Мандаринка на Новый Год (СИ) - Волкова Дарья
— Ты понял, о чем я! — довольно странно пререкаться с человеком, чьи два пальца находятся внутри твоего тела. И тебе это и приятно, и неприятно одновременно. — Перестань интересоваться моим самочувствием и просто… Оооох!..
— Это три пальца.
Ее вдруг охватывает непонятное нетерпение, под которым прячется страх. И хочется, чтобы уже скорее это все случилось и закончилось!
— Ник, может быть, хватит уже упражняться в искусстве устного счета на пальцах?!
— Ты думаешь, мне легко? — хрипит он.
— Просто трахни меня!
Его пальцы замирают, перестав двигаться там, внутри. Он шумно выдыхает.
— Воспитанный человек не может отказать даме в такой просьбе.
И вот он уже сверху. Сейчас все и случится.
Глава третья, в которой наступают последствия поступков героев — неотвратимо и неизбежно, как последствиям и положено
Сначала стало больно. Потом — очень больно. Потом пресеклось дыхание, и она смогла только упереться ему ладонью в грудь. И лишь после выдохнуть — мучительно, через силу:
— Стой!
Он остановился. В тишине комнаты его дыхание было оглушающим. Словно в такт пульсирующей внутри боли. Черт подери, почему так больно?! Вспомнились слова тети Даши о том, что неприятные ощущения во время дефлорации, как правило, связаны с тем, что партнерша не готова и нет достаточной смазки. Не ее случай, явно — как бы Люба не была неопытна, она понимала: физиологически она более чем готова к тому, что должно произойти, она это просто чувствовала. Так какого же ей так хреново?!
Ник шевельнулся.
— Нет, пожалуйста! Не двигайся! — он даже сквозь туман вожделения услышал панику в ее голосе. — Подожди. Дай мне… привыкнуть.
Ник вздохнул. Очень тяжело вздохнул. Но замер на какое-то время, нависая над ней. Боль не утихала. Да и какого черта ей утихнуть, если ее источник находился по-прежнему внутри Любы! Она начала дрожать. Господи, лучше уж операция, чем вот так вот!
— Люб, легче не будет, — голос его звучал сдавленно. — Мы еще… не закончили. Ты еще…
— Нет, погоди, пожалуйста!
— Не вижу смысла ждать. Тебе все равно больно.
— Нет! Стой! Остановись! Я передумала! — паника заставила ее почти кричать, упираясь руками в его плечи.
— Поздно.
Он резко двинул бедрами вперед, и ее ослепила вспышка горячей боли. Настоящей боли. Слезы вскипели в глазах, и она инстинктивно зажала себе рот ладонью, понимая, что сейчас не то, что закричит — заорет благим матом. Несколько секунд она захлебывалась собственным криком и слезами, а потом Ник так же резко вышел из нее.
Ей стало на какое-то время совсем параллельно на все — на него, на ситуацию. Важной была только потребность тела свернуться калачиком, прижать колени к животу и дышать, дышать. Упиваясь самой возможностью дышать без боли. И чувствовать, что тебя больше ничего не разрывает изнутри. Что ты снова принадлежишь только себе.
Боль уходила странно быстро, оставляя после себя лишь тянущее ощущение — как при месячных. И еще — чувство стыда. Мама дорогая, что же она натворила?! Пришла к парню, залезла к нему в постель, осчастливила его «высокой честью», а потом устроила форменную истерику. Щеки начали гореть, но она все же заставила себя отвернуться от стены, к которой прижималась лбом и коленками. Где ее несчастная жертва?
Ник сидел на краю постели, спиной к ней, его широкоплечий силуэт смутно угадывался в полумраке комнаты. Никогда она не бегала от трудных разговоров, и сейчас не будет!
— Ник…
— Да? — он даже не повернул голову.
— Извини меня.
Он не ответил, и это было ужасно обидно. Но она упрямо продолжила:
— Я понимаю, что вела себя как идиотка. Я сама предложила, и ответственность целиком на мне. Просто… я не думала, что будет так… Извини.
— Перестань, — он шевельнул рукой и вдруг накрыл ее ладонь своей. — Это ты меня прости. Я должен был остановиться… наверное. Ты же просила. Но уже… не смог. Черт! Я знал, что для первого раза я не…
Он резко замолчал. Она тоже не знала, что сказать. Молчание затягивалось, а Люба стала замерзать. И снова вернулась противная дрожь.
— Очень… больно? — Ник первым нарушил затянувшуюся паузу.
Не собирается она с ним это обсуждать! Слишком стыдно за свою истерику. Не шестнадцать ей лет, в конце концов, чтобы так себя вести!
— Ник, полежи со мной. Мне холодно.
— Конечно.
Он лег рядом, натянул на них обоих одеяло. Но почему-то не оставляло ощущение, что он теперь далеко, очень далеко. А ей хотелось… Толку себе врать! Хотелось тепла, нежности. Чтобы обняли, утешили, пожалели, приласкали. Наверное, нормальное желание для женщины после первой близости с мужчиной. Только вот мужчина, похоже, на эти условия заранее не подписывался. И поэтому он молча лежал рядом, лишь слегка касаясь ее плечом.
Накатывала обида и жалость к себе. Вот же год начался!
— Коль, я, наверное, домой поеду…
— Не глупи, — Ник говорит спокойно. Обидно спокойно для нее! — Смысл сейчас куда-то ехать? Давай завтра утром, а? У меня дома раньше двенадцати никого не будет. Завтра утром спокойно уедешь, чего сейчас ночью метаться?
Обида уже просто комком в горле. И ведь сама виновата! Пока она упивалась жалостью к себе, дыхание Ника стало совсем тихим. Прекрасно! Как и положено бесчувственному животному — после секса тут же заснул. Правда, то, что между ними произошло, сексом назвать сложно, но ей от этого не легче. И, тем не менее, несмотря на всю ее обиду, возможно, несправедливую, на парня, лежащего рядом, желание простого человеческого тепла пересилило гордыню. Он спит, и не убудет с него! А ей ужасно хотелось обнять и прижаться, что она и сделала. Аккуратно, стараясь не разбудить.
Ник неожиданно вздохнул, и она отпрянула. А он вдруг повернулся на бок и притянул ее к себе.
— Прости. Я думала, ты спишь, — невнятно, ему в грудь.
— Это ты меня прости, — его губы коснулись ее лба, и он притиснул ее к себе еще крепче. — Просто я не знаю, как…
Вот тут ей захотелось зареветь, прямо-таки смертельно. От его жеста и какой-то странной, грубоватой, неуверенной нежности, что почудилась ей в его словах. Она закусила губу, пытаясь справиться с противоречивым букетом эмоций. Это помогло, и слезы сдержать все же удалось. В итоге, она устроила голову у Ника на плече. Он по-прежнему обнимал ее, и Любе вдруг подумалось, что все вышло не так уж и плохо. Уже ничего не болит, а лежать с ним в обнимку оказалось неожиданно приятным. Чувство неловкости испарилось, хотя, возможно, только на время. И последнее, о чем она подумала, засыпая — как же, все-таки, хорошо, что это у нее случилось с Колькой. Он свой парень, и с ним не так стыдно. А теперь еще тепло и уютно. На этой мысли она уснула. А Ник еще минут десять лежал, боясь шевельнуть правой рукой, но потом и его сморил сон.
