Милашка для психа
Костя протянул Тане телефон, позволяя прочесть переписку.
Хотя, перепиской это было трудно назвать. Алиса писала ему, а Костя не отвечал. В хлестких словах, в оскорблениях, которые тут же смешивались с признаниями в любви и мольбой увидеться, между строк плясало безумие. Каждая буква, каждая точка в конце предложения кричали, просили о помощи.
А еще она слала Косте фото. Своего лица, своего приоткрытого рта. Фото себя голой, мастурбирующей, с раздвинутыми ногами. Заплаканной, смеющейся. Разной.
Таня смотрела на все это и уже не видела в ней себя. Она видела в ней кого-то потерянного, лишенного разума, кого-то, кому нужна была помощь.
– Ты не отвечал ей или все удалил?
– Не отвечал.
– Почему не рассказал Егору?
– Я хотел, – Костя вытащил сигареты из бардачка, покрутил одну в пальцах, но, передумав, убрал. – Алиса приехала ко мне домой, плакала, угрожала, у нее был срыв, и я... Попытался успокоить ее. Сказал, что мы расскажем Егору вместе. Она настояла на том, чтобы сесть за руль. У нее случилась истерика прямо в пути. Мы съехали с дороги, там был обрыв и дерево. Удар пришелся с ее стороны, она умерла на месте.
Костя замолчал, а Таня повернулась к нему и долго рассматривала его лицо. Она пыталась понять, что Костя делает... Ищет себе оправдание? Просто хочет, чтобы Таня знала правду? Или он лжет?
– Продолжай, – сказала Таня.
– А я выжил. Отделался штрафом за передачу руля и лишением водительских прав. Но Егор об этом не знает. Он думает, что я откупился от наказания.
– Почему ты не расскажешь ему?
Костя заглянул Тане в глаза. И взгляд этот показался ей таким откровенным, таким настоящим, что отпали все сомнения. Он улыбнулся горько, взгляд его устремился в окно. Медленно темнело, и Таня вдруг поняла, что, несмотря на работающую на полную мощность печку, ей жутко холодно.
– Он мой лучший друг, Таня. Был им и остается.
– Он заслуживает знать правду.
– Не такую правду. Только не такую. Потому что, несмотря на то, что официальная версия «не справилась с управлением», я знаю, как было на самом деле. Она, действительно, хотела этого. Хотела умереть.
* * *
Таня поднялась к себе и насыпала Джеку корм в миску. Потом составила пакеты на стол и стала раскладывать продукты по полкам холодильника. Она делала это машинально, как будто на автомате. Мысли были там.
С убитым горем Егором (не психом, нет, сейчас нет), с Костей, который все еще считает, что лучше пусть друг ненавидит его, чем варится в еще более глубоком котле из боли. С Алисой, которой просто нужна была помощь.
Где во всем этом была ее роль? Кем была она, Таня? И была ли вообще?
«Ты изменила его, Таня. Ты вернула ему жизнь».
Как же сильно хотелось во все это верить.
Таня взяла телефон в руки. Пролистала список вызовов... За последнюю неделю номер Егора не мелькнул в этом списке ни разу. Возможно, и к лучшему?
