Удиви меня (СИ) - Юнина Наталья

— Снимайте рубашку, — повторяю как можно строже, оглядываясь по сторонам. И ведь как назло пустая палата. Сейчас я была бы крайне признательна, если бы Измайлов вернулся на свою кровать, а не курил в каком-нибудь туалете, едва стоя на ногах. Трус. Взял и оставил меня одну с этим уродом.

— Не хочу, чтобы меня трогали блядскими руками. Наверняка хер чей-нибудь надрачивала только что. Руки-то вымыла? — сказать, что я офигела — ничего не сказать. И самое ужасное, что этого никто не слышал. Спокойно. Вдох-выдох.

— Еще одно оскорбительное слово и вас не только отсюда выгонят, но и заберут в ближайшее отделение. Оно вам надо? — не знаю, как я еще не скатилась в истерику и не сбежала из палаты.

— А тебе чего надо от меня, еще один елдак? На часики золотые насосала или одну из дырок подставляла? — указывает глазами на часы и тянется ко мне рукой.

— Полина Сергеевна, отойдите, пожалуйста, от больного. А лучше выйдите из палаты, — вздрагиваю от хорошо знакомого голоса. — Идите, — резко произносит Сережа, подталкивая меня одной рукой под поясницу.

Иду на негнущихся ногах к выходу, на пороге пересекаясь с Измайловым. И нет, от него не несет табаком. Он, по всей видимости, ходил за Сережей. Кажется, я впервые за все время нашего знакомства увидела на его лице положительные эмоции в мою сторону. Он мне что улыбнулся? Выхожу из палаты и прислоняюсь спиной к грязной стене. Отвратительное чувство на душе. Как будто в грязи изваляли. Не знаю сколько простояла, гипнотизируя дверь, по ощущениям не больше минуты.

— Пойдем, — без предисловий бросает Сережа, как только выходит из палаты. Берет меня под руку и ведет в сторону ординаторской. — На будущее. У тебя может быть прекрасно подвешен язык, но с такими людьми беседы вести не надо. Молча выходишь из палаты и идешь к главному. Сейчас, это я. Я вообще не понимаю, какого хрена ты там стояла? Происшествие с какашками на туфле так на тебя повлияло?

— Не смешно.

— Да я вообще-то не смеюсь.

— А что с ним будет? Ты его выпишешь за нарушение режима? Мне кажется, ему нужен психиатр.

— Ему нужен не психиатр, а дать профилактических пиздюлей, но это не в нашей компетенции. На будущее — такого говна, как этот, будет навалом. Он не болен, я имею в виду психически. И прекрасно осознает, что, когда и кому говорить. Просто ему это нравится. При мне он был душкой, понимаешь? Потому что ты студентка, а я вроде как классом повыше. Вот и вся правда. С говном лучше не связываться. Плавал рядом — знаю.

— Ты будешь его лечить?!

— Если там действительно пневмония — да, придется, — берет из моих рук историю болезни. — Тебе сейчас это сложно понять, но… короче, надо знать с кем бодаться и ради чего. Ты его сейчас выгонишь из отделения, а потом проблем нахватаешься столько, сколько не снилось. Еще выйдешь виноватой для всех шалавой. Для общества врач априори — сволочь, больной — пострадавшая сторона. Иди выпей чай и забудь о том, что сейчас было.

— Я не хочу пить чай. Дай мне нового больного, чтобы я об этом не думала.

— Дедушка в конце коридора, около грузового лифта. Иди пока опрашивай его. Я быстро к тебе подойду.

— Я там тонометр оставила. На полке около кровати этого урода.

— Я заберу. Иди.

Когда я начала опрашивать милейшего дедушку, почувствовала самое настоящее облегчение. На время даже забыла об инциденте в палате. Правда, дедушка оказался не только милейшим, но и крайне забывчивым.

— А что я должен был снимать рубашку или брюки?

— Рубашку. Я послушаю ваши легкие и сердце.

— Только у меня уже не болит сердце.

— А вы все равно снимайте, — произнесла вполне дружелюбно, оглядываясь по сторонам. Сколько можно принимать урода, который этого не достоин?!

— Майку тоже?

— Да, да, все снимайте.

В своих словах надо быть более четкой, это я пойму позже, а еще не считать ворон, дожидаясь того момента, когда Алмазов наконец-таки выйдет из палаты. Ну слава Богу, идет.

— Я все, — поворачиваюсь к больному, не сразу осознавая, что тот не только оголил верх, но и держит своего полового товарища в руках. — Только я писать хочу. Вот это меня беспокоит, а туалета тут нет.

Я не знаю куда делась в этот момент моя голова, способность мыслить и вообще обычная человеческая реакция, когда на тебя что-то проливают. А когда на тебя… писают и подавно. Стою как дебилка, наблюдая за тем, как меня поливают мочой. Вот тебе и милейший дедушка уринотерапевт.

— Ты сбрендила что ли?! — резкий захват руки и меня отстраняют в сторону. — Чего ты стоишь как истукан?!

Молча перевожу взгляд с Алмазова на свой костюм и вот тут моя голова включается, равно как и рвотный рефлекс, который я безуспешно пытаюсь в себе подавить…

Если все мои будущие дежурства будут проходить именно так — то можно смело идти в другую профессию. Я такого больше не выдержу.

— Прием, — Сережа щелкает передо мной пальцами, а у меня ощущение, что на меня по-прежнему писают. — Давай, Полинчик, надевай мой халат.

— Я в нем утопну.

— Мы завяжем пояс. Не ссы.

— Очень неуместное замечание с твоей стороны. Тебе так не кажется?!

— Прости, прости, — приподнимает вверх руки в качестве извиняющего жеста, но мне это слабо помогает, равно как и принятый получасовой душ. — Сегодня ты подтвердила, что детей у тебя никогда не будет.

— В смысле? — вдеваю руки в халат и понимаю, что выгляжу как пугало. Пугало, которому Алмазов старательно застегивает пуговицы.

— В прямом. У тебя ноль реакции, когда на тебя… Ладно, не быть тебе мамкой, Полинка.

— Не очень-то и хотелось, — бурчу себе под нос, сгорая от стыда, как только вспоминаю как стояла под «проливным дождем», а после блевала.

— Да ладно, я шучу, горе ты мое луковое, — приобнимает меня за плечо. — Ну подумаешь, пописали на тебя. Дедок здоров, не бойся. Одежду постираем.

— Сожги ее к чертовой матери. Я это, — указываю глазами на пакет. — В стиральную машину ни за что не положу!

— Вот. Наконец-то узнаю злюку Полину Сергеевну. У меня к тебе предложение, давай ты сегодня больше не пойдешь к больным и займешься бумажной работой. Хорошо?

— Кто это видел в коридоре? Только честно, — игнорирую напрочь его предложение.

— Не буду тебя обманывать. Почти все. Но самое неприятное, что пару больных снимали это на видео. И вроде как выложили в сеть. Конечно, после такого ролика на тебе вряд ли кто-то в будущем женится. Поэтому ты должна в пятерне ценить бриллиантового спутника жизни, то есть меня. Я так уж быть еще не против взять тебя когда-нибудь в жены, даже после золотого дождя.

— Шли бы вы, Сергей Александрович, на х… хамам.

— Обязательно сходим в хамам. Вот съездим как раз вместе в Турцию, и я там тебя пропарю как следует. Ну ладно, хватит грузиться, Полин. Никто ничего не видел.

— Честно?

— Честно. Я и дед. Но учитывая, что дедуля без головы ничего не помнит, остался только я. Все, расслабься и забудь. Занимайся бумажной работой, договорились?

— Договорились, — нехотя произношу я, шумно вдыхая. И тут же получаю какой-то отеческий поцелуй в лоб.

— Вечером бухнем винишка и забудем все как страшный сон.

Киваю как болванчик, а сама понимаю, что совершенно не против нажраться в хлам прямо сейчас…

Вино на почти голодный желудок не самая лучшая идея, зато именно так я фактически принудила остаться Сережу у меня. Знаю, что ему не нравится моя кровать, но оставаться одной жутко не хотелось.

— Все, забыла? — откидываясь на спину, тихо произносит Сережа.

— Спасибо, что напомнил, — приподнимаюсь на локтях, рассматривая обнаженного Алмазова. — Не могу понять, почему меня это заводит? Так странно.

— Что именно? — перевожу взгляд на его пах.

— Ну нет в члене ничего красивого. Не в твоем смысле, а вообще, масштабно.

— Ну давай еще вспомнишь все мертвые члены в своей жизни.

— Нет, я не хотела тебя обидеть. Тем более я их не трогала. Как бы это сказать, ну если откровенно… А почему не откровенно, после того, чем мы занимаемся. Вот возьмем женскую грудь. Она же в принципе красивая. Не у всех, конечно, но все же. Сама по себе, если стоячая и нормальной формы. А вот у вас у всех… ну он ни о чем. Нельзя такое говорить, я понимаю. Но я хочу лишь сказать, что вот в вашем органе нет ничего красивого, но потрогать… потрогать-то приятно. Твой в смысле приятно, не трупный.