Эва Хансен - Цвет боли: белый
К счастью, когда мы перетаскали коробки Фриды, было уже поздно. К моему изумлению, оказалось, что в этих коробках почти исключительно книги. Мы бы долго возились, и я снова надорвала живот, но помог Магнус.
— Эй, у вас новости?
— Да, Фрида поживет с нами…
— А Бритт где?
— Она в больнице, Магнус. Скоро обещают выпустить.
Сосед, не задавая лишних вопросов, помог перенести все из машины в квартиру. Но, закончив, все же уточнил:
— Фрида, мы с вами встречались раньше?
— Да, когда пытались найти Линн на острове.
Магнус хлопнул себя по лбу ладонью:
— Конечно! Вы теперь здесь?
— По крайней мере, на какое‑то время, — улыбнулась девушка.
Тут раздался звонок телефона, бабушка сообщила, что Бритт приходила в себя.
— Мне нужно ехать!
— Я с тобой. Ларс просил не оставлять тебя одну.
Фрида настояла и тоже отправилась в больницу. Но там настояла уже я, потребовав, чтобы она вернулась и нормально разложила все, что привезла.
— Левая часть моей комнаты — твоя, располагайся, там есть надувной диван, на нем можно спать, завтра разберемся с остальным.
Требование разумное, потому что прихожая завалена коробками, которые следовало хотя бы перенести уже в комнату. Удивительно, у молодой современной девушки вещей оказалось немногим меньше, чем у фру Сканссон.
Но я не стала об этом размышлять, уселась на край постели Бритт и принялась тихонько ее подбадривать и убеждать, что все самое страшное позади, что мы не просто выжили, но и будем счастливы вопреки всему.
Мне казалось, что так непременно будет, вопреки тому, что врач разрушил надежду на восстановление руки Бритт. В жизни бывают чудеса, конечно, бывают… разве не чудо, что мы живы и вместе?
Остаток ночи я вспоминала события, произошедшие с момента нашего с подругой знакомства. Конечно, все только хорошее и смешное. Меня не останавливало, что Бритт спала. Я была уверена, что подруга слышит и это ей здорово поможет.
— А, помнишь, как мы решили сделать ремонт и выкрасили стены разными полосами, а хозяева так возмутились!.. Пришлось перекрашивать, но сначала мы долго‑долго соскребали со стен собственный шедевр…
— А как нам оставили на время кошку, которая распустила половину связанного тобою пуловера, и мы всю ночь восстанавливали испорченное вдвоем, потому что утром был показ? Но на показ ты все равно вышла в недовязанном, зато с кошкой на руках, и за оригинальность получила приз?
— А карнавальные наряды, до смерти перепугавшие фру Сканссон? Хорошо, что она не заработала инфаркт при виде наших вампирских клыков…
— А как мы учились ездить на сноубордах, привязав подушки ко всем местам, а мальчишки нас умудрились сфотографировать?
— А как решили выдрессировать крысу и оставлять ее сторожить квартиру, будучи твердо уверенными, что преступники до смерти боятся крыс. Они не боятся, теперь я знаю, но и я больше не боюсь тоже…
— Бритт, а с каким мы шиком заказали все самое лучшее в ресторане, но потом вспомнили, что обе карточки остались дома и пришлось долго уговаривать администратора съездить со мной домой, чтобы взять карточку. Знаешь, чего я боялась больше всего? Что этот двухметровый тип, сально пялившийся на нас, начнет приставать, и едва мы переступили порог, заорала во весь голос:
— Стоять, не двигаясь! У нас квартиру охраняет крыса — переносчица гепатита!
Он стоял, замерев, правда недолго, я схватила карточку, и мы бросились прочь, причем неизвестно, кто быстрее. А на следующий день к нам явились представители какой‑то зоологической службы, крысу конфисковали, а нас с тобой заставили пройти обследование по поводу гепатита. Ты еще удивлялась почему. А потом выяснилось, что этот тип голубой и его принципиально не интересуют крысы вроде меня.
— А когда мы решили отдать свои фотошедевры в Музей фотографии, но чтобы приняли наверняка, разыгрывали иностранок, общаясь исключительно по‑французски. Администратор страшно удивилась, мол, в какой стране говорят с таким акцентом? А потом оказалось, что пакет с фотографиями ты просто оставила на скамейке, где мы сидели, настраиваясь на решительный лад. Но пакет кто‑то принес в музей, и наши снимки поучаствовали в выставке, правда, временной, но все же. Больше всего тебя тогда порадовал явный успех фотографии нашей дрессированной крысы, а опечалило то, что подпись гласила: «Автор неизвестен».
Я вспоминала и вспоминала, и оказалось, что в нашей с Бритт жизни было столько хорошего, что умирать совершенно не стоило хотя бы для того, чтобы еще и еще раз посмеяться.
Откуда мне знать, что за дверью стоит и слушает Ларс? Позже он признался, что несколько раз пришлось прикусывать руку, чтобы не расхохотаться.
Но это не все, главное, увлекшись, я принялась выкладывать находящейся во сне Бритт свои проблемы с Ларсом, мол, я его очень‑очень люблю, но поверить в то, что в Англии не ждет другая, та же Джейн Уолтер, не могу. Да, глупо, да, я дура, но поделать с собой ничего не могу.
А еще я говорила о том, что вдруг стало ясно мне самой: я не могу переступить невидимую черту, за которой перестану бояться физической боли, снова ощущу свое тело и полюблю его. Сейчас мне кажется, что именно тело источник моих страхов даже перед Ларсом. Я боюсь прикосновений, чуть более настойчивых, чем простое касание. Все, чему Ларс когда‑то учил меня — расслабляться, любить свое тело и хотя бы время от времени за закрытой дверью спальни потакать своим желаниям, пусть даже самым разнузданным, все это кануло в Лету. Я боюсь. Боюсь этих желаний, душу их на корню, стоит только проклюнуться ростку. Я снова зажата, но совсем не так, как была до встречи с Ларсом, я в тисках страха, хотя не подаю вида. И мне самой через это не перешагнуть, а просить помощи не позволяет гордость. Зря, наверное, отказалась от психоаналитика…
В те минуты я была психоаналитиком сама для себя. У меня долго не получалось не только поговорить, но и основательно подумать на эту тему. Если честно, то я даже боялась думать о своих проблемах, попросту отрицая их. Страусиная позиция, но разрушить стену, которой отгородилась от всех, даже от Ларса, значило выставить свою израненную душу напоказ. Стены нет только между нами с Бритт, потому что она не давит, не лезет в душу, а еще у нее те же проблемы с Томом. Мы подруги по несчастью не только из‑за Хильды, но и душевно.
А поговорить о своих проблемах мне не с кем, не Ларсу же их высказывать?
Я выложила все накопившееся, что верю и не верю в существование особых отношений Ларса и Джейн Уолтер, что безумно ревную его к поездкам в Лондон, что не смогу жить, если он меня бросит… о своем страхе перед любыми прикосновениями, о ночных кошмарах… об опасениях, что у меня больше не будет детей…
