Ревейдж (ЛП) - Коул Тилли

Мои руки дрожали, гремя металлическими ключами, пока я шла по тускло освещенному коридору. Открытые камеры с толстыми железными прутьями окружали меня со всех сторон. Мои шаги отдавались громким эхом по твердому бетонному полу, но я заставила себя двигаться дальше. Я должна была добраться до камеры в конце коридора. Дойдя до большой изолированной камеры, я ничего не увидела внутри. Свет не горел.

Валентин уже несколько дней находился в полной темноте.

Пульс бешено колотился, и я поспешила к нему. Я вытянула руки, ощупывая перед собой твердую гладкую стену. Мои пальцы искали, пока не уперлись в выключатель. Я включила его — еще один тусклый огонек, сражающийся против темноты. Я моргнула, привыкая к слабому освещению. Когда я посмотрела сквозь стальные прутья, то упала на колени.

Валентин.

Валентин был прикован к стене, его лицо и тело были окровавлены и избиты. Мой желудок сжался, когда я увидела глубокие порезы на его животе и груди.

Он похудел. Голова низко свисала на обмякшее тело. Руки поддерживали его, а ноги волочились по бетонному полу.

Мне стало плохо. Вид этого человека, такого разбитого, разрывал мне сердце. Поднявшись на ноги, я проверила замок на двери и попыталась найти нужный ключ из связки, которую держала в руке. Мне потребовалось пять попыток, чтобы найти его. Дверь камеры распахнулась, и я вбежала внутрь. Валентин не двинулся с места. Он даже не поднял головы.

Мои руки дрожали при виде его, висящего на стене. Мне пришлось отвести взгляд от его избитого тела, чтобы не упасть в обморок. Вместо этого я сосредоточилась на наручниках вокруг его запястий. Уставилась на маленький замок и стала искать подходящий ключ. Пальцы были неуклюжи, но я заметила маленький ключик. Должно быть тот самый.

Держа ключ в руке, я придвинулась ближе. Резко вдохнув, прошептала:

— Валентин?

При звуке моего голоса с губ Валентина сорвался тихий стон. Я увидела, как его пальцы дрогнули. Тяжесть в моей груди начала испаряться, когда он попытался поднять голову.

Я расстегнула наручник на его правой руке. Как только это произошло, его тело упало вперед. Большое тело Валентина теперь висело только на одной руке.

Я попыталась приподнять его, но его огромная фигура одолела меня. Я подошла к другому наручнику и расстегнула его. Как только металлическая манжета разошлась, Валентин упал лицом вниз на твердый бетонный пол.

Мне пришлось отвернуться, чтобы взять себя в руки. Он был голый. Каждый дюйм его тела был покрыт синяками, окровавлен или распух. Заал жестоко наказал его.

Часть меня злилась на брата, но другая понимала. Я уже несколько дней была без сознания, не в силах понять или выразить словами, что этот русский мужчина стал значить для меня.

«Всё, — подумала я. — Этот мужчина стал для меня всем».

Придя в себя, я наклонилась. Сбросила пальто, которое дала мне Талия, не обращая внимания на сильный холод в этом промозглом скудном помещении. Валентин не шевелился. Он лежал на полу, скрючив руки в том неловком положении, в которое упал.

Потирая руки, чтобы согреться, я положила их ему на бок и начала толкать его тело, пока не перевернула на спину.

Низкий хриплый стон сорвался с разбитых губ Валентина. Я вздрогнула при виде его тела. Мое дыхание замерло, когда я заметила, что его глаза движутся за опухшими веками.

— Валентин, — прошептала я. — Ты в порядке?

Валентин попытался пошевелиться, упираясь руками в пол, но, когда его руки все же нашли опору, он был слишком слаб, чтобы встать.

— Нет, не надо, — успокоила его я и придвинулась ближе.

Валентин, казалось, расслабился, его тело замерло, а дыхание стало ровным. Его пальцы дернулись. Когда увидела, как его рука шевелится, я поняла, что он пытается удержать мою руку. Мой желудок перевернулся, когда я убедилась, что он хочет, чтобы я его обняла.

После всего, что произошло, Валентин все еще хотел, чтобы я была рядом.

Я осторожно подняла свою ладонь, мои пальцы легли перышком на его. Я не хотела причинять ему боль.

Я провела свободной рукой по его лбу и приблизила свое лицо к его.

— Все хорошо, Валентин. Теперь я здесь.

При этих словах Валентин сжал мою руку. Жест был легким, почти незаметным, но я чувствовала его облегчение от того, что была здесь, что он больше не был один.

Мое сердце сжалось при мысли о том, что его пытали в этой камере. Я знала, что это была странная мысль, учитывая то, что он сделал со мной, но я все равно чувствовала это. Тогда он не был Валентином; он отчаянно пытался быть героем для своей сестры — что делало его героем для меня.

Мои глаза блуждали по его израненному телу. Не в силах подавить чувство, вертевшееся на кончике языка, я прошептала:

— Я люблю тебя.

Валентин крепче сжал мою руку. Я уставилась на его ушибленную руку и на то, как она смотрелась на моей коже. Дрожь пробежала по моему телу от ощущения, что кто-то наблюдает за мной. Я подняла голову. На меня уставились усталые, но ясные кристально-голубые глаза Валентина. Темные брови придавали ему такой же суровый вид, как и многочисленные шрамы на лице. Но эти глаза были мягкие, как облако, когда они смотрели на меня.

— Привет, — сказала я, нависая над его лицом.

Его рука продолжала сжимать мою. Когда я почувствовала тепло его изломанного тела, мои глаза наполнились слезами. Его глаза изучали мои.

Они спустились вниз, чтобы осмотреть мое тело. Я заверила:

— Со мной все в порядке.

Я знала, что он проверяет, все ли со мной хорошо. Его брови слегка опустились, давая мне понять, что он мне не поверил.

Сглотнув, я объяснила:

— Она накачала меня наркотиками, Валентин. Я несколько дней плохо себя чувствовала, и ничего не помнила. Я даже тебя не помнила, пока мой разум не прояснился и твои глаза не вспыхнули в моем сознании, — слезы навернулись на глаза, но я сморгнула их. — Мне так жаль, что ты ранен. То, что Заал сделал с тобой... — я замолчала.

Опустила голову и прижалась щекой к его груди.

— Я… заслужил.

Я замерла, когда он прохрипел свой ответ. Затем зашевелилась, чтобы посмотреть вверх, но почувствовала, как его рука мягко сжала мою голову, и я еще ближе прислонилась к его груди от этого прикосновения.

Я прижалась поцелуем к его коже и призналась:

— Даже если я ничего не помню, я чувствую, что скучала по тебе.

— Зоя, — прохрипел Валентин, и я услышала, как его сердце забилось громче в груди.

На ум пришло предупреждение Заала о моей близости с Валентином. Холод наполнил мое тело при мысли, что я хотела Валентина только потому, что он был моим похитителем.

— Что такое? — спросил Валентин.

Подняв голову, чтобы посмотреть на него, я поколебалась, но, в конце концов, призналась:

— Заал не понимает, как я могу хотеть тебя. Он думает, что это неправильно, — я сделала паузу и сглотнула, — потому что ты причинял мне боль.

Валентин закрыл глаза. Когда они снова открылись, то излучали сожаление.

— Он прав, — подтвердил Валентин после долгого молчания.

Я отрицательно покачала головой.

Он сжал мою руку.

— Нет, — возразила я. — Я не какая-то жертва, у которой странная одержимость своим обидчиком. Ты не злой человек. Ты делал все, что мог, чтобы спасти свою сестру, — я указала на изломанное тело Валентина. — Заал делал то же самое. — Я выдохнула единственный невеселый смешок. — В некотором смысле это даже мило. Это была жестокость, порожденная долгом любви.

Я провела рукой по голове Валентина, когда его взгляд, наполненный слезами, поднялся на меня. Он облизнул пересохшие губы и прошептал:

— Госпожа отослала ее.

Я замерла, затем глубоко выдохнула.

— Знаю, малыш.

Валентин крепко зажмурился, и я заметила, как он борется за контроль над своими эмоциями. Вся его жизнь была посвящена спасению сестры: детство, юность, взрослая жизнь. И он верил, что потерпел неудачу.

То, что он был так расстроен, придавало еще одну грань калейдоскопу этого мужчины. Я видела его злобным. Видела его жестоким и холодным, любящим и добрым. Теперь я видела его раздавленным и сломленным.