилось терпеть, чтобы добиться хоть чего-то. С обидой маленького ребёнка он жаловался на все несправедливости, а она хлопала глазами и слушала, иногда влезая с горячими комментариями, подтверждающими его слова.

В её бокале определённо что-то было. Не в том отношении, что Драко что-то подсыпал, просто вино заставляло видеть всё в другом свете. Каждая фибра души напоминала о том, с кем она, всё тянуло назад. А она смотрела на Малфоя, вторя ему, горячо спорила с миром, который их обоих не устраивал.

Она не могла видеть Малфоя яснее, чем в ту минуту. И как бы не пыталась разглядеть всё самое худшее в человеке, что готовил два ароматнейших стейка для них и рассуждал о всей неправильности поступков, порицаемых ей самой, у неё не выходило.

Гермиона заигралась в свою игру «разгадай Драко Малфоя», но поняла это уже слишком поздно. Писать статьи вдалеке от него было просто, выводить строчки, выискивать недостатки, чтобы их потом описать. Так она доказывала десяткам женщин по всей стране, что он — не тот, о ком стоит мечтать. Но теперь она сидела напротив него и понимала, что доказывала она прежде всего себе, а теперь все её гипотезы рухнули.

Что-то было в её бокале с вином. И об этом чём-то она предпочитала не упоминать вслух. А лучше было и не думать, так определённо было проще.

— А что насчёт цветов? — Гермиона не сразу обратила внимание на то, что на столешнице стояла ваза с букетом крошечных белоснежных цветов, кажется, они назывались гипсофила, но она не была в этом уверена. Драко вопросительно вскинул брови. — У тебя всегда стоят цветы?

— Нет, я купил их для тебя.

И снова что-то рядовое, простое, обычное, чему ей бы не стоило удивляться. Почему её это всё же удивило? Кто приносит цветы на деловой ужин? Гермиона обманывала сама себя, стараясь убедить, что не было в их вечере ничего личного.

— Почему такие? — её пальцы аккуратно очертили бутоны, было почти страшно их сломать своими неосторожными прикосновениями. Как и Драко было страшно бросить неосторожную фразу и отпугнуть девушку.

— Я посчитал, что розы — слишком банально.

— Я люблю розы… — чуть стыдливо призналась Гермиона, как будто любовь к этим цветам в их мире была чем-то постыдным, это заставило его улыбнуться. Она казалась ему девушкой с более искушёнными предпочтениями, но снова допустил ошибку, в который раз.

— В любом случае, они напомнили о тебе, — бросил он и вернулся к процессу создания кулинарного шедевра.

— Чем же?

— Невинные, аккуратные, безумно красивые, — он сказал это куда-то в пустоту, надеясь, что она не расслышит все слова.

Малфой знал, что лгал, хотя в его словах не было лжи. Он не думал о ней, когда их выбирал, он думал о том, как бы её удивить, заманить к себе в эти паучьи лапы. Собственные поступки заставляли желчь вставать в горле.

Драко растерял смысл того, зачем он пригласил Гермиону на ужин. Когда он впервые подумал об этом, ему нужно было вытащить из неё информацию или склонить к сотрудничеству. Не выходило. Малфой сам тонул в том внимании, что оказывал ей.

Румянец на её щеках вновь напомнил ему о том, сколько же в ней наивности и непорочности. Она может и не думала о той пропасти, что их разделяла, но он её видел яснее ясного. Гермиона была младше, в её мире всё ещё была какая-то надежда на лучшее, которую Малфой давно утратил. Ему бы хотелось верить в радугу после дождя, как это делала она.

Грейнджер соскочила с темы, рассказывая ему о том, какой увлекательной была её поездка на выставку прессы в Париж. Она говорила ему о своих несбывшихся мечтах стать полицейским или автором книг. Драко едва ли слушал, и дело было не в том, что ему было неинтересно. Он чувствовал тошноту и необходимость умыться ледяной водой, чтобы включить свой мозг. Во что он превратился, что наделал?

Её сияющие глаза заставили его вернуться в реальность. Ведь было ещё не поздно всё исправить, провести с ней время без попытки залезть в самые глубокие уголки души и вытащить каждую мысль о будущем из её головы.

— И как тебя занесло в журналистику? — теперь же ему приходилось подыскивать способы продолжить разговор.