В лапах зверя (СИ) - Зайцева Мария
Вспоминается, что я за эти два месяца как раз на выпускном побывала, в перешитом из старого маминого платье. Одноклассницы ржали.
А потом как на линейку в каблуху шла… И юбку свою, единственную тоже, стремную. Над ней, а еще над моими белыми волосами, которые вообще ни в какую укладку не укладываются, тоже ржали.
И отчима вспоминаю.
И…
Ой, да много чего!
А этот, значит, наблюдал и думал, надо ли мне!
— Ты не знаешь, как я живу, девочка, — отвечает мне отец, — и лучше бы не знать тебе…
— Тогда почему я здесь, в итоге?
— Потому что у меня проблемы. А еще крыса завелась.
— А я причем?
— А ты — мое единственное слабое звено…
Молчу, переваривая информацию.
Слабое звено, значит… Жила себе, жила… Бедненько, грустненько, не видя перед собой никакого особого будущего, даже не размышляя о нем!
Тут бы насущные проблемы решить, вот честное слово, не до планов!
И надо же, в один момент эта моя не самая счастливая жизнь оказалась под угрозой! Вот за что? Ну ладно бы успела погулять вволю! Тряпки красивые потаскать, в салоны походить дорогие, на тачках погонять… Да в универе крутом поучиться, в конце концов! Всегда же хотела! Тогда понятно было бы, что за все надо платить!
А мне сейчас за что?
За грехи и сладкую жизнь папаши, которого я в глаза не видела всю свою жизнь?
Хочется вскочить и проораться, прямо от души так!
Но смысла нет.
Я попала в замес просто потому, что папаша меня не вовремя нашел.
Блин, что такое не везет, да…
— И дальше что? — голос мой, на удивление спокойный, даже меня саму поражает.
Отец с уважением поднимает бокал с выпивкой, салютуя.
— Молодец. Крепкие нервы.
Молчу, никак не комментируя, хотя ужасно хочется, да.
— Дальше… дальше тебя надо куда-то деть.
— В смысле? — не понимаю я, — куда еще? У меня дела свои, так-то. Учеба… Мама…
— Забудь, — отец морщится так, словно я о чем-то настолько незначительном говорю сейчас , что даже разговора не стоит.
— Что значит, забудь? — не собираюсь я идти навстречу и понимать его мимику, — мне домой надо! Это из-за тебя там проблемы! Решай их, и я поехала!
Мне кажется, я этим высказыванием отца до глубины души поражаю, потому что он реально рот открывает и не сразу находит, что сказать.
А когда находит…
Ну, в общем, отчим так высказываться не умеет… Цветисто получается, прямо песня, даже заслушиваюсь.
От двери раздается ржач дяди Сережи:
— Охеренно, Сурен! Твоя девочка, теперь вижу!
Отец с неудовольствием поворачивается к скалящемуся подчиненному и тот, мгновенно поскучнев, протягивает трубку:
— Волк вернулся.
Отец, приподняв бровь в удивлении, берет телефон:
— Привет, брат, давно в стране?
Слушает ответ, смотрит на меня, словно решая что-то, затем выходит в другу комнату, говоря по пути:
— Нет, у меня проблемы, ты в курсе уже, смотрю…
Дядя Сережа подмигивает мне весело, кивает на бар:
— Иди сюда, тут есть жратва. Хочешь, наверно?
Пытаюсь гордо отказаться, но тут дядя Сережа открывает холодильник…
И в следующее мгновение уже осознаю себя, жадно пожирающей бутерброды с нереально вкусной ветчиной, украшенные салатиком и огурчиком.
Дядя Сережа за мной с умилением наблюдает, прямо так по-отечески.
Толкает бутылку с колой.
Киваю с благодарностью. Боже, я голодная была, оказывается.
Надо же, а думала, в горло ничего не полезет после увиденного… Прав, наверно, отец, нервы у меня железобетонные…
— Ну вот и умница, — говорит дядя Сережа, — а на отца не злись… Он на измене все время. С тех пор, как ты объявилась… И, главное, не вовремя так!
— Да что происходит-то? — с набитым ртом начинаю спрашивать я, — почему я домой не могу? Вы же всех убили?
— Если бы всех… — вздыхает дядя Сережа, затем смотрит на дверь, за которой скрылся отец, — не беси его. Целее будешь.
— Да лучше бы я вообще про него не знала! — вырывается у меня в сердцах.
— Это бы тебе никак не помогло, девочка, — вздыхает он, — главное, что о тебе плохие дядьки знают…
— И что делать-то?
— Слушаться папку.
Глава 7
— Да, я понял тебя… — возвращается из соседней комнаты отец, смотрит на меня внимательно так, словно прикидывает по весу, сколько во мне кило. Надеюсь, не разделывать планирует… — да, тогда к Сим-Симу… Тем более, что он мне должен…
Дядя Сережа, услышав это, только кивает задумчиво.
А я теряюсь в догадках: что еще за Сим-Сим такой? Из пещеры Алладина, что ли? Там была такая гора, под завязку золотишком набитая… Странные аналогии, конечно.
— Да, ну удачи тебе, Волк… — говорит отец, явно завершая разговор, — даст бог, увидимся еще…
Он отключает трубку, шлепает ей по ладони, продолжая по-прежнему задумчиво на меня смотреть.
— Что? — не выдерживаю я, — что-то случилось?
— Да нет… Серый, на выход, — кивает отец помощнику, и первым идет в соседнюю комнату опять.
Меня никто не приглашает, естественно.
Ну и ладно.
Сижу, пью колу, делая вид, что очень сильно занята бутербродом.
И, как только двери закрываются, срываюсь с места, чтоб подслушать.
Слышно не особо хорошо, к сожалению, тут отличная звукоизоляция, похоже, но радует, что далеко не ушли, все же, кое-что удается распознать.
— Сим-Сим? — это дядя Сережа.
— Да, самый лучший вариант… — это отец.
— Ну… Не знаю… Сим-Сим давно не при делах…
— Оно и хорошо. Белый и пушистый, прямо плюшевая игрушка… Крокодил… Со мной не свяжут. А если свяжут, то… — тут что-то на неразборчивом и очень матерном.
— А Волк что?
— Тоже белый и пушистый, мать его… Приехал, отмылся, теперь с Сим-Симом дела… — опять неразбочиво и матерно.
— Это неплохо, Сурен… Хорошая связь. Волк — серьезный мужик…
— Да. И не при делах, главное.
— А я говорил тебе, Сурен, давно пора и нам… — черт, опять неразборчиво!
Прижимаюсь плотнее ухом к двери, контролируя себя, чтоб не навалиться и не открыть ее случайно, а то совсем кринж будет!
— И девочка… — а-а-а, про меня! И снова не слышно! Да что ж такое? — Это знак тебе, Сурен!
— Отъебись, Жириновский второй, блять.
— А когда не сбывалось то, чего я говорил?
— Все, Серый. — Голос у отца внезапно становится усталым таким, тяжелым, — хватит. Думаешь, я сам не понимаю? Девочку… Ее надо сберечь. Если бы мог, с собой бы…
— Нет, Сурен, нельзя.
— Сам знаю… Сим-Сим спрячет.
— Жаль, что я не могу присмотреть…
— Нет, Серый. Ты — как решили. Еще и тебя я не хочу потерять. У меня и без того никого…
— Да понятно… Как девочку-то уговаривать будем?
— Тоже мне, проблема...
— Еще какая. Она — твоя дочь.
— Потому и все поймет правильно.
Вот тут я бы поспорила, конечно.
Едва успеваю вернуться обратно за стойку бара и с жадностью впиться зубами в бутерброд.
Дверь открывается, поднимаю самый невинный из возможных взгляд на двоих заговорщиков.
И вот прямо интересно мне, что говорить будут…
— Доела? Собирайся, поживешь у моего знакомого.
Да, ничего выдумывать не стали…
— Зачем?
— Лика, — отец останавливается напротив барной стойки, кладет тяжелые ладони на серый мрамор, и я вижу полустертые от времени синие татуировки на пальцах. Некрасивые, топорные такие, похожие на детские рисунки… Вот только умиляться, глядя на них, не тянет. — У тебя два варианта сейчас: вернуться обратно в тот клоповник, откуда тебя привезли. Скорее всего, минут через тридцать после твоего появления там, приедут люди… И в этот раз не будет Серого, чтоб тебе помочь. Кстати, они не оставляют свидетелей, так что мамаша твоя запросто может лечь рядом с тобой.
Он делает паузу, давая мне пару секунд на осмысление сказанного, а затем продолжает:
— Или ты подчиняешься мне и едешь, куда скажу. Делаешь там то, что скажу. Ведешь себя тише воды, ниже травы. И тогда у тебя есть шанс на хорошую жизнь, потому что я разберусь с… делами и вернусь. Выбирай сейчас. Играть и растанцовывать перед тобой не буду. Уговаривать тоже. Так получилось, что ты — единственная моя дочь, единственный ребенок… И мне будет искренне жаль, если ты… Пострадаешь. Я сделал сейчас все, чтоб этого не случилось, но я тоже не всесилен. Особенно теперь.
