Джуэл Э. Энн - Нераспустившийся цветок (ЛП)

Вот оно. Одно прикосновение, даже хотя такое маленькое, кажется всем. Она не двигает рукой, позволяя мне касаться ее, будто слышит меня, мои слова.

— Почему? — шепчет она.

Почему, что? Почему касаюсь ее? Почему я женат? Почему не рассказал ей раньше? Почему жизнь так несправедлива? На это все один ответ.

— Я не знаю.

Ее рука сжимается в кулак под моей рукой, ее тело начинает трястись, затем она делает дрожащий вдох. Это я с ней сделал. Поворачиваясь, я притягиваю ее в свои объятья, она ломается. Ее руки сжимают в кулак перед моей рубашки.

— Я больше не хочу тебя любить, — она плачет.

— Я знаю, — я целую ее в макушку и позволяю излить на меня свои эмоции. Они больно режут, но я приветствую боль. Это напоминание о том, что то, что происходило, было реально, наша любовь была реальна, жизнь с Вивьен была реальна.

Не уверен, когда она перестала плакать или когда мы заснули в объятьях друг друга. Я проснулся, а она рядом со мной, ее голова лежит у меня на груди. Если Бог на самом деле существует, тогда мне нужно молиться, чтобы он позволил моему сердцу нашептать все несказанные эмоции. Я не знаю, что на самом деле означает «излить душу», но для этой женщины… я бы отдал последние дыхание.

— Оли? — она едва шепчет. Я кладу щеку ей на голову.

— Гм?

— Расскажи мне о Кэролайн.

Боже, боль — обезоруживает.

— Мы встретились в колледже. Поженились сразу после окончания и переехали в Портленд. Ее семья оттуда и там она выросла.

— Почему у нее депрессия, и она хочет покончить с собой?

Ком в горле вырастает до невыносимых размеров, и я чувствую, как ускоряется пульс.

— Оли?

Я пытаюсь его проглотить.

— Наш… эм… — я пытаюсь прочистить горло и побороть эмоции, которые преследуют меня так долго, — … наш ребенок умер.

Вивьен вздыхает и смотрит на меня, прикрыв рот рукой. Я отвожу глаза к потолку и сдерживаю слезы. Не хочу сорваться… не сейчас… не перед ней.

— О боже!

Я киваю и продолжаю смотреть вверх, моргая с неимоверной скоростью, борясь с проклятыми слезами.

— Оливер, о боже! — ее руки скользят вверх и обхватывают мое лицо. Незаслуженное прикосновение почти такое же болезненное, как и слова, которые я едва могу произнести.

— Цветочек? Ты здесь? Оливер? — зовет Алекс снизу.

Я сажусь, ковыляю в ванную и закрываю за собой дверь. Облокачиваясь на дверь, провожу руками по волосам.

— Бл*дь! — я ненавижу это. Такие воспоминания не исчезают, но мне хотелось бы. Иногда я думаю, что нуждаюсь в лоботомии. Я бы с радостью отказался от хороших воспоминаний, чтобы избавиться от плохи. Я брызгаю холодной водой в лицо и возвращаюсь в спальню.

— Эй, — Алекс приветствует меня с настороженностью, написанной на ее лице, затем смотрит на Вивьен, сидящую на моей кровати. — Что происходит?

Вивьен смотрит на меня с грустной улыбкой, затем на Алекс:

— Я просто пришла забрать свои вещи. Не знала, что он здесь. Мои сумки внизу.

Алекс кивает.

— Тебе не следовало ходить так далеко.

Вивьен морщит нос.

— Знаю. Это было глупо. Нужно было дождаться тебя.

— Да, нужно было. Я отнесу твои сумки домой, а затем вернусь и помогу тебе перейти улицу.

— Я отнесу ее.

— Твои ноги… — протестует Вивьен.

— С ними все хорошо, — я поднимаю ее с кровати.

— Тогда ладно… — Алекс пожимает плечами и направляется к лестнице. — Я возьму сумки.

Я ощущаю ее пристальный взгляд на себе всю дорогу к их дому, но не встречаюсь с ним.

— Наверх или внизу?

— Оставь ее внизу, — говорит Алекс до того, как у Вивьен появляется шанс ответить.

Я опускаю ее на диван, но она не отпускает мою шею, пока я не смотрю на нее.

— Оли…

— Помнишь тот взгляд с жалостью? — шепчу я, дотягиваясь, чтобы убрать ее руки с моей шеи.

Она кивает.

— Я тоже не хочу его.

Она снова кивает.

— Я буду рядом, если тебе что-то нужно. Я не работаю до конца недели.

— Ей не понадобится, — Алекс стоит у двери, держа ее открытой, не сомневаюсь, что ждет, когда сможет захлопнуть ее за мной, как только я сделаю шаг на улицу.

Хлоп!

Как я и думал.

***

Сегодня Вивьен выглядела несчастной, ползая на четвереньках. Я поступил по-свински, потому что не помог ей раньше, но в то время я задавался вопросом, что более болезненно для нее — видеть меня или справляться с физической болью. Думаю, и то и другое.

Я представлял, как она курит «травку» или принимает болеутоляющие таблетки, чтобы подавить горе. Джек[54] — мой лучший друг, когда нужно заглушить боль. Он был им на протяжении трех последних лет. Вивьен заменяла его некоторое время, но она больше недосягаема. Я знаю, что она находится сразу через дорогу, но когда наступает одиночество, она с таким же успехом может находиться на другой планете.

Звонит мой телефон, я должен уже спать, так как время близится к полуночи, но я не сплю. Я все еще на террасе, уплываю в море горя и Джека. Выходит, что я не единственный, кто не может уснуть.

Вивьен: Не могу уснуть. Думаю о том, что произошло раньше, это не жалость… просто мысли.

Я: Тоже не могу уснуть. Не знаю, что еще сказать.

Вивьен: Прости, что разнесла твой дом.

Я: Это жалость. Так как ты не просила прощения до того, как мы поговорили.

Вивьен: Ты прав. Я все еще расстроена и получаю какое-то садистское удовольствие от того, что у тебя лицо в шрамах, и ты хромаешь.

Я: Так-то лучше.

Вивьен: Теперь я не знаю, что сказать, поэтому… спокойной ночи.

Я: Спокойной ночи, моя любовь.

Я удаляю и перепечатываю последнюю часть.

Я: Спокойной ночи, Вивьен.

Сегодня днем был не тот момент, когда прощают и забывают. Я не тупой. Мое признание дало мне отсрочку, но у меня болезненное предчувствие, что худшее еще впереди. Как только размеры произошедшего с нами на прошлой будут осознаны, она поймет насколько испорчена моя жизнь на самом деле… насколько в действительности испорчен я. И она уйдет из моей жизни навсегда.

***

Вивьен

Мне почти двадцать два года, и я имею в виду, что мне только двадцать два. И у меня уже такая ситуация в отношениях, которая кажется взята из кинодрамы или из художественной книги. Серьезно! Я только что выяснила, что мужчина, с которым я представляла свою долгую жизнь, женат и у него был ребенок, который умер. Это дерьмовый эмоциональный багаж для кого угодно, не говоря уже о двадцатидвухлетней девушке, которая до недавнего времени была девственницей и никогда не была в колледже или не летала на самолете.