Кэтрин Тейлор - Цвет любви

— И эти правила включают то, что я должна спать и с твоими друзьями?

Он качает головой.

— Ты ничего не должна. Но я думал, ты понимаешь, что происходит там, в клубе. Ты сама спросила меня, можно ли тебе пойти со мной.

Я смотрю на него. Волосы упали на лоб, он отбрасывает их ладонью, глядя на меня своими голубыми глазами, которым мне так тяжело противостоять.

«Он прав», — думаю я. Он никогда не скрывал своего отношения. Он даже предупреждал меня. Неоднократно. Он дал мне шанс уйти. Это я захотела, чтобы он сделал исключение. Я непременно хотела остаться — на его условиях.

— А если я не пойду в клуб? — тихо спрашиваю я. — Что, если я передумала?

Он пожимает плечами, я вижу, как вдруг вспыхивают его глаза. Но вспышка исчезает слишком быстро, чтобы истолковать ее.

— Тогда, думаю, нет особого смысла нам и дальше быть вместе.

Похоже, это его не радует, но он исполнен решимости. Он расстанется со мной.

Я судорожно сглатываю, когда до меня доходит: тем самым предполагается, что решение буду принимать я. И что, скорее всего, он говорит серьезно. Он не только для меня, он говорил об этом с самого начала, и я должна жить с этим — или уйти. Я не могу разрешить это противоречие. Мысль о том, что я больше не буду с ним, просто невыносима. Но смогу ли я вынести то, что, возможно, он не будет принадлежать мне полностью никогда?

— Грейс, — произносит он и, когда я не отвечаю, подходит ближе ко мне. Он стоит настолько близко, что может коснуться меня, если протянет руку, но он не делает этого. Зато он улыбается, я вижу отколотый уголок зуба, который кажется мне невероятно милым. — Ты ведь сказала, что хочешь все и сделаешь все, — напоминает он. — Пойдем. Попробуй.

В его глазах уже нет того сурового выражения, как прежде, и на миг мне кажется, что в них действительно мелькает что-то вроде тревоги. Он хочет, чтобы я пошла с ним. Он не хочет, чтобы я выбрала другой вариант и оставила его.

Мне вспоминаются слова Сары. О том, что Джонатан сделал несчастной уже не одну женщину. Но, возможно, есть крошечная вероятность того, что мне удастся достучаться до него. Что я значу для него больше, чем он готов себе признаться.

Я знала, что у него есть стороны, которые мне не понять. Что связываться с ним рискованно, что, вполне возможно, он разобьет мне сердце. Но именно мое сердце и готово пойти на риск, оно хочет продолжать верить в то, что между нами есть нечто большее. Мое сердце просто еще не готово сдаться.

Неуверенно, с нехорошим чувством в животе я отвечаю на его улыбку:

— Ну ладно. Пойдем сегодня вечером в клуб.

25

Когда мы подъезжаем к белой городской вилле на Праймроуз Хилл, на часах уже почти восемь. Джонатан выходит первым, открывает зонт, помогает выйти из лимузина мне. Моросит дождик, прохладно, в летнем платье и тонком плаще я мерзну. Впрочем, возможно, дело вовсе не в погоде, а в волнении.

Джонатан смотрит на меня.

— Готова? — спрашивает он, и я киваю, окидывая его взглядом. Сегодня он снова в черном, однако, кроме рубашки и брюк на нем надет макинтош, тоже черного цвета.

Под зонтом мы вместе направляемся к кованым воротам, которые открываются перед нами и тут же закрываются снова, а затем — по мощеной дорожке ко входу, расположенному сбоку от здания.

За минувшие часы я расспросила его о клубе и теперь кое-что знаю. Членство ограничено, критерии отбора очень строгие. В клубе всегда и очень тщательно соблюдается сохранение приватности. Ничто из происходящего внутри не прорывается наружу, никто из просто любопытствующих не сумеет проникнуть внутрь. Эту эксклюзивность обеспечивает невероятно высокий вступительный взнос. И, по словам Джонатана, в этом все и дело: в анонимности и тайне.

Камера, расположенная над покрытой черным лаком входной дверью, мигает красным, показывая, что нас снимают, а Джонатан тем временем берется за старомодную латунную ручку. Проходит несколько секунд, и нам открывает светловолосая дама в дорогом на вид темно-сером костюме. Волосы ее собраны в строгий узел, она производит впечатление холодного и отстраненного человека.

— Добрый вечер, — здоровается она, пропуская нас внутрь. Дверь за нами негромко закрывается.

Не знаю, чего я ожидала, но наверняка не такой простой элегантности. Фойе ярко освещено, и контраст между стойкой администратора из сверкающего белого материала, за которую усаживается светловолосая женщина, матово-бежевым цветом стен, нарушаемым коричневыми деревянными элементами, достигающими потолка, и темно-коричневым благородным ковровым покрытием позволяет комнате заиграть холодной, но все же довольно гостеприимной сдержанностью. Два светлых, обитых тканью дизайнерских кресла приглашают присесть и кажутся совершенно новыми, словно их только что привезли из магазина.

Похоже, блондинка знает Джонатана, на меня смотрит несколько скептически, впрочем, оставаясь при этом очень вежливой. Она принимает из рук Джонатана пластиковую карточку, проводит ее сквозь считывающее устройство, затем протягивает мне несколько листков, испещренных мелким шрифтом.

— Обязательство о неразглашении, — с улыбкой поясняет Джонатан. — Тебе это уже знакомо.

Я даже не пытаюсь вчитываться, лишь пробегаю взглядом параграфы и сильно удивляюсь. Мне действительно не поздоровится, если я осмелюсь предать гласности хотя бы что-то из того, что увижу или переживу здесь. Да я и не собираюсь, поэтому подписываю и возвращаю бумаги блондинке, которая удовлетворенно кивает.

— Теперь можете войти, — произносит она и протягивает Джонатану два ключа, на которых висят элегантные деревянные брелоки с выгравированными номерами 11 и 12, а также две черные маски. Они узкие, простые, сшиты из блестящей мягкой ткани.

Вообще-то мне хочется спросить, зачем это нужно: ключи, маски, но почему-то здесь принято как можно меньше разговаривать, поэтому я решаю промолчать. Я и без того слишком взволнована, чтобы долго задумываться над чем-либо.

— Прошу, — произносит блондинка, указывая на дверь напротив входной, которая, очевидно, ведет внутрь здания.

Подойдя к ней, я задерживаю дыхание, поскольку не имею ни малейшего понятия о том, что может быть за ней. Похоже, Джонатан чувствует мое напряжение и, открыв дверь, улыбается. Мгновением позже мы оказываемся в следующем зале, из которого на верхний этаж ведет витая лестница.

Комната обставлена совершенно иначе, чем фойе, гораздо более броско. Дверные рамы, обшивка стен и ступеньки лестницы сделаны из темного, почти черного дерева, а на пол и потолок нанесен контрастный черно-белый узор из линий. На полу он выполнен из черного и белого мрамора и кажется более филигранным, в то время как по потолку проходят широкие черные и белые балки. Большая лампа на потолке и перила лестницы, сделанные из латуни, расставляют блестящие золотистые акценты.