Свирепый (ЛП) - Солсбери Дж. Б.

— И как выглядит твой лучший вариант? С практической точки зрения.

Прищуриваюсь, задаваясь вопросом, не является ли тон, который я улавливаю в ее голосе, ее желанием поругаться. «Мимоза» и страстная ссора из-за нашей дочери — это верный способ оказаться за ближайшей дверью.

— Я бы позаботился о ней, Несс.

— Да, я это слышала. Но как?

— Крыша над головой, еда, медицинское обслуживание...

— Она не щенок, Хейс.

— О чем именно ты меня спрашиваешь?

— Я спрашиваю, способен ли ты быть рядом с ней эмоционально, помогать, направлять и учить ее, но при этом отступать настолько, чтобы она могла совершать свои собственные ошибки. Спрашиваю, будешь ли ты просыпаться посреди ночи, чтобы забрать ее, если она выпьет. Будешь ли бегать в аптеку за тампонами. Будешь ли не спать с ней всю ночь, пока она рассказывает о подруге, которая ее предала, или о парне, который разбил ей сердце. Я спрашиваю, Хейс, сможешь ли ты отложить свою жизнь на потом, если понадобится. Готов ли бросить все важные дела на работе, если ты ей понадобишься.

Меня мало, что пугает.

Но это дерьмо? Этот список основных ожиданий от воспитания молодой женщины? Признаю. Я чертовски напуган.

— Думаю, мне придется принимать каждый вызов по мере его поступления...

— Этого недостаточно, — возражает она совершенно серьезно и снова поворачивается к потрясающему виду вокруг.

Недостаточно?

— Я не понимаю. Я честен с тобой. И знаю, что могу быть тем, кто ей нужен, если она позволит мне.

— В том-то и дело, Хейс. Они не позволяют. Ты должен инстинктивно знать, когда нужно надавить, а когда отступить. Когда нужно вмешаться, а когда прислушаться. Когда взять в руки оружие, а когда поплакать вместе с ней.

— Я не... — Я выдыхаю. — Не знаю, получится ли у меня это.

— Конечно, не получится. Потому что у тебя нет опыта отцовства.

Я отшатываюсь от ее слов. Не потому, что это неправда, а потому, что они причиняют боль.

Ванесса делает несколько успокаивающих вдохов.

— Вот, что я думаю.

Я внутренне напрягаюсь, неуверенный, что готов к тому, что она думает.

— У тебя нет ни знаний, ни желания быть отцом на полную ставку. Если Хейван захочет остаться в Нью-Йорке или захочет приехать, я думаю, ты должен придумать оправдание, почему она не может этого сделать. Это не значит, что вы двое не можете поддерживать связь по телефону или что она не может приезжать раз в год на Рождество, но я говорю тебе сейчас: я слишком много работала, чтобы вырастить сильного, стойкого, уверенного в себе ребенка, и не буду жертвовать всем своим трудом, чтобы она стала зависимой от тебя.

— Хорошо.

Ее пристальный взгляд устремляется на меня.

— Что ты сказал?

— Хорошо. Ладно. Я понял. — Хейван всегда было и будет лучше без меня.

Ванесса прищуривает глаза.

— Не надо, Ванесса. Я не хочу с тобой ссориться.

— Я не ссорюсь.

— По твоему лицу не скажешь.

Она беззлобно смеется.

— Давай просто насладимся последним часом солнечного света.

На нас снова опускается тишина, но на этот раз она гораздо менее приятная, чем в первый раз. Я раскраснелся; кожа горячая, а внутри холодно. Возможно, это солнечный ожог.

Я закрываю глаза и наслаждаюсь оставшейся частью круиза по заливу, и когда капитан спрашивает, не хотим ли мы остаться до заката, Ванесса отвечает, что без куртки она бы предпочла вернуться.

Лодка мягко покачивается на воде, пока солнце садится за Стейтен-Айленд.

Стараюсь не обращать внимания на напряжение между нами, не зацикливаться на том, как быстро Ванесса перешла от спокойствия к враждебности, и присутствовать в этом моменте. И одновременно люблю и ненавижу то, как она возводит защитную стену между мной и Хейван. С одной стороны, я понимаю и даже ценю ее за то, что та держит нашу дочь на безопасном расстоянии от всего, что может причинить ей боль. С другой стороны, меня бесит, что Несс думает, будто я сделаю что-то, чтобы навредить нашему ребенку.

Не то чтобы я очень старался доказать обратное.

Месяц совместной жизни — недостаточный срок, чтобы доказать Ванессе, что я не причиню Хейван вреда. Но после истечения месяца, похоже, у меня больше не будет времени, чтобы доказать свою правоту.

И мне некого винить в этом, кроме себя.

— Несс?

Она поворачивается ко мне с настороженностью во взгляде, как будто готовится к спору.

Мне трудно не заметить, как оранжевый свет заката, смешанный с легким румянцем на ее щеках, усиливает зелень ее глаз.

— Я понимаю.

Ее брови сходятся вместе.

— С того момента, как ты узнала о Хейван, ты защищала ее от тех, кто мог бы причинить боль. Зашла так далеко, что вырастила ее на другом конце страны, чтобы обеспечить ее безопасность. — Я грустно улыбаюсь, думая о ней в новом городе, совсем одной с ребенком. — Ты построила всю жизнь вокруг нее. И, боже мой, она хоть понимает, как ей повезло, что у нее есть мама, готовая на это?

Ванесса моргает, и ее глаза наполняются слезами.

— Я понимаю. — Тянусь к ней и беру ее руку в свою. — Время, которое я пропустил с нашей дочерью, на мне. Я не могу вернуться в прошлое и стать лучшим человеком. Но хочу, чтобы ты знала, что я очень благодарен за то, что у меня был шанс узнать нашу дочь. Даже если это всего лишь несколько недель, это больше времени, чем я заслуживаю.

— Хейс, — произносит она, прежде чем разрыдаться.

Я притягиваю ее к себе и прижимаю к своей груди.

— Ш-ш-ш... все хорошо. — Солнце исчезает с неба, а Ванесса безутешна в моих объятиях.

Раньше, когда она плакала, я делал все возможное, чтобы та перестала. Я ненавидел видеть ее расстроенной. До сих пор ненавижу. Но в этот раз я позволил ей плакать. Пока моя рубашка не промокла насквозь, пока ее тело не обмякло в моих объятиях. Я позволил ей плакать о поддержке, которую она не получила. О планах, от которых отказалась. О семьях, которые потеряла. И позволяю ей плакать обо мне. О всех тех способах, которыми я ее подвел.

Незадолго до того, как мы причаливаем к пристани, ее приглушенные рыдания затихают.

Я целую ее в макушку.

— Пойдем домой.

Мы молча надеваем туфли, и она опускает голову, полагаю, чтобы скрыть опухшие глаза и испачканные тушью щеки.

Когда вижу, что Эдмонд ждет нас на причале, я протягиваю Ванессе ключи от машины.

— Встретимся у машины.

Она фыркает и проводит руками по разметавшимся на ветру волосам.

— Я должна поблагодарить Эдмонда.

— Я поблагодарю его за нас обоих.

Это, кажется, немного расслабляет ее плечи.

— Спасибо.

Ей удается незаметно проскользнуть к машине, пока Эдмонд помогает пришвартовать лодку.

Когда присоединяюсь к нему на причале, он поворачивает голову, наблюдая за ней на сходнях.

— Что ты сделал? — спрашивает он с ноткой игривости в голосе.

— Сколько у тебя времени?

Он усмехается и поворачивается ко мне. Выражение его лица становится серьезным.

— Это она, да?

— Да, — вздыхаю я. — Это она.

Меня не должно удивлять, что Эдмонд помнит. После исчезновения Ванессы я сорвался. Он вытаскивал меня из пьяных драк и переворачивал на бок, чтобы я не захлебнулся рвотой после того, как потеряю сознание. Бог знает, какие вещи он слышал от меня. Без сомнения, это был самый низкий уровень в моей жизни, и он сидел в первом ряду.

— Я помню ее фотографию, которая была у вас в общежитии. — Он снова смотрит на нее. — Полагаю, ты получил ответы на вопросы, почему она стала для тебя призраком.

— Получил. В виде умной, талантливой и красивой семнадцатилетней девушки с моими глазами и моим характером.

У Эдмонда отпадает челюсть.

— Ни хрена себе.

Я хихикаю.

— Ага.

— Итак... — Он моргает и качает головой. — Черт, чувак. И что теперь?

Я засовываю руки в карманы и смотрю на причал между нашими ногами.

— Теперь я просто пытаюсь удержать их.

— Похоже, нам скоро нужно собраться и выпить, — говорит Эдмонд.