Ты - мой грех
— Руслан, пожалуйста! Я не хочу… давай не будем об этом, — Люба, мать ее, расплакалась. И впервые меня это не трогает. Еще вчера утром я бы как идиот кинулся утешать её, обещать всё, что она только захочет, а сейчас… нет, любовь не делась никуда, но с жалостью глухо.
— Значит, за его счет, — ответил я сам себе. И Люба не опровергла, хоть на это совести хватило. — Трахаешься с ним давно?
— Я… Руслан, прекрати, хватит!
— И намерена продолжать с ним спать, да? Потому меня отталкивала? — я дико злюсь. Блядь, я её сейчас убить готов! И за предательство, и за блядство, и за унижение.
— Не надо, — она по-детски прижала ладони к ушам, будто это поможет.
— Значит, изменяешь. Мне или ему? Хотя мы с тобой не трахались, считай ты верная своему папику. А почему он тебя не забрал из той дыры, где ты жила, а? Почему он не помог? Или ты только что его нашла, а, Люб? Потому меня притормозить решила, пока у вас всё зыбко? А если бы он тебя бортанул, то можно и под меня лечь, так?
Молчит. Уши зажала. Слышит всё, не отрицает. Бледная, потерянная, несчастная. Это бесит! Ну бросила бы уже мне правду в лицо!
— Хватит молчать! Ты не охренела ли играть, дорогая? — рыкнул. — Просто ответь мне: да или нет? Или, твою мать, мне реально всё показалось? Зря нагоняю? Клянусь, я готов поверить, если ты постараешься объяснить мне всё складно! Я готов слушать!
Херню несу, но это правда. Готов сказочку выслушать, готов даже поверить. Да, готов. Слишком свыкся с мыслью, что Люба — моя. За такой короткий промежуток времени сросся с ней, прикипел. Одно дело — чувства, любовь, а другое — когда готов к семье, и выбрал уже женщину. Ну пусть соврет уже! Пусть скажет, что выбирала, запуталась, потому что малолетка. Пусть скажет, что не было у них ничего, кроме поцелуя, правда это или нет. И теперь только я буду. Херово, да, но я готов это схавать.
Наверное готов. Хотя зря. Раз в самом начале блядство, то дальше что будет?
Нет, так я не хочу. Это не отношения, и не семья будет, а пародия. Фарс.
— Говори уже! — проорал.
Люба вздрогнула. Ревёт молча, всё лицо и шея в слезах, захлебывается ими, и… молчит. Трусиха.
— Прости меня, пожалуйста, — только и сказала она.
Всё. Это, блядь, фиаско. Это признание. Конец.
— Уходи. Уходи, Люба. Не доводи до греха. Давай, — подтолкнул её за плечо, — на выход. Всё, свободна.
— Прости! Прости, прости, прости меня. Прости, Руслан! Я… ты прав, конечно, но я не хотела, ты не должен был узнать, и измены-то не было… или… ну не совсем… прости, — она бормотала, пока я вел её на выход из квартиры, и этими словами добивала.
Зря я её впустил. Зря встретил. Всё зря. Пощечину бы влепить, обматерить, душу отвести.
Но не могу. Люблю суку. Растопчу её, но легче мне не станет.
Молча вытолкнул её за дверь, закрылся, и вернулся к бутылке виски. Сегодня напьюсь, завтра на работу. Забью на выходные, забудусь. А Люба пусть гуляет. Выбор свой она сделала.
