Паранойя. Почему он? (СИ) - Раевская Полина Александровна "Lina Swon"
И это действительно ОН. В компании таких же солидных дядечек и совершенно несолидных девочек, которые едва ли старше меня. Та, что рядом с ним поднимается и, шепнув ему что-то на ухо, модельной походкой идет в уборную. Я же не могу глаз оторвать: кошачью пластику топ – модели ни с чем не спутаешь, да и рост под два метра говорит сам за себя. Не знаю, откуда он ее себе выписал, но однозначно птичка неместного разлива. Ухоженная, стильная и… очень сильно похожая на меня - тот же размытый дождем Невский с золотистыми волосами по пояс.
Может, кому-то и польстил бы такой выбор, но я почувствовала себя вещью, которую можно легко заменить на более статусный аналог, и от понимания этого меня обжигает едкой болью.
Передо мной ставят мой заказ, но есть я уже не хочу. Хочу просто уйти. Убежать подальше или вовсе исчезнуть. Раствориться и не чувствовать этого удушающего отчаянья и унижения. Допиваю залпом шампанское, чтобы перебить вкус горечи на языке, но становиться только хуже.
Мне так противно. Господи, до чего же противно! Держусь из последних сил, чтобы не дать волю слезам, кусаю до крови губы, но не помогает. Ни черта не помогает! Больно. Так мне больно, что хочется орать дурниной. Но я молчу, сверлю затуманенным взглядом свои сине-черные «бланики» и не могу даже шевельнуться, особенно, когда чувствую на себе его взгляд.
Не смотри! Не смотри! Не смотри! – повторяю, как молитву, сжимая пальцы в кулак и разжимая до болезненного хруста, прекрасно зная, что не смогу удержаться.
Поднимаю голову и будто получаю удар под дых, проваливаюсь на самое дно ледяного, сапфирового озера. Меня пробирает озноб, как если бы с температурящего тела сдернули одеяло, оставив дрожащую и обнаженную в своей незамутненной, концентрированной боли у его ног. Я знаю, что со стороны выгляжу потерянной и раздавленной, но, как ни стараюсь, не могу взять себя в руки. Нет у меня сил! Я так устала от этих изматывающих чувств: от тоски по нему, от ревности, от отчаяния и слез, что хочется просто лечь тут посреди этого бара и умереть. Я уже умираю, смотрю на него такого красивого, холеного, притягательного и внутренне истекаю кровью, когда возвращается моя копия и, улыбнувшись, касается его плеча, будто имеет на это полное право.
Не выдержав, срываюсь и иду в туалет. Я стараюсь не бежать, идти ровно, степенно, но прожигающий спину взгляд жалит, будто хлыст. В уборную я буквально врываюсь. Дышу рвано, на грани истерики, но каким-то чудом, походив взад – вперед, все же успокаиваюсь, даю себе мысленного леща.
Нет, Настя! Ты не будешь вести себя, как жалкая, тоскливая дура! Ты сейчас пойдешь, сожрешь свой ужин с невозмутимой рожей, а после отправишься спать, будто ничего и не было. Потому что ничего и нет! Всего лишь Долгов, которому на тебя плевать. Но разве это новость? Все ведь то же самое, просто - другими словами.
Отхлестав себя по щекам, легче мне, конечно, не стало, но жалость к себе отступила, и я настроилась доиграть спектакль до конца. Правда, стоило покинуть уборную, и встретиться с подпирающим стену Долговым, мое самообладание пошло трещинами, как ледяная корка на луже, которую слегка коснулись носком сапога.
От одного его присутствия у меня начинает гореть в груди, а от лениво - скользящего взгляда – слабеть колени. Он не смотрит, он разворачивает меня лицом к стене, спускает джинсы с трусиками и поставив раком, дерет, как шалаву, зная, что я не скажу «нет» и буду для него отчаянно мокрой, скользкой, готовой. Я уже такая, и за это невыносимо стыдно перед собой.
Что, блин, со мной не так? Да и с ним тоже? Его в зале ждет девка премиум – класса, так зачем ему я? Зачем эти игры в гляделки?
-Развлекаешься? – приклеив на дрожащие губы стервозную улыбочку, киваю в сторону зала.
-Работаю. Это переводчик, - со снисходительной ухмылкой поясняет он. И я знаю, что врет. Нагло врет. Вот только опять же – ЗАЧЕМ?
-Да? А мне показалось, я ее в каком-то журнале видела.
-Тебе показалось.
-Мм… Ну, да. И на меня еще так похожа… По ногам выбирал? - язвлю, стараясь за насмешкой скрыть ядовитую, разъедающую меня ревность.
- Не только, - умудряется он произнести это так, что слышится: «У нее еще ох*енная жопа и сиськи».
Я киваю и не в силах справиться с болью, бросаю с издевкой:
- Тебе, наверное, приходится на табуретку вставать, когда раком ее трахаешь?
Долгов смеется и качает головой.
- Ну, зачем же? Можно попросить прогнуться посильнее.
«Мудак!»- рвется из меня, но озвучивать не вижу смысла. Он по взгляду понимает, что хочу сказать. Улыбается хищно и все тем же издевательски-вежливым тоном тянет:
-Ну, что мы все обо мне да обо мне, Настюш. Как там твой мальчик?
-Прекрасно, - скалюсь во все тридцать два и елейно добавляю. – Прогибаться не просит, подходит мне по росту, да и по возрасту, знаешь ли.
«Паскуда!» - читаю в его горящем, плотоядном взгляде.
«Наслаждайся, любимый!»
-И где же твой герой? Почему одна? – продолжает он допрос.
-Не твое собачье дело! – чеканю чуть ли не по слогам и разворачиваюсь, чтобы уйти, но он перехватывает меня за руку и дергает на себя.
Замираю в нескольких миллиметрах. Дыхание обрывается, а голова идет кругом от этой близости и аромата его парфюма.
-Не хами, Настюш, - ласково предупреждает он, обжигая мои губы смесью мяты, сигарет и алкоголя. Я же начинаю дрожать, хоть и стараюсь не подавать вида.
-А то что? – шепотом бросаю вызов. Он скалится и также тихо, проникновенно шепчет:
-А то вы*бу в туалете, и сразу базар научишься фильтровать.
Наверное, в это мгновение я напоминала дуру: застыв с возмущенно открытым ртом, хлопала ресницами, не в силах подобрать слов.
-«Переводчицу» свою воспитывать будешь, а ко мне не смей даже прикасаться! Меня от тебя тошнит! – придя в себя, цежу ему с отвращением прямо в лицо и вырываю руку из крепкого захвата.
Долгов бледнеет от гнева, мощное тело напряжённо застывает, чувственные губы сжимаются в тонкую линию, отчего челюсть кажется ещё более волевой, тяжёлой, ноздри раздуваются. От него веет дикой, звериной силой, опасностью и сексом. В этот момент он особенно красив: эдакий породистый жеребец на низком старте. Все-таки ему надо ещё детей. Такой генофонд должен быть воспроизведён по полной программе.
Господи, что я несу?! Помешанная, совершенно свихнувшаяся! Бояться надо, а я стою и любуюсь.
-Я задал тебе вопрос, Настя. Отвечай! – с нажимом произносит он и такой интонацией, что диафрагму в пружину скручивает.
-Я тебе уже ответила.
-Бл*дь, ты дура что ли?! Ты вообще понимаешь, какой здесь контингент собирается? – взорвавшись, орет он, отчего пружина во мне разжимается и хлещет со всей дури, обжигая страхом. – Какого хера ты шляешься без охраны и сопровождения? Думаешь, у тебя на лбу написано, чья ты падчерица? Думаешь, кто-то будет разбираться? Приглянешься какой – нибудь блатоте, пискнуть не успеешь, как посадят в машину, и толпой вы*бут где-нибудь в сауне. А потом твой папка Гришка может хоть поубивать всех, тебе от этого легче не станет. Понимаешь ты это, идиотка?
-Понимаю. Тоже так делал? - спрашиваю тихо, меня трясёт от страха, но я все равно нагло смотрю ему в глаза.
-Ты совсем еб*нутая? – вкрадчиво уточняет он, словно не веря, что я вместо того, чтобы признать его правоту, доумилась такое спросить.
-Ну, почему же? – пожимаю невозмутимо плечами, хотя никакой невозмутимостью и не пахнет. Просто продолжаю переть на адреналине, зная, что дёргаю тигра за усы. Но мне, черт возьми, нужна эта буря, я слишком устала держать все в себе, поэтому, ухмыльнувшись, добавляю. - Ты ведь тоже элемент маргинальный. В туалете изнасиловать грозишься, а чем сауна хуже?
Несколько секунд он прожигает меня пристальным взглядом, будто раздумывает: свернуть мне шею прямо сейчас или чуточку попозже. Однако вместо этого усмехается и в очередной раз качает головой.
