Неверный. Свободный роман (СИ) - Лакс Айрин
И если бы Расул мог ответить, как полагается, он бы уже ударил Захарова. Но сейчас сдерживается.
Мирасов напряженный, кожа, кажется, вот-вот лопнет. Но он сдерживается, я каким-то чудом понимаю, он ведет себя осторожно, не в целях сохранения собственной безопасности.
На парковке он не сдерживался и предлагал Захарову подраться, прекрасно зная свое состояние. То есть о себе он не печется ни капельки, идиот безбашенный!
Но сдерживается и даже не жалит матами в ответ, потому что в квартире наш сынишка. Ни скандалами, ни драками Алима пугать не хочет. Держится из последних сил, чтобы иметь возможность с Алимом видеться, и это вызывает цунами у меня в груди.
Несчастное сердце мотыляет, как щепку во время шторма.
— Ты все сказал, клоун? — уточняет Расул.
— Саш, созвонимся, — подмигивает мне Захаров. — Возьми цветы.
— Минуту, Никита.
Я тянусь через Расула, прикрываю дверь, сердце колотится.
Пытаюсь себя убедить: Захаров не всегда такой гадкий, верно? Да он вообще не гадкий. Просто… уверенный в себе, даже слишком, иногда немного высокомерный.
И тут же срываюсь: да кому я лгу?!
Вот мою утку он, например, даже пробовать не захотел. И в больнице сразу за дела схватился. Было видно, что не переживает он за Алима ни капельки.
Может быть, я вообще этому мужчине сама по себе нафиг не нужна сама по себе, а вот как известная личность, с горячими работами и кучей скандальных догадок… Как трофей, блин!
Я пробегаю мимо застывшего Расула, хватаю пакеты с доставки в охапку и выношу, ставлю Захарову под ноги. Пяткой закрываю дверь, чтобы нас не слышали.
— Это что? — удивляется Захаров. — Саш, ты чего?
— Твое. То есть, ваше. Ваше, Никита Владимирович. Боюсь, нам не по пути. Вы только что отца моего сына оскорбили просто так.
— Ты из-за него, что ли?! Мирасов первым на парковке хамил, — сощуривается.
— Он пришел извиниться. И извинился. И если бы вы свой язык немного придержали… — глотаю окончания.
Лицо Захарова меняется.
— Он в трусах открыл. Что я должен был подумать?
— Не знаю. Навскидку, дождаться и спросить меня, что все это значит, а не делать выводы раньше времени. Мне жаль, что вы таким высокомерным оказались. Хорошего вечера, Никита Владимирович.
***
Проникаю в квартиру, там тишина. Она давит по ушам сбрендившим пульсом.
Невозможно остаться равнодушной, когда такие эмоции бурлят. Я в котле. У самого его донышка, откуда поднимаются волны раскаленного жара, и меня ошпаривает до мяса кипятком сомнений, боли, противоречий и размышлений.
Так, надо найти сынишку. Судя по звукам, он умчался в спальню, рычит со своей акулой и наводит бардак.
Расул?
Где Расул? Мирасов на кухне.
Захожу, когда он застегивает брюки и продевает ремень в петельки.
— Уже уходишь?
Он молчит, дышит тяжело, от эмоций даже шея побагровела.
Не отвечает.
— Если не спешишь, можешь остаться еще немного, я познакомлю с тобой Алима. Будет лучше, если он станет привыкать к тебе понемногу.
Пальцы Расула сжимаются на пряжке ремня, взгляд из-под бровей — настоящая бритва.
Настороженный. Дикий. Резкий.
Может быть, еще более злой, чем раньше.
И я с ним один на один.
В этой квартире. В этой комнате.
Воздух звенит.
Чувствую, тоже краснею от накала.
Что он ответит?
Может быть, я зря прогнала Захарова?
Нет, блин, он сука высокомерная! Даже если бы не задел Мирасова, он меня саму в мелочах важных так задевал…
Прогнала его не зря.
Но и вот этого большого, взвинченного мужчину я опасаюсь, не зная, что от него ждать.
— Да, я здесь за этим, — говорит с трудом.
— Тогда позову Алима. Ты закончил… — бросаю взгляд на пряжку ремня, не в силах ни опустить, ни поднять взгляд.
Так и выхожу. В голове дурацкие слова Захарова — липкие, как грязь. Липкие, как их отодрать?
— Алим, — зову. — Ого, у тебя город? — смотрю на строения из кубиков.
— Да.
— Пошли, покажу тебе железного человека.
Сынишка берет меня за руку и скачет почти вприпрыжку. Расул с с идеально прямой спиной сидит на стуле.
Теперь я понимаю причину его неловкости и угловатости, смеяться совсем не хочется. У меня мурашки вдоль позвоночника размером с божью коровку.
— Где?
— Вот. Он, — киваю на Расула.
— Не похож.
Конечно, Расул уже спрятал свой корсет под пиджаком.
— Подойди, поздоровайся. Скажи, как тебя зовут.
Расул жадно наблюдает. Разумеется, Алим робеет, но любопытство пересиливает. Он шагает к нему.
— Привет, тебя зовут Алим? — первым начинает Мирасов.
Я оценила, насколько Расул постарался смягчить свои эмоции и не дать им вырваться. Судя по всему, он значительно над собой поработал.
Сынишка кивает.
— А тебя? — осторожно спрашивает.
— Расул.
— А где железо? — не терпится.
Расул переводит взгляд с сынишки на меня.
— Алим хочет увидеть настоящего железного человека.
Во взгляде Мирасова мелькает: ты серьезно?!
Он снова закипает.
— Акулу! — добавляет Алим и снова нетерпеливо. — Где?
— Нужно сказать волшебное слово, Алим.
— Пожалуйста, — говорит сын не хотя.
Выходит: «Пжста»
Просить у посторонних он не любит. Точь-в-точь, как Мирасов.
Тот тоже переломится весь, если попросит.
В мыслях мелькают его слова: «Жизнь ломает хребет…»
Я думала, что это просто для красивой речи. Но где Мирасов, и где красивые речи. Выходит, все буквально.
Снова мурашки вдоль позвоночника бегут. Столько всего спросить хочется, но я прикусываю язык.
— Сними пиджак и жакет, пожалуйста… — прошу Мирасова. — Алим очень хочет посмотреть.
На лице Мирасова борются противоположные чувства: видно, что он хочет просто послать меня на хуй, но и с сыном тоже хочет побыть. Как его переломало, понимаю. Реально, переломало, если из отторжения любых привязанностей в Мирасове проклюнулось это ярое желание видеть свое, трогать, касаться, идти на уступки…
Мирасов медленно расстегивает пиджак, жакет. Пока он выполняет нехитрые действия, я вытаскиваю небольшую подставку Алима, на которую он сразу забирается ножками и восторженно смотрит на корсет.
— Настоящий, мама?
Бросает на меня жутко блестящий взгляд.
— Настоящий.
— А можно? — едва не прыгает от нетерпения.
— Спроси.
— Можно? — выпаливает.
Расул кивает, откашливается:
— Да.
Я незаметно тяну за рукав пиджака одной руки, помогая снять, потом второй. Жилет снять проще. Мирасову некомфортно, понимаю это по ощетинившемуся загривку, но когда Алим трогает, цокает языком и пищит от восторга, на лице Мирасова проступает удивление и недоумение.
— Еще Алим знает, что ты плаваешь, как акула.
— Ээээ… Да… Плаваю. Ага…
От Мирасова Алим отходить даже не хочет, готов лазить по нему, ка обезьянка, разглядывая крепления, трогая пальцами, заглядывая со спины.
Проходит несколько минут тишины между мной и Расулом, но она полна восторгов нашего сына. Расул все еще странно задумчив, но уже не такой напряженный.
— Достаточно, Алим. Пойдем мыть руки, сядешь за стол, — вполоборота смотрю на Мирасова, будто вечер самый обычный и ничего не произошло. — Утка разогрелась. Ты с нами поужинаешь?
Глава 62
Глава 62
Александра
Мирасов провел с нами ужин. На мой взгляд даже немного оттаял, что ли. По крайней мере он искренне наслаждался обществом Алима, а тот, привыкнув немного, тянул Расула в ванную комнату, чтобы тот показал ему, как умеет плавать в ванной.
— Алим, боюсь, наша ванна слишком маленькая для Расула. Он, видишь, какой громадный…
Алим немного подумав, выдает.
— Надо море.
— Обязательно поедем, когда вода в море будет теплой, да?
Раскрываю объятия, Алим бежит послушно, обнимает. Весь вспотел, пока носился, прыгал и скакал. Сынишка прижимается и горячо, громко шепчет на ухо:
