Меган Максвелл - Ты только попроси. Сейчас и навсегда
Что я и делаю. Я лечу, словно за мной гонится черт. Я подвергаю себя еще большему риску и наслаждаюсь адреналином, витающим в воздухе. Краем глаза замечаю, как справа меня обходят Давид и еще один гонщик. Я ускоряюсь, обгоняю другой мотоцикл, но Давид Гепардо хорош, и, перед тем как достигнуть участка трека с ямами, он добавляет скорость и успешно перепрыгивает выбоины. Я на таком участке почти всегда теряю время и рискую упасть. Но сейчас я легко прохожу его. Мне удается удержать управление мотоциклом, пусть даже стиснув зубы, и дальше я продолжаю с ускорением. Не люблю проигрывать даже в парчиси[3].
Я еще больше жму на газ, прижимаю Давида, обгоняю его. Он снова меня опережает. Мы скользим на крыльях, и третий мотоциклист обходит нас слева. А чтоб его! Я ускоряюсь… Он ускоряется… Мы все ускоряем ход. Когда на финише судья опускает флаг, я вскидываю руку вверх.
Я – вторая! Давид – первый.
Мы проезжаем круг почета и приветствуем зрителей. В ответ на их аплодисменты и радостные улыбки мы с Давидом широко улыбаемся. Он доволен, я тоже. Мы снимаем шлемы, очки, и люди начинают аплодировать еще сильнее.
Я знаю, что такая близость с Давидом вовсе не понравится Эрику. Точно знаю. Но мне это необходимо, неосознанно я мечтаю его спровоцировать. Я хозяйка своей жизни. Я хозяйка своим действиям! Ни он, ни кто-либо другой не покорит мою волю.
Отец вместе с остальными выходит на трек поздравить нас. Сестра заключает меня в объятия, потом это делает Фернандо, племянница, Фрида. Все кричат «чемпионка», как будто я победила в мировом чемпионате. Эрик не подходит, он остается за спинами моих друзей. Я знаю, что он ждет, чтобы я первой к нему подошла, как это было раньше. Но нет. Не сейчас. Как говорится в нашей песне, «мы противоположные полюса», и если он упрямый, то пусть зарубит себе на носу, что я еще упрямей.
Мы стоим на пьедестале почета, и в это время объявляют, сколько денег получилось собрать для детских подарков.
Я поражена. Это огромная сумма! Я догадываюсь о том, что львиную долю внес Эрик. О нет, я знаю это совершенно точно – нет надобности, чтобы мне кто-то об этом говорил.
Приятно пораженная суммой вырученных денег, я улыбаюсь. Все зрители рукоплещут, включая Эрика. Он выглядит немного расслабленным, и, поднимая свой бокал, я замечаю выражение гордости у него на лице. Я тронута до глубины души. В другом случае я бы ему подмигнула и сказала бы взглядом «люблю», но не сейчас. Не сейчас.
Сойдя с пьедестала, мы с Давидом делаем тысячу фото со всеми желающими. Через полчаса народ расходится и участники гонки начинают собирать свои вещи. Перед тем как уехать, ко мне подходит Давид и напоминает, что он пробудет у себя в городке до шестого января. Я обещаю ему позвонить, и он кивает в знак согласия. Выйдя из раздевалки и держа в руках комбинезон, я чувствую, что меня хватают под руку и тянут. Это Эрик.
О господи! О го-о-осподи! Это серьезное выражение лица сводит меня с ума. Его зрачки расширяются. Он одним взглядом говорит, насколько я ему нужна, но я не отвечаю, и он прижимает меня к себе. Когда я оказываюсь рядом с его губами, он шепчет:
– Я до смерти хочу тебя поцеловать.
И все, больше ни слова.
Он целует меня, а незнакомые нам люди, оказавшиеся рядом, в восторге аплодируют проявлению такой пылкости. Несколько секунд я позволяю Эрику терзать мои губы. Ох! Мне безумно это нравится. Наконец Айсмен отстраняется и, глядя мне в глаза, говорит хриплым голосом:
– Это как в гонках, дорогая: кто не рискует, тот не выигрывает.
Я киваю. Он прав. Полностью отдавая себе отчет в том, что творю, я отвечаю, ошарашивая его:
– Так и есть, сеньор Циммерман. Проблема в том, что меня вы уже проиграли.
Его взгляд сразу же черствеет. Я поворачиваюсь и ухожу к машине зятя. Эрик стоит. Я догадываюсь, что он остолбенел от моих слов, но знаю, что продолжает наблюдать за мной.
4
Вечер. Я уже вернулась в Херес. Телефон просто разрывается от звонков. Я едва сдерживаю себя, чтобы не запустить его в стенку. Это Эрик, и он хочет со мной поговорить.
Я отключаю телефон. Тогда он звонит папе, но я отказываюсь отвечать.
В воскресенье утром я застаю сестру, прилипшую к экрану телевизора и увлеченно смотрящую мексиканский телесериал «Я твоя госпожа». Какой же бред!
Вхожу в кухню и вижу великолепный букет красных роз на очень длинных стеблях. Я проклинаю их про себя; я ведь знаю, кто их прислал.
– Посмотри, дорогая, какую прелесть тебе прислали! – говорит за моей спиной Ракель.
Поскольку мне не нужно даже спрашивать, от кого они, хватаю их и швыряю в урну. Сестра орет, словно бешеная:
– Что ты делаешь?
– Что хочу, то и делаю!
Она быстро вынимает розы из мусорного ведра.
– Ради всего святого! Это просто кощунство – выбрасывать такие цветы. Они наверняка стоили кучу бабок.
– Да пусть они стоят целый миллион, мне все равно.
Отворачиваюсь, чтобы не смотреть, как сестра снова ставит розы в вазу.
– Ты даже не прочтешь записку? – настаивает она.
– Нет, и ты тоже, – отвечаю и, вырвав ее у нее из рук, бросаю записку в мусорное ведро.
Вскоре появляются отец и зять и смотрят на нас. Сестра опять мешает мне подойти к розам.
– Можете в такое поверить? Она хотела выбросить эту красоту в мусор!
– О да, я могу, – заверяет отец.
Хесус улыбается и, подойдя к сестре, чмокает ее в шею.
– Хорошо еще, что ты смогла их спасти, голубушка.
Я не отвечаю. Не смотрю в их сторону. Терпеть не могу все эти «сю-сю» типа «невестушка» и «женишок». Почему они ведут себя как дети?
Я разогреваю себе кофе в микроволновке и, выпив его, слышу, как звонят в дверь. Выругавшись, встаю – я готова сбежать в любой момент, если это явился Эрик. Уловив мое настроение, отец идет открывать. Через пару секунд он с улыбкой на губах возвращается один и что-то ставит на стол.
– Это тебе, смугляночка.
Все смотрят на меня в ожидании, когда я распакую огромную бело-золотую коробку. В конце концов я сдаюсь и открываю ее. В тот момент, когда я снимаю верхнюю упаковку, в кухню входит племянница и вскрикивает:
– Сладкий футбольный стадион! Какой кла-а-ассный!
– Думаю, кое-кто хочет подсластить тебе жизнь, дорогая, – подшучивает отец.
Разинув рот от удивления, я рассматриваю футбольное поле. На торте повторили каждую деталь. Есть даже трибуны со зрителями! А на табло по-немецки написано: «Ich liebe dich» («Я тебя люблю»).
Сердце бьется как сумасшедшее. Я не привыкла к подобным штучкам и даже не знаю, что сказать. Он меня совсем сбил с толку, он сводит меня с ума! Тут я начинаю рычать, но сестра уже оказалась рядом со мной. Она осведомляется:
