Верь только мне (СИ) - Тори Мэй
—Не передумаю.
—И если нужны деньги….
—Не нужны, — отрезаю.
Я отказался от любой его «помощи» в свой адрес. Не хочу быть должным. Накопленное бабло я с легкой руки отдал Максу, и ни о чем не жалею. На билет в один конец мне хватило, а дальше буду разбираться по ходу пьесы.
Мои вклады приносят небольшие дивиденды, на таблетки от мигрени хватит.
Отец только кивает. Со мной он больше не спорит, не угрожает и вообще всячески ищет контакта, который мне теперь не усрался.
Полагаю, что Альберта Карловича мучает совесть от того, что он наконец-то убедился, что всю жизнь зря мочил свою кровиночку. А еще он слишком впечатлился произошедшим на балу. Говорит, думал, что потерял меня.
Отец не молодеет, и я скорее поверю в то, что у него ранняя деменция, чем в его внезапную любовь. Только мне здесь ловить не-че-го.
Возглавлять мусорную империю я так и не загорелся. Чувствами к сожалеющему отцу не воспылал. Слишком много пережито.
Бате завтра вожжа под хвост попадет, и он снова начнет грозиться отправить меня в армию или сразу на каторгу.
Новости о моем отъезде отец, естественно, не удивился, только надрывно вздохнул. Зато тетя Миля была вне себя от счастья. Буквально ликовала, будто это ее личная победа. А на самом это мое личное поражение.
—Зарегистрировала нас на рейс. Нико очень рад, что дядя Вильгельм прилетит, — сообщает неестественно радостным тоном.
—Окей.
—Ты собрал все, что нужно?
—Давно.
—Шатц, ты не в настроении? — приобнимает меня за плечи тетя. — Завтра у тебя начнется совершенно новая жизнь! Машенька бы сейчас так радовалась, что ты наконец-то исполнишь вашу с ней мечту.
—Ага, — все что я в состоянии выдать.
Видя мою убитую рожу, тетя понимающе ретируется, а я продолжаю тупить в комп.
Двигаться мне особо не дают. Долбанный лысый врач по настоянию отца и здесь меня достал, насильно заставляя соблюдать покой.
Внешне я не то что спокоен, внешне я почти мертв.
Меланхолично расчищают рабочую почту перед отлетом, пересылая отцу нужные письма и удаляя неактуальное.
Взгляд падает на сообщение двухнедельной давности от лаборатории, которая делала забор генетического материала.
В день, когда я очнулся, отец с трясущимся подбородком сообщил мне, что я был прав, и что я его сын. А позже даже просил прощения за то, что смел полагать иначе.
Так что на автомате удаляю письмо. Нахрен мне то, что я и так всю жизнь знал?
Вместо этого читаю рассылку с очередным коммерческим предложением. Только вот по спине бежит предательский холодок, заставляя волосы на загривке дыбом вставать.
Помедлив пару секунд, нажимаю на вкладку «Корзина» и пялюсь на письмо из клиники. Не могу открыть.
Хер ли я медлю?
Сглатываю и тапаю на письмо, сразу переходя к прикрепленному файлу. Шарю глазами по незнакомым таблицам с обилием показателей и цветных колонок.
Где же?
Где же?
Не то… Не то…. А вот!
«Вероятность отцовства 0%. Предполагаемый отец исключается как биологический отец».
Блять.
Что?
Еще раз.
Вероятность отцовства 0%.
Ноль процентов.
Ноль.
Трижды блять.
Хватаю из батиного бара первую попавшуюся бутылку янтарного пойла и слетаю вниз.
—Я к Максу уехал, если потеряют, — предупреждаю Федора, крикнув через прихожую.
Пизжу.
Я еду сделать то, что много лет не давало мне покоя.
В висках пульсирует навязчивая мысль, которая плотно засела в моей голове. Я не решался на это раньше, а вот сейчас дамбу прорвало.
Глава 47.1 Вильгельм
Мамин кулон. Рулю к ломбарду.
Не к первому попавшемуся, а к тому, который мама когда-то называла «доверенным». В те редкие моменты, когда сын подросток соглашался прогуляться с мамой по парку, она указывала мне на одно и то же невзрачное здание с совсем уж обшарпанным входом.
Пусть этот кулон хранит тебя, сынок. А если тебе когда-то придется расстаться с ним — не переживай, значит, так надо. Моя любовь всегда будет с тобой.
Окидываю крыльцо взглядом, сомневаясь, работает ли это захолустье по прошествию стольких лет. Почти срываю цепочку с шеи и вхожу, открывая скрипучую деревянную дверь с потускневшей желтоватой вывеской «Шанс».
От ломбарда здесь только стеклянная разделяющая посетителей и работников перегородка с прорезанным окошком. На прилавках пылятся столетние украшения, явно вышедшие из моды. В остальном похоже на киоск с безделушками.
—Помочь чем? — из-за прилавка выглядывает паренек.
Смотрит вопросительно, постукивая татуированными пальцами по поверхности в такт музыке, приспустив для вежливости одну сторону больших наушников.
—Вещь хочу одну оценить, — кладу на прилавок цепочку.
Чувак, который явно рассчитывал, что я просто поглазею, и меня не придется обслуживать, нехотя подкатывается на стуле и поднимает кулон перед глазами.
—Оставляйте, — пожимает плечами. —Наш мастер сейчас занят.
—Во сколько подъехать?
—В без пятнадцати послезавтра, — гыгыкает в ответ парень, но, встретив мой убийственный взгляд, осекается. —Кхм, послезавтра оценит.
—Послезавтра меня не будет в городе, можно как-то сегодня? — говорю настойчиво. —Я оплачу.
—Конечно, оплатишь, бесплатно мы не работает, — продолжает борзеть мелкий. —Но дядь Боря сегодня и так зашивается.
Злюсь. Максимиллиан и короткие отношения с Виолеттой научили сначала пытаться разговаривать, а затем бычить.
—Могу я увидеть его на минутку? — проявляю недюжинные усилия, чтобы оставаться в спокойствии.
—Сходи в другой ломбард, раз так срочно, — резюмирует чувак, передает мне цепочку, демонстративно накидывает наушник и отворачивается.
Лааадно, сучонок невоспитанный.
Я же пытался поговорить? Пытался. Теперь мои методы.
Наклонившись к окошку, резко хватаю щегла за воротник и притягиваю так, что его башка показывается на моей стороне.
—Слышь, борзый, — говорю все таким же спокойным тоном, —Во-первых, к незнакомым людям обращаются на «Вы» и здороваются.
Сам не верю тому, что это вырвалось из моего рта, которым я тыкал Виолетте.
—Пусти меня, отпусти! — начинает визжать.
—Во-вторых, — натягиваю ткань сильнее, —Я вежливо попросил позвать оценщика. Так сделай это!
Отпускаю раскрасневшегося пацана, он отшатывается и начинает откашливаться, выпучив на меня глаза.
—Я щас кнопку вызова полиции нажму, понял!!! — вопит истерично. —Вали отсюда!
Блять, тут, короче, каши не сваришь. Еще присяду рядом с психом Лисицыным, на дачу показаний и заседание к которому мне все же пришлось вчера съездить. Печальное зрелище долгой неминуемой расплаты.
Пихаю кулон в нагрудный карман и выметаюсь оттуда.
И с чего я решил, что меня ждет какая-то сказочная лавка, где при появлении кулона начнут кружиться феи и с потолка посыпятся блестки?
Видимо, башкой слишком ебнулся и придумал себе небылицу о том, что мама неспроста настаивала именно на этом ломбарде. Что там какая-то тайна кроется.
Матерясь себе под нос, сажусь в машину, закрываю глаза и выдыхаю. Надо действительно ехать к Максу, проведать его и рассказать ему охуительную новость о том, что мой мучитель-отец был всю жизнь прав, — я не его сын.
Тяжелые осознания накрывают меня одно за другим.
И что мама, получается…. получается, изменяла ему? И еще и забеременела на стороне. И ничего мне не рассказала. Ничего, блять, мне не рассказала!
Сука.
Колочу по рулю до боли в руках.
Вся моя жизнь сплошной сюр. Одна большая ложь, наложенная на поверх другой лжи, и уже не разобрать, где она началась и закончится ли когда-то.
Отец.
Или как мне его теперь называть? Мамин муж? Приемный отец? Дядя Альберт?
Он всегда догадывался и всегда гнобил меня, а мама убеждала, что он ошибается, взращивая во мне безысходную ненависть.
А теперь он, точно зная об отсутствии кровного родства, решил убедить меня в обратном? Жизнь переписать? Нафига?
