Ванесса Фульгарис - Сексуальное Рождество
От того, что я увидел, у меня перехватило дыхание. Юная леди, расставив ноги, сидела на одном из бархатных кресел, напротив своего ровесника лорда Гестерса. Элеонор носила послеобеденное платье из зелёной тафты, которое она довольно неприлично подняла вверх, так что были видны её голые ноги. В то время как девушка как всегда казалось весёлой и непринуждённой, лорд Гестерс выглядел явно смущённым; его лицо было красным, и глаза неуверенно блуждали туда-сюда между ногами Элеонор и окнами.
— Не упрямься сейчас, — я услышал, как сказала Элеонор, — неужели ты никогда не видел, как выглядит женщина там внизу, — она потянула свою комбинацию ещё выше и наклонилась вперёд, чтобы продолжить приглушённым голосом, — Как тебе моя киска... на ощупь.
Я немного отступил от двери, крайне возбуждённый и смущённый. Как она произнесла это дурное слово! Девушка сидела там бесстыдно как уличная проститутка и предлагала ему свои услуги – явно полностью напряжённому – молодому лорду.
Несмотря на мою растерянность, я не мог оторваться от замочной скважины. К своему стыду я должен признаться, что с трудом мог сопротивляться собственной эрекции.
Между тем Элеонор схватила руку посетителя и с мягким нажимом тянула её всё ближе к своим бёдрам, нежная кожа которых сверкала на послеобеденном солнце цветом слоновой кости. Бедный парень был как застывший, его заикающееся, протестующее лепетание было подобно фарсу. Его рука уже легла на её бедро и тянулась выше, туда, где я мог представить себе розовую вершину шёлковых трусиков. Как часто я уже видел эти трусики внизу в прачечной на верёвке, когда украдкой посматривал на них пока давал указания прачке.
Один розовато-лиловый экземпляр лежал в выдвижном ящике моего ночного комода, и в одинокие часы я держал его у своего носа и вдыхал заветный аромат лаванды, который придавался ему в мешках для белья в шкафу Элеонор. Сколько раз я кончал рядом с нежной шёлковой тканью на мою простынь, каждый раз с чувством стыда, как будто я запятнал честь моей молодой хозяйки! В то же время это представление меня возбуждало – зайти слишком далеко и злоупотребить моим положением...
— Что вы делаете? — я слышал, как молодой Гестерс протестует дальше, — всё же, вы не могли бы... всё же я не ваш муж, леди Элеонор! — его рука сильно дрожала; тем не менее, он не убрал её обратно, когда Элеонор накрыла его руку своей, прижала к девичьим трусикам и мягко тёрла вверх и вниз. Я смотрел на лицо прекрасной молодой девушки, которую лорд Гестерс сжал руками и одновременно позволил её верхней части тела упасть обратно на спинку стула. Голова хозяйки с красными от волнения щеками слегка наклонилась в сторону. Я слышал трение ткани, видел остекленевшие глаза и открытый рот гостя, который перестал сопротивляться и в свою очередь теперь робко пошёл в наступление. Его пальцы ощупывали края шёлка, касались промежности между ног Элеонор и её девственной стыдливости.
— Ох... сделайте ей приятно, милорд, — звонко вырвалось из её горла. Бёдра цвета слоновой кости раздвинулись шире. — Засуньте ваш палец внутрь, — потребовала девушка более глубоким, почти непристойно звенящим голосом. — Ну, засуньте его туда... вам же разрешают! — в то же время часть её половых губ стала видна, она ухватила свою юбку по бокам, сдвинула наверх и медленно стянула тонкие трусики к ногам вниз.
Я подвинул свою голову к замочной скважине насколько было возможно; тем не менее, я мог только представить то, что видел молодой лорд. Я видел его глаза, которые больше уже не отворачивались и остановились на вагине между хорошенькими ножками Элеонор.
— Ну, давай! — её обворожительный смех звенел, пока она наблюдала за молодым человеком из-под полуоткрытых век. Он, кажется, боролся с собой, но потом пришёл к выводу, что не желает выглядеть трусом. Гестерс подвинул дрожащий палец и когда проник в её маленькую, тугую киску, я услышал хлюпающий звук раздвигающихся половых губ. Мужчина сидел напротив хозяйки, с любопытством скользя пальцем назад и вперёд; полностью вытаскивал его и потом снова полностью двигал внутрь. Он слегка сгорбился и зачарованно смотрел на зрелище, в то время как Элеонор снова откинулась назад и издавала тихие стоны.
— О, да... о, да...
Между тем я сунул руку в свои брюки и крепко сжал член. Спектакль, который разыгрывался, возбуждал меня в наивысшей степени. Маленькие, пронзительные вопли Элеонор становились тем громче, чем быстрее молодой лорд двигал пальцем туда-сюда. Только теперь стонал молодой человек и выглядел одинаково растерянным и возбуждённым. Я увидел тонкую нить жидкости, которая образовалась между пальцем лорда и хлюпающим тесным влагалищем – с каким удовольствием я бы её попробовал!
— Элеанор, дорогая? — голос миссис Отем прозвучал наверх от нижних лестничных ступенек. Когда я понял, что она была на пути на верхний этаж, то на шаг отступил и громко кашлянул, чтобы предостеречь обоих молодых людей. Я почти забыл о моём твёрдом пенисе, который плотно прижимался ко мне в брюках и в последний момент прикрыл его пыльной тряпкой, которую носил с собой. Когда позже тем же самым вечером я внимательно подслушивал нежные всплески Элеонор в туалете, то лучше представлял, чем когда-либо прежде нежную киску хозяйки, щёлочка которой обнимала палец неуклюжего молодого человека.
Когда вечером я мастурбировал, то мысленно продолжил сцену, прерванную миссис Отем – с тем различием, что в своих мечтах я занимал место лорда Гестерса и мой твёрдый член так ударял в тесную щелку, что Элеонор сильно кричала. Я держал сжатыми её тонкие запястья, и заглушал страстные крики желания моими губами, пока всё дальше трахал и трахал её, пока, наконец, я не кончил глубоко в тесной киске Элеонор и не заляпал её своей спермой.
Несколькими неделями позже в доме Отем началась подготовка к Рождеству. Весь дом украшался еловыми ветками, свечами из пчелиного воска и изящными красными и золотыми стеклянными шарами. Почти ежедневно приходили семьи из местного общества, чтобы выпить чашку чаю или поболтать о новостях. В кухне было по-особенному, много планировалось и готовилось, и вопреки всем организационным заботам я изо дня в день возвращался к туалету леди Элеонор, чтобы послушать один из небесных звуков, который когда-либо слышало моё ухо.
Также во время рождественских праздников часто заявлялась к миссис Отем семья Гестерс, каждый раз извиняясь за молодого лорда – он нехорошо себя чувствовал, что объяснялось, наверное, плохой погодой. Всё же, кажется, Элеонор не особенно огорчалась этим сообщением, и я тоже тайком радовался, питая к богатому молодому человеку глубокую ревность. Теперь моя молодая хозяйка была только для меня, о чём, несмотря на нашу классовую разницу и факт, что она едва ли уделяла мне внимание, вряд ли можно было говорить.
