Ульяна Соболева - Одержимость
В этот момент по телевизору показывали срочный выпуск новостей. Давно я ничего не смотрела, пока этот маньяк оклемается, похоже я предоставлена самой себе.
— Сегодня в полдень в городе…. произошло чудовищное преступление. Неизвестный убил видного политика Саара Ассулина выстрелом в голову, а также пятерых его охранников. Один из которых успел ранить преступника, но тот скрылся с места преступления…
Я перевела взгляд на Призрака, его веки подрагивали, а дыхание стало прерывистым. Снова посмотрела на экран:
— Серебристая "мазда три", номер машины…
Снова взгляд на Призрака…Это что он их? Он убил Ассулина? Ни хрена себе…
В этот момент показали фотографии пятерых охранников, и я выронила сигарету. Я их всех узнала. Всех пятерых. Это они меня тогда…Твою ж мать! Я медленно перевела взгляд на раненного мучителя. Что это? Совпадение? Он убил их всех. Всех, кого я клялась уничтожить за то, что они со мной сделали? Ассулина, мразь такую, первого…но Призрак опередил меня? Что за херня сейчас происходит? Я ничего не понимала, смотрела на бледное лицо того, кто ещё вчера заставил меня копать себе могилу и совершенно ничего не понимала. Закурила очередную сигарету и сделала несколько глотков из бутылки. Похоже, я теперь в долгу у него. Только зачем он их убил? Как узнал? Вряд ли это имело ко мне хоть какое-то отношение. А если все же имело?
— Маша…
Я вздрогнула и резко обернулась, Призрак приоткрыл глаза, затуманенные, подёрнутые дымкой лихорадки. Моё настоящее имя не произносили уже очень много лет. Его и никто не знал, кроме Макара и… Черт! Черт! Черт! Спокойно. Маш на свете, как собак нерезаных. Все хорошо. Это ничего не значит. Мне опять становилось страшно…какое-то дикое чувство паники поднималось изнутри. Неконтролируемое и неподвластное мне. Нужно успокоится. На меня слишком много навалилось в последние. ха…в последние пару лет. Кто он? Кто он такой, мать его?
Я задержала дыхание, стараясь успокоиться. Преодолев панику, коснулась его лба — жар, бредит от боли и высокой температуры. Выпотрошила аптечку в поисках антисептика, антибиотика и болеутоляющих. Все нашла, включая жгут и одноразовые шприцы. Неплохо подготовился. Вот и хорошо. Пару дней и будешь как новенький. А мне передышка от тебя невменяемого. Хотя бы сутки на размышления и обыск твоей берлоги, с пристрастием. Хоть один козырь против, маленький, а я превращу его в оружие массового поражения.
18
Кукла. Россия. 2001 год.
Я не спала. Смотрела в потолок. Блики от воды, преломляясь через стекло иллюминатора, причудливо мелькали и переливались вверху, создавая неприхотливые узоры.
Так паршиво мне ещё не было никогда, за всю мою жизнь. Короткую, но такую проклятую, хоть волком вой. В горле застрял не комок, а свинцовая гиря, она давила на голосовые связки, сдавливая рыдания, которые клокотали внутри, не смея вырваться наружу.
Да, я знала, что трахаться с совершенно безразличным тебе объектом противно, знала, что мне придётся не раз на это пойти и при том добровольно, но внутри было чувство, что меня изнасиловали. Отымели по полной, отодрали как грязную шавку. Потом…со мной это случится и не раз, и не два, а сейчас — это был шок. Эдакий ледяной, кровавый душ, и кровью я обливалась изнутри, а не снаружи. Нет, я отыграла свою роль безупречно, и мой партнёр был самым нежным, трепетным любовником из всех кто будет в моей жизни после него, только никогда я больше не почувствую себя так грязно, как этой ночью, когда мой законный муж впервые взял меня.
Меня тошнило, а я гладила его по спине и целовала мягкие губы, меня скручивало в узел от дикого желания вырваться, заорать, зарыдать. А я подыгрывала, и нежно постанывала. Скромная Машенька должна показывать насколько она чиста и неопытна. Это был ад. Мой самый первый круг, потом их будет бесконечное множество, но этот первый я не забуду никогда. Нет, я не могла ненавидеть Алексея Николаевича, я ненавидела себя и жизнь свою проклятую, работу бл***ую, Лёшу с его Лошадью, а больше всех Макара, который сделал из меня шлюху. Да, дорогую, бесценную, но все же шлюху. Я — грязь. Бессловесное тело, созданное привлекать самцов, ловить в свои сети похотливых моральных уродов и извращенцев, чтобы скинуть их в бездну мрака. Отправить в ад. Прямиком в преисподнюю, где Макар, как сам дьявол, будет жарить их на медленном костре, получая от них нужную информацию.
Рука моего мужа крепко сжимала меня за талию. Он спал. Умиротворённый, уставший, довольный, а мне хотелось блевать. Бежать в туалет и, засунув два пальца в рот, блевать в белоснежный унитаз, а потом долго стоять под душем и драить себя мочалкой до крови, до мяса, до костей. Я туда уже раз пять сходила. Но ведь душу не отмоешь и совесть не отстираешь. Они настолько замараны во лжи и лицемерии, что никогда ее уже не отбелить, только смириться — пусть чернеет. Пути назад нет. Я по уши в этом дерьме.
Встала с постели, бросила взгляд на мужа — спит. Я искренне надеялась, что его сексуальные аппетиты окажутся довольно неприхотливыми иначе долго я не выдержу. Это все равно что спать с собственным отцом, потому что кроме уважения и привязанности я ничего к нему не чувствовала, а собственная ложь, отвращение к нему и к себе сводили с ума и выворачивали наизнанку. Наверное, лучше когда насилуют, по настоящему, чем так.
Закутавшись в халат и набросив на плечи пальто, я прихватила пачку сигарет и вышла на палубу. Я больше не могла лежать в той проклятой каюте и смотреть в потолок.
Облокотилась на поручни и посмотрела вдаль на чёрную воду. Я всегда любила море, обожала бездну. Знай меня мой муж намного лучше, он бы сразу раскусил мою ложь насчёт морской болезни. Я обожала воду и плавала лучше любого пловца перворазрядника.
Кончик сигареты освещал мои пальцы и гладкий блеск обручального кольца. Бутафория, как и вся моя жизнь. Потом, вспоминая эти дни, я буду искренне завидовать сама себе. Я ещё умела чувствовать, у меня были эмоции. Я еще не стала мёртвой внутри.
* * *— Перестань…
Я насторожилась, повернула голову.
— Лёша перестань ты делаешь мне больно…Лёша!
Твою мать… Вот это дерьмо я точно не хочу слышать. Не сейчас, никогда не хочу. Бл***ь они трахаются. Эти звуки…ее стоны, вскрикивания, скрип кровати.
Внутри меня поднималась волна первобытной ярости, дикой неконтролируемой ревности.
— Не надо! Так мне больно! Остановись.
Захотелось взвыть. Ей больно! А мне не больно? Слушать как они там? Не больно? И я МАТЬ ИХ ТАК не имею права ничего сказать, не имею права даже ревновать и ненавидеть потому что меня саму…саму сейчас трахали. Нежно, ласково насиловали мой мозг, который во всю старался абстрагироваться и отключиться от происходящего. Там, в моей каюте, под тяжелы телом моего мужа, пыхтевшего от усилий, старавшегося продлить мою агонию как можно дольше в попытках не оплошать с молоденькой женой, это треклятый мозг таки отключился, а сейчас….Сейчас я впилась руками в поручни и закрыв глаза, закусила губы, чтобы не застонать. Как же все это мерзко. Мне плохо! Я не могу это слышать! И вернуться в каюту не могу, потому что у меня подкашиваются ноги от слабости. Я не выдерживаю все это дерьмо. Я не такая сильная как думала. Я просто маленькая улитка и мне очень…очень плохо.
