Паранойя. Почему он? (СИ) - Раевская Полина Александровна "Lina Swon"
-Не спеши, - прошу, удерживая его в нескольких миллиметрах от себя. Сейчас мне важно в полной мере прочувствовать момент и, если быть до конца честной, разницу.
-Не буду, зай. Просто хочу тебя сильно, - заверяет меж тем Илья чувственным шепотом и прекращает напирать. Втягивает с шумом запах моих волос, возвращаясь языком к приоткрытым для него губам. Обводит их контур, но я перехватываю инициативу: облизываю его красивые, пухлые губы, изогнутые в форме лука. Они такие мягкие, такие… другие…
Мы не спеша ласкаемся: сходимся языками на короткое мгновение, поглаживаем, изучая и знакомясь, и снова расходимся. Мы играем так до тех пор, пока я не ловлю кончик Сениного языка и не начинаю посасывать. У него сладковато - пряный вкус, ничего общего с мятой и табаком, и это то, что нужно, чтобы перебить проклятое послевкусие от Долгова. В какой-то момент мне даже начинает казаться, что у Ильи получиться и хотя бы на одну ночь он сможет стереть из моей памяти его прикосновения, его запах и вкус. Но увы, все летит к чертям, когда, подмяв меня под себя, он без церемоний проталкивает язык мне в рот и начинает его трахать.
Ненавижу слово «сосаться», но то, во что перерастает наш поцелуй, иначе не назовешь. Я сосу ритмично двигающийся во мне язык, мыслями же невольно возвращаюсь в душную, разбитую машину, и меня, наконец, накрывает острым возбуждением. Чувствую, как между ног начинает сладко ныть. Не в силах справиться с соблазном и подавить фантазию, приглашающе раздвигаю ноги, Илья, немедля, устраивается между ними, и в такт движений языка трется эрекцией об мою разгоряченную промежность в точности, как тогда он… Каждое прикосновение члена к клитору отзывается во мне жаром и горячей пульсацией. Мне почти «ох*енно», как сказал бы Долгов. Но суть в том, что без этой похабщины, произнесенной жарким шепотом, все совсем не так.
Я, конечно, стыжу себя, пытаюсь взять в руки, сконцентрироваться и вышвырнуть из нашей с Ильей близости этого козла, но чем успешней у меня это получается, тем меньше возбуждения я испытываю. Более того, меня начинают раздражать торопливые ласки. Я не успеваю насладиться ими, прочувствовать. Как только во мне загорается искра, Илья тут же переключается на что-то другое: с шеи на грудь, с груди на лицо… Он шарит по моему телу хаотично, бездумно, спеша перейти к главному. И это так бесит!
Понимаю, что его захлестывает страсть; что он хочет меня до трясучки, в какой-то мере мне это даже льстит, но, черт возьми, он совершенно не слышит мое тело, не чувствует его. Наверное, если бы у меня были к нему чувства, я была бы поглощена ими, а не своими ощущениями. Но чувств нет, зато есть воспоминания о других ласках, о том, какой нереальном кайф может подарить мужчина. Пожалуй, пора признать, как бы я не хотела, их не сотрешь ластиком, не вычеркнешь и не перерисуешь. Во всяком случае не сегодня и не так. Правда, что теперь с Ильей делать и его стояком?
Обламывать? Ну это совсем по - сучьи, тем более, что сама напросилась.
Минет? Исключено. После отповеди Долгова я, наверное, вообще никогда не смогу на него решиться. Да и как-то противно что ли. Я не из тех девчонок, которые считают, что дать в рот или задницу – пустячок. Секс он и в Африке секс: анальный, оральный, вагинальный… какая к черту разница? От перемены отверстий, суть не меняется. А я, как оказалось, пока не могу и не хочу секса. С Ильей уж точно. Представлять же на его месте Долгова – как ни крути, неправильно ни по отношению к Терёхину, ни к самой себе.
Однако делать – то что-то надо. Отчетливо понимаю это, когда Илья забирается рукой под резинку моих штанов и, будто проверяя готовность, проводит пальцами поверх трусиков. Хмыкает удовлетворённо, а мне так стыдно становиться за то, что текла, фантазируя о женатом мужике.
Перехватываю разгулявшуюся руку, готовую сдвинуть влажное кружево, и не давая опомниться, забираю инициативу. Заставляю перевернуться и, оседлав, целую глубоко, мокро. Чувствую себя при этом странно. Мне не противно, хотя я уже перегорела и мокрые трусы создают неприятный дискомфорт, но я, будто отрабатываю повинность и смотрю на это со стороны. В какой-то момент даже любопытно становится, смогу ли быстро и без подозрений довести дело до ума?
Оказалось, что могу. Всего –то нужно вспомнить парочку фишек из порнухи, да перебороть свое смущение. Как ни странно, справляюсь на ура: провожу по ладони языком, смачивая ее слюной и, стянув с Ильи штаны, обхватываю ( через «о, боже, какой кошмар!») налитой член. На ощупь все не так страшно, более того, приятно даже, бархатно так… С размером определиться сложно, сравнить мне не с чем, Долговский член через штаны вряд ли я оценила объективно, но кажется, Ильюшкин - вполне себе достойный экземпляр и по длине, и по ширине.
Господи, и о чем я только думаю?!
Кое-как сдерживаю смешок и начинаю осторожно скользить вдоль «вполне себе достойного экземпляра».
-Заюш, я так кончу, - обхватив мою руку, останавливает меня Илья.
Будь так любезен, пожалуйста! – умоляю мысленно, в слух же чувственно мурчу:
-Хочу тебя поласкать. Покажи, как больше нравится.
Наверное, мама бы мной гордилась в этот момент. Так сыграть… Да моему томному голосу позавидовала бы любая труженица секса по телефону: в нем был призыв, обещание, чувственность, похоть и стыдливость.
Видимо, Илья тоже остается под впечатлением и беспрекословно начинает направлять мою руку. Верх – вниз, верх – вниз… Он приглушенно стонет, а я, стараясь ничего не упустить в нехитрой технике, как-то упускаю свои собственные ощущения. Когда же Илья кончает, они обрушиваются на меня лавиной. Я чувствую себя испачканной и вовсе не спермой, а чем-то таким, отчего хочется плакать.
Вытираю торопливо руку об спальник и начинаю задыхаться. Мне противно, больно и невыносимо горько, но к Илье это не имеет абсолютно никакого отношения. Поэтому, когда он заверяет, что сейчас быстро восстановится и мы продолжим, целую его нежно и вру, что у меня месячные. Он верит, а я в который раз поражаюсь, как правдоподобно я стала выдумывать на ходу.
Спасибо, Сергей Эльдарович, научил –таки! Еще бы научиться не заморачиваться по этому поводу и также легко переступать через людей, и общепринятые нормы, а то ведь тошно. Так тошно, что хоть вешайся!
-Зай, всё нормально? – осветив палатку фонариком, обеспокоенно спрашивает Илья. Щурюсь, привыкая к свету, и пытаюсь взять себя в руки.
Не время сейчас для сожалений и самобичевания. Потом, когда останусь одна, предамся им, а пока… Рoker face, Настенька, poker face!
-Конечно, Илюш, - натягиваю фальшивую улыбку и начинаю с сосредоточенным видом поправлять одежду, только бы не смотреть на Терёхина, приводящего себя в порядок влажными салфетками.
Мне неловко и стыдно.
В темноте все казалось таким обезличенным, простым и само собой разумеющимся, теперь же глядя на по сути чужого мне парня, хочется поскорее помыть руки.
Я не брезгую. Нет. Просто в своих попытках приглушить боль и тоску, перешла черту, которую переходить пока не была готова, и от этого на душе гадко. Чувство, будто изнасиловала саму себя.
Хочется убежать подальше от всего произошедшего: от этой пропахшей травой и страстью палатки, от удовлетворенно-потягивающегося Ильи, от себя, запутавшейся и не знающей, что делать.
-Я пойду, немного подышу, - не выдержав, хватаю куртку и спешу на выход.
-Подожди, Насть, - торопливо натягивает Илья штаны и перехватывает меня в тамбуре палатки. – Что не так? – прожигает он взволнованным взглядом.
Всё!– проносится в голове, но я снова вру.
-Всё так, просто хочу немного побыть одна.
-Просто? – иронично уточняет он. Я тяжело вздыхаю и отвожу взгляд. У меня нет сил выяснять отношения равно, как и сохранять маску безмятежности.
-Сень… Пожалуйста, давай не сейчас. Это никак не связано с тобой.
-А с кем? С тем женатым мудаком? – выплевывает он и смотрит с такой злостью, что у меня сердце проваливается куда-то в живот. Подняв полный ужаса взгляд, лихорадочно пытаюсь понять, что ему известно.
