Софи Морган - Интимный дневник «подчиненной». Реальные «50 оттенков»
Жадно уставившись на затвердевшие соски, он не мог не съязвить:
– А где же бюстик в горошек? Я разочарован…
Я показала Райану язык, а потом начала двигаться более настойчиво, из-за чего груди стали подпрыгивать еще сильнее. Райан наклонился и захватил их руками, поглаживая и целуя, по очереди касаясь губами моих сосков, и – наконец – начал двигаться сам.
Секс был таким, что перехватывало дыхание. Все остальное потеряло смысл – сейчас важны были только наши движения, наша связь, наше наслаждение. Я наблюдала, как лицо Райана теряет свою серьезность и он становится совершенно беззащитным. Меня это невероятно заводило… Видя, как его оргазм достигает вершины, я дотронулась пальцами до клитора всего на секунду, и это прикосновение тоже подняло меня до небес.
На следующее утро единственной тучкой на горизонте было сознание того, что наши отношения ограничены во времени. Я вдруг расстроилась, но, проведя весь вечер, лежа в чем мать родила на диване в его комнате, уткнувшись в телик и потягивая пиво, с паузами на поцелуи, ласки и секс, я твердо решила, что хочу получать максимум от каждого момента, когда рядом находится Райан. Надо было ковать железо, пока горячо.
Мы начали встречаться, хотя перспектива скорого возвращения Райана в Штаты не позволяла строить серьезные планы. Он был тактичным и внимательным любовником, бесконечно терпеливым и в те моменты, когда доставлял мне удовольствие, и тогда, когда получал его сам. Райан охотно позволял мне исследовать его тело, и я все увереннее облизывала и сосала его член, играя с ним столько времени, сколько мне хотелось, учась доставлять ему удовольствие, что мне очень нравилось. Тем не менее я бы ни за что на свете не стала предлагать Райану эксперименты, хотя бы отдаленно связанные с какими-либо сексуальными отклонениями, и то, что произошло дальше, послужило первым уроком: не стоит строить никаких предположений о людях.
Мой первый опыт сексуального эксперимента, как, наверно, и у многих людей, связан со здоровой мастурбацией.
Мне нравится думать, что у меня богатое воображение. В общем, это действительно так, и я говорю это не столько с гордостью, сколько констатируя сам факт: меня посещали грязные мыслишки о том, как интересно было бы использовать предметы, которые выглядели совершенно невинно, по другому назначению. Эти мысли вкупе с моими финансовыми приоритетами в университете – книгами и пивом (не обязательно именно в таком порядке) – означали, что моими любимыми секс-игрушками стали несколько видоизмененные предметы домашнего обихода.
Итак, я считала, что среди моих вещей нет ничего, что могло бы быть использовано для каких-то гнусных целей против меня (т. е. из уже опробованного мной раньше или хотя бы потенциально рассматриваемого), нет уж, спасибо. Вот почему простая расческа стала для меня большим сюрпризом.
У меня очень жесткие волосы, и их много. Нет, не в том смысле – т. е. я слежу за тем, чтобы все ключевые участки были тщательно выбриты, – но первым делом, когда я встаю утром, еще не проснувшаяся окончательно, я похожа на дикарку с острова Борнео.
Впрочем, как и после хорошего секса тоже.
До какого-то момента мы, однако, не заходили слишком далеко. Мы целовались часами, желали продлить напряжение, когда каждый поцелуй и движение губ – это прелюдия и обещание чего-то большего. Наконец мы достигли негласной договоренности перейти к серьезным действиям; мое лицо горело от его щетины, соски откровенно торчали из лифчика, а в брюках Райана появилась недвусмысленная выпуклость. Когда мы оторвались друг от друга, он вытащил руки из моих волос, хотя и с некоторым трудом.
Я попыталась рукой привести волосы в некоторый порядок, но Райан отвел мою руку в сторону и поцеловал по очереди каждый палец. На его щеке появилась ямочка, но в улыбке было что-то зверское.
– Забудь. Мы все равно приведем их в беспорядок. Все о’кей. Мне нравится, когда ты растрепанная.
Я опять, дразня Райана, показала ему язык и начала расстегивать рубашку.
– Я ничего не могу поделать со своими волосами. Кстати, твои сейчас выглядят ничуть не лучше.
Я неопределенно махнула рукой назад, слегка подзадоривая его.
– Там где-то есть расческа… Можешь воспользоваться, если надо.
У Райана были черные волосы, такие же непослушные, как у меня, – даже до того, когда я запустила в них пальцы, когда мы целовались. При том, что Райан был пострижен коротко, волосы спереди все время падали ему на глаза, и он, когда говорил что-нибудь важное, невольно взъерошивал их, пытаясь убрать со лба. Я обожала этот жест (впрочем, как и самого Райана).
Я отвернулась и стянула брюки, наклонившись, чтобы убрать их с пола, где они собрались вокруг моих ног. Именно тогда он меня ударил.
Я услышала звук удара. И поняла, что совершенно этого не ожидала. Когда кто-то внезапно изо всех сил шлепает тебя по заднице так, что звук от удара разносится по всей комнате, это больно. Даже если в глубине сознания появляется мысль: «Подумаешь, какой-то несчастный шлепок», – все равно не можешь удержаться от соблазна потереть ушибленное место. Я по крайней мере не смогла.
Обернувшись и все еще держа руку на своей бедной попе, я увидела широко раскрытые невинные глаза Райана и губы, расплывшиеся в улыбке. Он помахал щеткой-расческой у меня перед носом.
– Ты сказала, я могу воспользоваться этим.
М-да… Старая как мир поговорка права: следи за тем, что говоришь. Чувствуя, что меня ждет совершенно потрясающий опыт, о котором, возможно, я мечтала много лет, я улыбнулась в ответ, собрав все свое мужество…
– Да, я так и сказала.
Серьезным волосам нужна серьезная расческа. Эта расческа была что надо. Когда Райан сдернул мои трусы, положил меня к себе на колени и начал шлепать, звук рикошетом ударил по комнате. Я с ужасом представила, что может подумать мой сосед, который шел в этот момент по коридору. Но потом и эта проблема перестала меня волновать.
Я часто задавала себе вопрос, что буду чувствовать во время настоящей жесткой порки. Но никогда в жизни не ожидала, что все будет именно так.
Было очень больно, естественно. Намного больнее, чем я себе представляла, – вы скажете, что я принадлежу к поколению, которому удалось избежать телесных наказаний в школе. Поначалу с каждым ударом воздух со свистом вылетал из моих легких, и единственной мыслью было то, что мне ужасно больно, – определенно, это не было похоже на сексуальное шлепанье как предмет моих тайных фантазий. В паническом внутреннем монологе я пыталась принять решение: остановить ли это сразу или потерпеть. И вдруг… ощущения изменились, будто раскрылись по-новому. Было все еще больно, но через несколько секунд после удара жжение превратилось в приятную боль, и по мере того, как адреналин волной разливался по моему телу, даже болезненность от первых ударов стихала, убаюканная теплом наслаждения, которое я получала.