Энн Райс - Наказание Красавицы
Ошеломленный его словами, я не нашелся, что ответить.
— Из всего, что ты мне рассказал, становится ясно, что этот господин совсем не способен властвовать, причем королеве это прекрасно известно. Так что, если он предложит себя в невольники, его непременно выберут на эту роль.
Я хмыкнул под нос и тихонько сказал:
— Он даже не представляет, что ему тут уготовано!
Тряхнув головой, я снова невольно фыркнул, силясь подавить смешок.
Николас с улыбкой повернул ко мне голову:
— Скоро ты станешь моим. Абсолютно моим — года на три, а возможно, и на четыре.
Сказав это, господин приподнялся на локте, я же лег подле него и крепко его обнял. Страсть во мне всколыхнулась с новой силой, однако Николас дал понять, чтобы я ее умерил. И, подчиняясь его воле, я тихо положил голову ему на грудь, он же мягко накрыл мне лоб ладонью.
Мы долго хранили молчание, наконец я спросил:
— Скажите, господин, а рабу когда-нибудь дозволяется обращаться с просьбой?
— Почти что никогда, — тихо отозвался он. — Обычно невольнику вообще не положено ни о чем просить. Но ты просить можешь сколько угодно, тебе я позволяю.
— Возможно ли мне каким-то образом узнать, как обстоят дела у другого раба? Точнее, у рабыни? Покорна ли она, смирила ли свой нрав — или ее без конца карают за мятежный дух?
— Зачем тебе это?
— Меня привезли сюда в одной повозке с невольницей кронпринца. Ее зовут Красавица. Она чрезвычайно горячая, полная жизни девушка — редкостное явление для замка, учитывая ее пылкость и полную неспособность скрывать даже самые мимолетные эмоции. Так вот, в пути она все задавала мне тот же вопрос, что и вы недавно: «Зачем вообще нам подчиняться?» Сейчас она в трактире «Лев». Она та самая невольница, о которой нынче утром, отлупив меня, обмолвился у колодца капитан стражи. Есть ли какой-то способ узнать, приняли ли ее там так же, как вы меня. Всего лишь спросить. Может статься…
Я почувствовал, как его рука ласково тронула мне волосы, губы коснулись моего лба.
— Если хочешь, — мягко произнес он, — завтра я пошлю тебя к ней в трактир, чтобы ты смог с ней повидаться и сам у нее обо всем спросить.
— О, господин!.. — Я был настолько изумлен и исполнен благодарности, что не мог облечь ее в слова.
Николас позволил поцеловать его в губы, и я, на радостях расхрабрившись, покрыл поцелуями также его щеки, веки. Ответив мне слабой улыбкой, он снова привлек мою голову к своей груди.
— Но знай, что, прежде чем ты сможешь с ней увидеться, тебя ждет весьма нелегкий, суетливый день.
— Да, сэр, — с готовностью ответил я.
— А теперь давай-ка спи. Завтра тебе предстоит изрядно потрудиться здесь в саду, прежде чем мы вернемся в город. А потом тебя запрягут в большую повозку, чтобы доставить фрукты в мой городской дом. Причем мне хотелось бы управиться со всем этим пораньше, чтобы к полудню, когда к Позорищной площади стекается максимум народу, ты оказался на «вертушке».
От этих слов во мне на миг все полыхнуло паникой, я непроизвольно прижался к Николасу чуть крепче — и тут же почувствовал, как его губы нежно скользнули мне по макушке.
Потом он осторожно высвободился из моих объятий и перевалился на живот, чтобы уснуть, отвернув от меня лицо и подсунув под себя руку.
— А вторую половину дня ты проведешь в городских конюшнях, — добавил он сонно. — Будут сдавать тебя напрокат. Будешь с другими «лошадками» трусить рысью в упряжке, обвешанный сбруей и с поднятым членом. Надеюсь, ты выкажешь такую прыть, что в конюшне не застоишься.
Некоторое время я разглядывал вырисовывающийся в лунном сиянии его изящный силуэт, светящиеся в ночи белизной длинные рукава, совершенные очертания икр, подпертых мягкой кожей ремешков.
Я принадлежал этому человеку. Принадлежал всем телом и душой.
— Да, господин, — тихо произнес я.
Я приподнялся на колени и, осторожно наклонившись над ним, поцеловал его правую руку, лежавшую на траве.
— Благодарю вас, господин.
— А вечером я переговорю с капитаном насчет того, чтобы прислать Красавицу.
Минуло, вероятно, около часа. Костер успел погаснуть. Судя по дыханию, господин летописец крепко спал. Он не носил никакого оружия, даже не прятал при себе хоть мало-мальского ножа. И я знал, что с легкостью могу его побороть. Николас не обладал ни силой, равной моей, ни таким же весом, да и шесть месяцев, проведенных в замке, моим мускулам пошли лишь на пользу. Я вполне мог бы стащить с него одежду и оставить здесь привязанным, с кляпом во рту, сбежав во владения короля Льюиса. У него даже деньги имелись в карманах!
И, разумеется, сам он это прекрасно понимал, отправляясь со мной в ночи за город. Выходит, он либо устраивал мне таким образом проверку — либо настолько был во мне уверен, что подобный исход дела даже не приходил ему в голову. И вот теперь, проснувшись в темноте, я должен был для себя решить то, что Николас знал уже и так: удеру я или же нет, представься мне такая возможность?
Решение далось мне без труда — однако всякий раз, говоря себе, что, конечно же, я не сбегу, я снова и снова невольно возвращался мыслями к этому вопросу. Улизнуть, пробраться к родному дому, предстать перед отцом, рассказать ему про блеф королевы — или же отправиться в какие-нибудь другие края в поисках приключений. Полагаю, любой нормальный человек на моем месте, по крайней мере, подумывал бы об этом.
А еще я представлял, как меня отловят какие-нибудь крестьяне, как меня снова разденут догола и, перекинув через седло капитана стражи, отправят на какую-нибудь ужасную экзекуцию, которую страшно описать словами, и за все, что я натворил, мне хорошенько всыпят — и к тому же тогда я наверняка потеряю своего господина навеки.
Тогда я стал раздумывать о других вариантах развития событий, прокручивая один за другим в голове. Наконец я повернулся на бок и уютно пристроился вплотную к Николасу, тихонько обняв его за талию и уткнувшись лицом в мягкий бархат его дуплета. Мне следовало поспать: все ж таки утром меня ждет масса дел. Я даже представил сгрудившуюся вокруг «вертушки» полуденную толпу.
Перед самым рассветом я вдруг проснулся, как будто услышав из зарослей какие-то странные звуки. Однако, прислушавшись, понял, что это всего лишь предутренняя возня обитателей леса и ничто не нарушает ее обычного мирного течения. Потом я посмотрел на раскинувшийся вдалеке городок, что еще спал под тяжелыми тучами, слегка подсвеченными первыми лучами зари. И мне почудилось, будто что-то в его облике за эти пару дней неуловимо изменилось.
Городские ворота были закрыты. Но, возможно, они всегда бывают заперты в этот час? Впрочем, меня это уже нисколько не заботило: утром-то их непременно отворят.
