Тупак Юпанки - Я хочу летать
— Благодарю, — холодно произношу я, аккуратно складывая пергамент и убирая его в карман. — Вы мне очень помогли.
Уизли морщится и нервно передёргивает плечами, оставляя мою благодарность без ответа. Я молча киваю и выхожу из его кабинета, стараясь как можно быстрее покинуть Аврорат.
***
Улица, на которую я аппарирую, оказывается весьма мрачной. Вплотную стоящие друг к другу серые унылые здания, грязные закутки, какая-то старая побирушка, крики с верхних этажей. Впрочем, до Лютного переулка улице ещё очень далеко. Так что я без опаски осматриваюсь, отыскивая взглядом нужный бар. Это единственное здание на всей улице, которое ещё не успело обветшать. Даже вывеска над входом — «БАРни» — выглядит вполне новой.
Я приближаюсь к бару и, прежде чем войти внутрь, заглядываю в большое чистое окно. Глаза не сразу привыкают к полумраку. Но мне удаётся разглядеть и десяток круглых столиков, и суетливую официантку, и редких посетителей. Я всматриваюсь вглубь помещения, и мой взгляд выхватывает черноволосую лохматую макушку возле барной стойки. Сердце на мгновенье сбивается с ритма, потому что я узнаю в сидящем человеке Гарри. Мне трудно понять причину охватившего меня волнения — я собираюсь всего лишь поговорить с ним. Правда, я даже не придумал, что хочу ему сказать. Попросить вернуться? Нет. Моя гордость просто не позволит этого. Тогда чего я хочу от Гарри? Зачем пришёл в этот бар? Я тяжело вздыхаю и на несколько секунд прикрываю глаза. Поговорить. Просто поговорить с ним. Вот и всё, чего мне хочется. Понять, что происходит между нами, если всё ещё происходит. Внести ясность. Да. Это то, что мне нужно.
Я киваю сам себе и уже собираюсь сделать шаг в сторону двери, но тут к Гарри подходит какой-то мужчина, облокачивается о стойку и начинает с улыбкой о чём-то говорить. Я решаю помедлить с вторжением в бар. Мне не хочется, чтобы кто-то стал свидетелем нашего разговора. Мужчина тем временем наклоняется, что-то жарко шепчет Гарри на ухо. К несчастью, я не вижу лица Гарри, зато мне отлично видна его напряженная спина, а несколькими секундами позже — опущенные поникшие плечи. Вдруг мужчина наклоняется и целует Гарри в губы. Мне приходится тряхнуть головой, чтобы убедиться, что мне не показалось. Гарри что-то говорит в ответ, а потом мужчина берёт его за руку, поднимает со стула и уводит куда-то в темноту помещения. Я отлипаю от окна, делаю несколько нетвёрдых шагов к соседнему зданию и прислоняюсь спиной к стене, прикрывая глаза.
Ну вот и всё. Только что я получил ответы на все свои вопросы. У Гарри кто-то есть. И судя по его поведению, был всегда. Наверное, и до меня, и во время меня, и есть теперь. Конечно, я никогда не спрашивал Гарри о его личной жизни. Более того, я был так зациклен на себе, что мы вообще мало говорили о нём. Всё обо мне. Даже о том, что он живёт в квартире, а не в доме, я узнал только что, от Уизли. Мне не приходило в голову задать ему простой вопрос: «У тебя есть кто-нибудь?» Я полагал, что если он спит со мной, то… Мерлин, каким нужно быть тупицей, чтобы решить, что наш секс для Гарри что-то значит! Это всего лишь один из способов помочь мне, вылечить меня, поставить на ноги. Интересно, его любовник знает обо мне?
Я горько усмехаюсь, отталкиваюсь от стены и начинаю медленно брести по улице, тяжело опираясь на обе трости. Мысли не хотят привычным образом укладываться в один ряд. В сознании то и дело мелькают какие-то обрывки приятных воспоминаний, изредка вызывая короткие вспышки эмоций. Но больше ничего. Ни логики, ни здравого смысла.
«Чего ты ожидал, Северус?» — спрашиваю я себя, дойдя до пересечения дорог и решая свернуть налево. Ты — старый страшный ублюдок, который чуть не сгнил окончательно в своём мрачном доме с закупоренными окнами. А Гарри — молодой привлекательный мужчина, яркий и живой, настоящий. Ты боялся, что станешь ему не нужен? Правильно боялся. Ты стал. Тебя не хотят. В тебе не нуждаются. Тебе просто сделали одолжение, провозившись с тобою одну замечательную неделю. Так что можешь просто сказать спасибо и катиться на все четыре стороны.
А Гарри… Гарри, конечно, нужно нечто совсем иное, нужен кто-то его возраста, взглядов, со схожими увлечениями. Кто-то, с кем Гарри был бы счастлив. Определённо, он это заслужил. И теперь мне становится совершенно ясно странное поведение Гарри. Как он торопливо засобирался домой, когда я пытался сказать ему о том, как он мне нужен и дорог; как он смущался при своих друзьях в Косом переулке, потому что они видели его со мной. Всё становится ясно. Причём настолько, что во рту появляется гнилой привкус, а из желудка поднимается кислая тошнота. Впрочем, всё верно. Никто ничего никому не обещал, не признавался в любви и прочих чувствах. Гарри сразу сказал, что хочет помочь. И он помог. Я хожу. И неважно, как. Всё. Наши отношения на этом, кажется, закончились.
Я вздыхаю и пытаюсь вызвать в себе хотя бы какое-то подобие светлой грусти по Гарри, но чувствую только тяжёлую мрачную тоску, похожую на огромные капли дождя, размазывающиеся по мутному стеклу. Что-то неотвратимо угасает во мне, что-то обрывается. Но отнюдь не желание жить, как это случилось со мной пять лет назад. Нет, я буду жить. Я буду ходить. Пусть даже так. Я продолжу свой ровный путь к могиле. Только идти я буду, кажется, с опущенными плечами, словно на меня легла тяжёлая дождевая туча. Не будет той лёгкости и того прекрасного единения, которое я испытывал, когда Гарри был рядом. Вода не будет столь вкусной, как в стакане, принятом из его рук. Воздух не будет таким свежим, как был, когда мы дышали им вместе. Улыбка не будет искренней, а станет натянутой, как раньше. И спина будет распрямляться лишь под чьим-нибудь ненавидящим взглядом, а не оттого, что все проблемы кажутся сущими пустяками. Я думал, что был мёртв пять лет. Теперь я понимаю, что ошибался. Я был мёртв много дольше. Кажется, всю свою жизнь. Потому что жизнь без чувств, без эмоций — это мёртвая жизнь. Я снова становлюсь трупом. И пусть я встал на ноги, в душе я всё тот же калека.
Невмешивающийся
Гарри открывает глаза и сладко потягивается. Потом вдруг замирает, не узнавая комнаты, в которой проснулся. И лишь приподнявшись на локтях и ощутив мутную головную боль, он сразу вспоминает, и как напивался вчера, сидя за барной стойкой, и как к нему подошёл Марк, чтобы увести его наверх, и как Гарри отступил в самый последний момент, почувствовав всю неправильность спонтанного секса. Лёгкое и приятное настроение тут же исчезает. Гарри снова падает на подушки и поворачивает голову в сторону прикроватной тумбочки. На ней до сих пор стоит открытая баночка с любрикантом, а возле неё лежит маленький фиал зеленоватого цвета. Гарри с трудом удаётся разглядеть рядом с фиалом неровный кусок пергамента, который сливается с цветом деревянной тумбочки. Гарри осторожно подцепляет пергамент двумя пальцами и подносит к глазам, подслеповато прищуриваясь. На листке неровным торопливым почерком нацарапано всего несколько фраз:
