Укротить сердце (ЛП) - Хантер Ава

Он любит тебя. Не играй с его сердцем.

У меня вырывается сдавленный вздох, и я зажмуриваю глаза. Горячие слезы текут по моим щекам.

То, что я делаю с Чарли, слишком опасно. Безрассудно.

Все было иначе, когда никто не произносил значимых слов. Когда мы могли притворяться, что все это временно, что все это ради хорошего секса.

Но сейчас…

Чарли уже любил и терял. Если бы я знала это, то никогда бы не ввязалась в эти отношения. Я думала, что использую свое сердце, чтобы изменить свою жизнь. А оказалось, что разрушаю чужую.

Мое сердцебиение замирает. Я шатаюсь, хватаясь за стойку, чтобы не упасть.

Я не могу так поступить с ним. Я не могу причинить ему боль. Он уже пережил потерю, и все, что я делаю, ― это веду к новой, потому что в конце концов мое сердце откажет, как сердце моей матери.

Я не позволю Чарли пройти через это.

Только не снова.

Из меня вырывается рыдание, глубокое, как будто моя душа разрывается на мелкие куски.

Я должна положить этому конец.

Я должна покончить со всем этим.

Глава 35

Чарли

― Ты собираешься сегодня в город? ― спрашивает Руби, лежа на кровати.

― Да. ― Я сажусь на стул и натягиваю сапоги. Солнечный свет проникает через открытые двери балкона. ― Мы с Фордом навестим Стида. Потом мы поедем в Дир-Лодж, чтобы передать жеребенка покупателю с выставки скота.

― О. ― Ее взгляд опускается на одеяло. ― Передай ему от меня прощальный привет.

― Ты хочешь попрощаться? ― Я ненавижу себя за то, что продаю жеребенка, которого она полюбила, но за него уже заплатили. Черт, я хочу оставить его и пусть она назовет его, как хочет.

Она качает головой.

― Нет. Это слишком сложно.

Почесав рукой бороду, я зеваю, сожалея, что кофе еще не готов.

Хотел бы я провести еще два часа в постели с Руби.

Вчера, когда я вернулся домой из оврага грязный как черт, меня ждало самое лучшее приветствие в моей жизни. Руби бросилась в мои объятия, осыпая меня поцелуями, и я не успел вымолвить даже слова, как мы рухнули в постель.

И снова мы пропустили восход солнца. И я так и не смог сказать ей, что люблю ее.

Но я готов. Руби заслуживает того, чтобы все было сделано правильно, а значит, нужно придумать, как сказать это сегодня.

Свидание. Танцы. Цветы. Никаких больше проволочек.

Я поднимаю на нее свой взгляд. Она смотрит в ответ серьезными голубыми глазами, подтянув стройные ноги к груди. Ее волосы растрепаны, длинные розово-золотистые пряди обрамляют лицо, делая ее еще более великолепной, чем обычно.

Я встаю со стула и сажусь рядом с ней, проводя рукой по изящному изгибу ее плеча.

― Подсолнух, ты в порядке?

Она на секунду встречает мой взгляд, затем отворачивается к балкону, нахмурив лоб.

― Я в порядке, Чарли. Не беспокойся обо мне.

Я хмурюсь. Под ее глазами все еще лежат тени, оставшиеся с прошлой ночи, а солнечного сияния в них нет. Мне не нравится, когда она грустит. Это убивает меня.

― Эй. ― Я целую ее сладкие губы и притягиваю к себе. ― Сегодня мы постараемся встретить рассвет.

Ее глаза наполняются слезами.

― Малышка, что я такого сказал? ― Мой большой палец смахивает одинокую слезинку, которая скатывается по щеке.

― Ничего. ― Вдохнув, она выдавливает из себя слабую улыбку. ― Тебя не будет весь день?

Я провожу рукой по ее волосам.

― Если Форд добьется своего, то да.

Затем я ругаюсь, увидев время на часах на прикроватной тумбочке. Я опаздываю. Встав, я хватаю бумажник и ключи и направляюсь к двери. Голос Руби останавливает меня.

― Чарли?

― В чем дело, дорогая? ― говорю я.

― Я буду скучать по тебе. ― Она улыбается сквозь слезы.

Усмехаясь, я возвращаюсь к кровати.

― Возьми выходной, ― говорю я ей, проводя пальцем по изгибу ее покрасневшей скулы. ― Я хочу, чтобы ты лежала в постели, когда я вернусь домой.

Опустив длинные ресницы, она рисует сердечко на покрывале.

― Да. Может быть.

Я целую ее в последний раз, затем беру шляпу и иду на встречу с Фордом.

Мы провели в городе пять часов. Отдали жеребенка Руби, загрузили грузовик припасами, поболтали со Стидом в онкологическом центре. Наконец, около четырех часов дня, мы отправились в обратный путь на ранчо.

Позже, чем мне хотелось бы.

Узел в моей груди не ослабевает с тех пор, как я расстался с Руби. Мне не по себе, когда она остается одна, и все, чего я хочу, ― это вернуться к ней. Наш разговор не выходит у меня из головы весь день. Мне не понравилось то, что я увидел на ее лице, хотя прочитать это было чертовски трудно.

Форд зевает, сидя на пассажирском сиденье, и ищет бейсбольный матч по радио.

― Слушай, я просто говорю, что если «Уайт Сокс» не нужна драма, то им следовало бы обменять Хэма Джеффриса. Этот ублюдок не смог бы попасть в мяч, даже если бы я его подал мягко.

Я фыркаю. Хотя Форд ушел из высшей лиги, это не мешает ему отпускать свои красочные комментарии по поводу всего, что имеет отношение к бейсболу.

Я провожу рукой по волосам.

― Что ты думаешь о Стиде?

Форд пожимает плечами.

― Думаю, он как всегда раздражительный.

― Он принимает хорошие лекарства. Он нас еще переживет.

― Кстати, о лекарствах… ― Форд поворачивается и смотрит на меня. ― Что с Руби? Она рассказала тебе что с ней?

Я перевожу взгляд на него.

― Что с ней?

Форд бросает на меня взгляд «не будь идиотом».

― Таблетки, которые она принимает. Только не говори, что ты их не видел.

― У нее анемия.

― Она так сказала?

― Я ей верю.

― Тогда почему она их прячет?

― Она этого не делает.

― Ты когда-нибудь видел, как она их принимает? Видел этикетку? ― требует он.

Я хмурюсь.

― К чему ты клонишь?

Он издает звук разочарования.

― Я не считал тебя идиотом, Чарли.

Я напрягаюсь, костяшки моих пальцев на руле белеют. Мне не нравится то, на что намекает мой брат. Мне не нравится, что мое сердце пропускает несколько сотен ударов при мысли о том, что с Руби что-то не так.

― Ты пытаешься вывести меня из себя, Форд? ― Я рычу.

― Я пытаюсь защитить тебя. ― Грузовик подпрыгивает, когда мы проезжаем мимо ржавого ограждения для скота Вулфингтонов. ― Что ты знаешь об этой девушке?

Мой взгляд жесткий, непреклонный.

― Я знаю достаточно.

Я знаю, что она любит цветы и то, как моя рука ложится на ее поясницу. Ее любимый цвет ― сиреневый, а не фиолетовый, ее второе имя ― Джейн, и каждое утро она ест овсянку и поет в душе. Она пахнет солнцем и землей, и это мой самый любимый запах на свете. Я знаю, что она вздыхает, когда счастлива и когда ей грустно, и я люблю все ее вздохи.

Я знаю, что она моя.

Я знаю, что она единственная.

И все же, когда недоверчивый взгляд Форда пронзает меня насквозь, трудно назвать это исчерпывающим. Половина меня хочет сказать моему циничному, не признающему любви брату, чтобы он отвалил, но другая половина знает, что он прав.

Я понятия не имею, почему она здесь.

― Она принимает таблетки. У нее есть список желаний. ― Форд вскидывает бровь. ― Списки ― это конечная вещь, Чарли.

Я чуть не съезжаю с дороги.

― Форд. Не заставляй меня съезжать на обочину и бить тебя по гребаной морде.

Мне не хотелось ударить его так сильно с тех пор, как он выпустил два полных баллончика спрея для тела «Axe» в мою палатку, когда мы были в походе.

― Тогда новая тема. ― Он тычет в меня своим кривым указательным пальцем ― тем самым, который он сломал, отправив фастбол в страйк-аут, завершивший мировую серию, ― Ты.

Я тихо ругаюсь. Форд и его большой, мерзкий рот.

― А что я?

― Что ты к ней чувствуешь? Потому что она тебе подходит. У нее есть задор. Она заставляет тебя улыбаться. Черт, да она всех нас заставляет улыбаться. Мне она очень нравится. Но ты до сих пор не рассказал ей о Мэгги, а через четыре недели она уедет.

― Да. Я знаю, черт возьми, ― выдавливаю я из себя срывающимся голосом.