Как провести медовый месяц в одиночестве (ЛП) - Хейл Оливия

— Отличные архитекторы, — отвечает он.

Мрамор сияет. Наверняка его добывали на месте.

Приходит служащий, чтобы забрать наши сумки, и я просовываю свою руку через руку Филиппа. Его льняная рубашка мягко ложится под мои пальцы.

— Не могу поверить, что это реальность.

Он прижимает поцелуй к моему виску.

— Остановиться в «Зимнем курорте» — это уже не раз в жизни, — говорит он, и в его голосе звучит лишь малая толика самодовольства.

Наш номер должен быть готов уже как час, — с широкой, услужливой улыбкой объясняет служащий, — но не хотели бы мы насладиться поздним обедом на террасе?

— Определенно, — говорю я.

Портье обходит красивую стойку, чтобы проводить нас туда.

— Вам сюда, мистер и миссис Мейер.

Филипп прижимает еще один поцелуй к моему виску.

— Именно так, — бормочет он. — Теперь ты вся моя.

Моя рука крепко сжимает его руку.

— И ты весь мой.

С террасы открывается вид на темно-синее Эгейское море, простирающееся до самого горизонта. Несколько чаек лениво порхают над головой в потоках теплого воздуха. Рядом с террасой находится бассейн отеля, окруженный шезлонгами с теневыми зонтиками и высокими оливковыми деревьями в терракотовых горшках, дающими столь необходимое облегчение от палящего солнца.

— Ущипни меня, — шепчу я. — Прямо сейчас.

— Ни в коем случае, — говорит он. — Это было бы очень не по-мужски.

Нас провожают к столику у самого края террасы, откуда открывается вид на крутой спуск к соседним белым домам.

— После обеда мы с удовольствием проводим вас в ваш номер, — говорит наш гид и дарит нам еще одну лучезарную улыбку. — Официант сейчас выйдет, чтобы принять ваш заказ.

Она уходит, а я ставлю сумку на стул. Затем я обнимаю Филиппа и прижимаюсь к его губам.

Он усмехается, но целует меня в ответ.

— Привет, — шепчет он.

— Привет, — шепчу я в ответ. Это были очень долгие двадцать четыре часа. Международный перелет, очень мало сна, пересадка в Афинах. Но теперь мы здесь. Мы вдвоем в раю, в очередном приключении. В моей сумке лежит путеводитель. Правда, менее аннотированный, чем мой предыдущий. Но закладки в этом?

Мы положили их туда вместе.

— Счастлива? — спрашивает он. У него теплые глаза. Они такого же цвета, как море внизу. Темно-синие и искрящиеся.

— Да, — говорю я. — Глупо счастлива.

Он целует меня снова, нежно.

— Хорошо, — говорит он. — Это моя цель.

— Правда?

Он пододвигает мне стул, и я сажусь, наблюдая за ним. Его лицо расслаблено. Брови не нахмурены. Он красив, и теперь он мой. Навсегда.

— Да, — говорит он и полуулыбается, садясь. — Я не уверен, что смогу вместить все это.

— Просто наслаждайся этим. — Я протягиваю руку через покрытый бельем стол, и он берет ее. На пальце его левой руки красуется толстое золотое обручальное кольцо.

Оно повторяет тонкое золотое обручальное кольцо с бриллиантом на моем пальце.

— Знаешь, технически это наш второй медовый месяц.

— Так и есть, — говорит он и сжимает мою руку. — И он будет самым лучшим.

БОНУС

ГЛАВА 21 ОТ ЛИЦА ФИЛИППА

ПРЕДИСЛОВИЕ

Если вам интересно, о чем думал Филипп во время очень сексуальной сцены… ну, мне тоже.

Поэтому мне пришлось это написать.

Наслаждайтесь!

ФИЛИПП

Я делаю долгий глоток своего напитка и стараюсь не думать о закрытой двери ванной комнаты в моем бунгало. Или о женщине, которая сейчас находится внутри и только что приняла душ.

Невозможно не думать.

Я кручу стакан в руке и борюсь с желанием, которое проникает в меня. Оно не покидает меня уже несколько дней. Низкий уровень тока под кожей, как электричество, который невозможно игнорировать. Но сейчас оно усилилось. Как будто оно знает, что она здесь, и, что еще хуже, голая.

— О Боже!

Слова доносятся из ванной с удивлением и чем-то похожим на ужас. Это не позитивное заявление.

— Это будет очень больно.

Я немедленно встаю с дивана.

— Иден? — спрашиваю я через дверь. — Ты в порядке?

— Да, только немного обгорела на солнце.

— Правда?

— Да, — говорит она.

— На стойке есть лосьон после загара.

Наступает короткое молчание.

— О, потрясающе! Ты не против, если я воспользуюсь?

— Нет. — Я закрываю глаза и стараюсь не представлять ее. Визуализировать ее. Это проигрышная битва. — Нужна помощь?

Тишина, которая меня встречает, ничтожна. Я жалею о сказанном, но я не мог не спросить. Не мог не предложить.

Но ответ приходит, и от него по мне прокатывается волна возбуждения.

— Да, — говорит она. — Заходи.

Дверь в ванную приоткрывается на несколько сантиметров, и там появляется она. Ее кожа розовая и раскрасневшаяся, глаза теплые, а волосы мокрые по плечам. Голые плечи. Полотенце, обернутое вокруг нее, создает резкий белый контраст с краснотой ее кожи.

Резкие линии загара образуют на ее коже воображаемую майку. Она стоит в стороне, и я вижу, как покраснения переходят на ее спину.

— Черт, Иден…

— Да, это плохо, не так ли?

— Бедная твоя кожа, — говорю я. Выглядит болезненно.

— Должно быть, я пропустила весь этот участок, когда наносила солнцезащитный крем сегодня утром. — Она поворачивается и отпускает полотенце дальше по спине, открывая моему взору еще больше гладкой, обожженной кожи. — Помнишь, как мы сегодня обедали?

— Да, — бормочу я. Я достаю лосьон после загара и сосредоточенно выдавливаю большое количество на ладонь.

— Я сидела спиной к солнцу, было жарко, и я убрала волосы.

— Да. Будет холодно, — предупреждаю я.

— Все в порядке. Я… о, черт.

Я провожу рукой по ее коже. Она теплая на ощупь, нагретая солнцем, и мягкая. Ее голова падает вперед, и она тихонько вздыхает. В воздухе витает пар от ее душа, и он увлажняет мою кожу.

— М-м-м. По крайней мере, я сегодня повеселилась, — мягко говорит она.

Моя рука проводит по ее лопаткам.

— Я не знал, что сегодня наступит день, когда я наконец-то узнаю, сколько поросят было задействовано в "Бэйбе".

— Я рада, что просветила тебя, — говорит она. — Наконец-то ты стал образованным человеком. Как ты себя чувствуешь?

В ее голосе звучит улыбка. Так часто бывает, и мне нравится, когда она так меня дразнит. Наш разговор всегда так и течет.

— Нервничаю. Так много давления, чтобы использовать эти знания ответственно.

— С большой силой, знаешь ли, — говорит она.

— Угу. — Трудно следить за разговором. Мои пальцы проводят по ее спине, по россыпи веснушек. Край ее полотенца всего на дюйм ниже моих пальцев. Он скрывает от глаз остальную часть ее тела, еще более обнаженную кожу и плавные изгибы.

— Твой душ был очень приятным.

— О? Хорошо. — Мой взгляд опускается ниже, туда, где полотенце заканчивается на ее бедрах. Гладкие изгибы и манящая близость, а затем резкое покраснение и там. Я оглядываюсь и наклоняюсь, чтобы провести кремом после загара по задней поверхности ее коленей. — Ты и здесь обгорела.

— Я легко обгораю.

Я поглаживаю ее по ноге, вдоль икры. По задней поверхности бедра. Ее кожа как шелк, и кажется, что невозможно дышать в тесной ванной комнате, когда она так близко, а ее тело в дюймах от моего. Мои пальцы скользят вверх, пока я снова не натыкаюсь на хлопчатобумажный край ее полотенца.

— Может быть, — бормочу я, — но у тебя прекрасная кожа.

— О.

Я не могу остановиться. Мои пальцы скользят под край полотенца и поднимаются по внутренней стороне ее бедра, и тут я слышу ее резкий выдох.

Я убираю руку. Черт.

— Иден, — говорю я и встаю. — Я хочу убедиться…

Она поворачивается, и в ее глазах тепло. Тепло, предвкушение и нервы, и это не "нет". Мы смотрим друг на друга, и весь мир сводится к этому моменту и только к нему.

Мне кажется, я никогда никого так сильно не хотел. Это биение в моих венах. Иден, Иден, Иден.