Та, что меня спасла (СИ) - Ночь Ева
Я пишу ей сообщение за сообщением. Шлю инструкции и радуюсь тому дурацкому слову «не возвращайся», что отправил со своего телефона. Если кто-то читает смс, то думает, что я рассорился с Таей. Может, это и к лучшему. Пусть.
Скоро, очень скоро я смогу её увидеть. Только эта мысль даёт мне силы. Даже если бы сейчас с неба посыпались камни, я бы не дрогнул. У меня есть она – моя жена, моя девочка, ради которой я готов умереть и воскреснуть, возродиться и стать лучше.
6. Тая
Руки в кровь, конечно, я не стёрла, отдраивая кухню, но под конец чувствовала себя Золушкой: у Аля в этой квартире всё нестандартно. И кухня размеров немаленьких, а бардака – чуть ли не под трёхметровый потолок.
Чтобы апартаменты в порядок привести, не один день придётся трудиться. Но работы я не боялась. Это даже лучше – заняться физическим трудом, чтобы меньше думать. Я жутко скучала по Эдгару и детям. Как они там? Опять у них стресс. Мне ведь так и не хватило духу сказать, что ухожу. Я же собиралась встречаться с ними, пока Эдгар на работе, а сейчас понимаю, что неизвестность подвесила меня за рёбра на большом и прочном крюке.
Вернувшийся Аль протяжно присвистнул, оглядывая кухню.
– Тайна, я не думал, что ты воспримешь всё так буквально. С другой стороны, какая нормальная женщина выдержит подобное надругательство над порядком? Тронут. Но тебе совершенно нет необходимости батрачить. Я завтра же найму клининговую компанию, они здесь живо отдраят и окна, и полы, и двери. Я так периодически делаю, но в последнее время что-то был совершенно не в духе общаться с народом. К тому же я терпеть не могу, когда трогают мои вещи, переставляют их. Я потом болею и долго не могу найти, где и что у меня лежит. А вот на счёт еды не пошутил. Ты готова меня поразить кулинарными способностями?
– Всегда готова! – салютую ему весело. На мне грязная уже футболка, потёртые джинсы. Я и сама выгляжу не очень после уборки, но никуда не деть эйфорию от наведённого мной порядка. К сожалению, из одежды – ещё пара футболок, набор трусиков и лёгкое платье. В рюкзак много не спрячешь.
– Короче, – сгружает на стол кучу пакетов Аль, – ройся, разгребай, загружай холодильник, полки в шкафах. Я вроде поразил продавца на кассе твоим списком и платежеспособностью. А то они там за мной по пятам ходили. Подозревали, наверное, что я бомж и собираюсь обворовать их супермаркет.
– Они по пятам ходили не из-за этого, – смеюсь, доставая продукты.
– Хочешь сказать, любовались моей задницей? – оглядывает он себя заинтересованно, пытаясь посмотреть на то самое место.
– Позёр и задавака. Ты же знаешь, что великолепен.
Я искренна сейчас. Наверное, даже слепой понял бы, как он красив. И для меня – не только внешне. В нём есть нечто благородное. Высокое. Чистое.
Да, я склонна его идеализировать. Всё же любила его по-детски той самой первой любовью, когда готов молиться на предмет своего обожания. Он не идеал, нет. Но ему легко прощаешь недостатки, потому что и достоинств больше, и умения притягивать к себе – предостаточно.
– Тайна, только не ты, – морщит он нос и страдальчески прикрывает глаза. – Я устал от собственного великолепия. И от дифирамбов вокруг – тоже. В последнее время мне тяжело находиться в толпе. Забросил занятия. Высохли кисти. Отшил учениц. Вон, Зайку привёл расслабиться немного. Сбросить, так сказать, хоть какой-то груз. А тут ты – подарок небес просто. Аж захотелось жить.
– Ты же знаешь: я не лгу, – пытаюсь сгладить неловкость и оправдаться. – Это не лесть, Альберт Викторович. И не слепое обожание – я выросла. К тому же, у меня есть человек, которому я отдала душу и сердце. Поэтому так легко могу говорить, что думаю и вижу.
Он открывает глаза и улыбается. Немного печально – я ловлю его настроение.
– Зато у меня такого человека нет. И когда слышишь эти слова, то хочется, чтобы они оказались не лестью, не правдой, а… настоящими. Нет-нет, в твоей искренности я не сомневаюсь. Я думаю сейчас, каким был дураком, что сыграл в благородство много лет назад. Не оставил тебя себе. Не сделал своей Тайной.
У меня глаза, наверное, пытаются вылезти из орбит. И рот я открыла, как недалёкая девица. Он так думал? Или сейчас ему в голову пришло?
– Расслабься, Прохорова. Минутная слабость. Мысли вслух. Имею на них полное право, точно так же, как и ты сейчас – мудрствовать о моей внешне-внутренней красоте. Мы как два бойца, встретившихся спустя много лет. У каждого – свои битвы и поражения, опыт и старые раны. Можем вспомнить былое или похвастаться победами. Да и печалями поделиться, что уже немало. Именно поэтому я тебя не брошу в беде и не выставлю за дверь. На остальное – плевать. Даже если ты вдруг преступница.
– Я не преступница, – почему-то от последнего его предположения неуютно.
– Мне тебя не хватало, – отмахивается он, – встряски, взбучки, драйва. Чистой кухни, наконец. Уже хочется куда-то бежать, что-то делать, лететь на крыльях.
У него руки удивительно гибкие и чуткие. Он словно ловит в воздухе нечто никому невидимое. И по его взгляду я понимаю, что уже почти лишняя. Ну и хорошо. Вот и славно. Хоть кому-то от меня польза.
Я занимаюсь привычным – готовкой. Когда заняты руки, голова отдыхает. Что задумал Эдгар? Мне показались странными его просьбы. Сменить телефон, например. Сам он не звонит, а только пишет. С другого номера. Пока меня не было, что-то случилось?.. Или это просто игра, чтобы острее почувствовать свою изоляцию и одиночество? Как бы там ни было, я обещала ему доверять. И от него потребую того же. Особенно, когда он узнает, где я осела.
Телефон звонит неожиданно. Я дожариваю мясо и ставлю пирожки в духовку. Вздрагиваю невольно. Аль где-то там, потерялся на просторах своей необъятной квартиры.
Осторожно жму на приём. Телефон снова незнакомый.
– Привет, – и сразу дрожат колени, а ресницы становятся влажными от слёз, что брызжут во все стороны фонтаном. От этого голоса, от дрожи, что проходит по телу, от нахлынувших эмоций.
– Эдгар, – шепчу, судорожно вздыхая.
– Моя Тая, – отзывается он тут же. Наверное, будь в моей ладони чуть больше силы, я бы раздавила телефон. – Как же я соскучился по тебе. Невыносимо.
Я опускаюсь на стул: в прямом смысле – ноги не держат.
– Не молчи, пожалуйста, – просит он. – Так тяжело тебя не слышать.
Тоскующий Гинц – незнакомый мне зверь. Открытый, как рана, и я вдруг понимаю: если он пустил меня туда, под свой панцирь, значит я достучалась до него. Смогла.
– Я… не знаю, что сказать, – говорю правду. Это тот самый момент, когда ты мальчику признался в любви, а он промолчал в ответ. Там, где-то далеко, сидит мой муж, так и не сказавший ответных слов на моё послание. Но я чувствую: вот то, что происходит с нами сейчас, наверное, сильнее слов. Правда, что бьёт откровенностью и недосказанностью.
– Расскажи, что ты делаешь. У тебя там какие-то странные звуки.
– Жарю мясо, – вскакиваю и кидаюсь к плите. Надо перевернуть. Лук и перец ещё.
– Редкостная гадость? – посмеивается он.
– Нет, в этот раз должно получиться вполне сносно.
– Я бы сейчас из твоих рук что угодно съел.
Он не спрашивает, где я и с кем. Знает? Вычислил? Гинц никогда не будет настолько доверчивым. Наверное. Я раздумываю, прилично ли пригласить мужа на ужин. Но он делает ход первым. Белые начинают и выигрывают. Как в шахматах.
– Хочу пригласить тебя на свидание, Тая Гинц. Удери из замка от своего дракона и ничего не бойся. Сегодня, в восемь. Скажи, где я могу тебя забрать?
Я называю адрес. Рядом стоящий дом. Просто для того, чтобы проверить, так ли уж наивен мой муж, каким сейчас прикидывается. Улыбаюсь, прижимая телефон к щеке. Грежу наяву. Его уже давно нет – отключился, а я продолжаю кружить по кухне, танцевать то ли вальс, то ли медленное танго без партнёра.
А потом ко мне начинает возвращаться разум. Замок? Дракона? Память тут же услужливо подсовывает голую задницу Аля с татуировкой. Ну, Гинц, держись! Я тоже умею играть по-крупному
