До захода солнца (ЛП) - Эшли Кристен
Святое дерьмо!
Что, черт возьми, это значит?
— Присматривала за мной? — подсказала я.
Он снова кивнул.
— Что это значит?
— Она рассказывала мне, чем ты занимаешься, — его лицо потемнело, — и с кем ты была, когда занималась этим.
Он не выглядел счастливым.
Я поняла, что выглядел совсем несчастливым.
— Ты хочешь сказать, что тетя Фиона доносила на меня? — Мой голос зазвучал выше.
— Да. — Он казался невозмутимым.
Это было нереально!
— Получается, она шпионила за мной.
— Не совсем. Фиона слушала, наблюдала и рассказывала мне. Она также сообщала, где ты находилась. А я шпионил за тобой.
Мое тело снова дернулось.
— Что?
— Это был не совсем шпионаж в обычном понимании, — небрежно продолжил он, — скорее наблюдение. Приятное наблюдение. Ты способна практически на все, и у тебя очень выразительное лицо, все эмоции тут же отражаются на лице, зверушка.
Я не могла переварить эту информацию. Могущественный вампир Люсьен следил за мной!
— Зачем... — пробормотала я. — Зачем ты это делал?
— Меня это забавляло. Ты забавляла меня. — Он изучал мое лицо и пробормотал: — Большую часть времени ты все еще меня забавляешь.
— Ты преследовал меня! — Это не был крик. Кузина Мирна никогда не стала бы кричать. Но это было чертовски близко к крику.
— Нельзя же преследовать то, что принадлежит тебе, — ответил он.
Я посмотрела на его рубашку.
— Подозреваю, что так говорят все маньяки.
Он запрокинул голову и закатился смехом.
Мне не хотелось вдаваться в подробности, почему мне вдруг может понравиться слежка Люсьена. Но его слежка попала прямо в хранилище «Почему я ненавижу Люсьена», и встала на почетном месте.
— Ты меня пугаешь, — сообщила я ему, отталкивая его грудь, чтобы сбежать.
Его другая рука присоединилась к первой, обняла меня, он притянул ближе, а его лицо опустилось ниже.
— В ту минуту, когда я увидел тебя двадцать лет назад, я понял, что ты будешь моей.
Да, это совершенно выводило меня из себя.
— Люсьен…
Он прервал меня.
— Лия, я двадцать лет ждал, чтобы ты в эту минуту оказалась прямо здесь. — Он подчеркнул последние два слова крепким пожатием руки.
Не пугай меня. Я не знала, что такое истерика, но похоже у меня скоро действительно начнется истерика.
— Я не знаю, что мне ответить на твои слова, — честно призналась я.
— Тебе и не нужно отвечать. Я знаю, — ответил он.
Мне показалось, что это не может быть ничем хорошим.
— Не хочешь, эм... поделиться со мной?
Он отрицательно покачал головой, затем наклонился, коснувшись своими губами моих.
Отодвинувшись всего на дюйм, он загадочно произнес:
— Ты узнаешь, когда придет время. — Затем его руки сжались крепче, и я оказалась прижатой к нему от груди до колен. Его голос стал грубым, глаза напряженными, когда он спросил: — Ты хочешь поужинать или нам стоит поискать какое-нибудь другое занятие на некоторое время?
Я не думала, что для меня будет полезно найти какое-то другое занятие с Люсьеном на некоторое время.
Жареная курица тоже была мне уже не по вкусу, но я решила, что она гораздо полезнее для моего будущего, чем то, что мог предложить мне Люсьен на некоторое время.
— Я хочу поужинать.
Он ухмыльнулся.
— Я почему-то знал, что ты так и ответишь.
Я решила, что лучше всего промолчать. Поэтому так и сделала.
Он наклонился и поцеловал пульс на моей шее, затем повернулся ко мне, его рука скользнула по моим плечам, и он повел меня на кухню. После того как он доставил меня на кухню, сам исчез.
И сорок пять минут спустя я опустила глаза и обнаружила, что взбиваю картофельное пюре.
Ужин был готов. Ужин, который мне придется разделить с Люсьеном.
Я посмотрела в другой конец комнаты.
Пока готовила, убрала всю грязную посуду и вытерла все поверхности, этому меня научила мама. Кухня была относительно чистой, курица в духовке была теплой, зеленая фасоль в воде, теплое домашнее печенье, завернутое в чистое кухонное полотенце. Я сервировала уголок для нашей трапезы.
Мирна определенно бы накрыла обеденный стол в столовой. Она бы положила дамасскую скатерть, идеально чистую, без единой складки, поставила бы серебряный канделябр и свежесрезанные цветы из сада, за которыми сама ухаживала, да и сад она сама привела в порядок.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Я подумала, если сделаю все как Мирна, то буду не я, и Люсьен это поймет, а если я по-домашнему сервирую маленький уголок на кухне, может это поднимет ему настроение.
Мне нужно было пережить этот ужин, прежде чем я проведу с ним остаток своих долгих лет, стараясь не портить ему настроение. Поэтому я устроила гораздо более непринужденный уголок на кухне.
Однако я оказалась в затруднительном положении. Он должен был сесть за стол и мне нужно было разложить еду.
Старая Лия просто позвала бы его, все громче и громче, крикнув, пока он не появился бы.
Новая Лия считала, что это неприлично.
Мирна обязательно бы отправилась на его поиски, скорее всего, сделала бы низкий реверанс, умоляя его доставить ей удовольствие и составить компанию.
Я рискнула, решив кое-что попробовать.
«Люсьен, если ты меня слышишь, ужин готов», подумала я, мысленно как бы обращаясь к нему, где бы он не находился.
И прислушалась, но не услышала никакого движения по дому, вздохнула, меня это раздражало, что он не услышал меня, когда я мысленно посылаю ему сигналы, а хотелось бы, чтобы услышал. Я накинула еще одно кухонное полотенце на картошку, решив отправиться на его поиски.
Обернулась и увидела входящего Люсьена, он смотрел на меня с совершенно пустым выражением лица, но его поза была странной.
Настороженной.
Я тоже насторожилась.
Он вторгся в мое пространство (снова) и посмотрел на меня сверху вниз, его лицо все еще было пустым.
— Как ты это сделала? — спросил он.
— Что сделала? — спросила я в ответ.
— Мысленно попросила меня, — сказал он мне.
Ура! У меня получилось.
— Ну, мне не хотелось кричать, ты же можешь слышать меня, когда я мысленно разговариваю с тобой, поэтому я решила попробовать и...
Он прервал меня.
— Я не могу слышать тебя постоянно, только когда обращаюсь к тебе.
Вот это новость.
— Правда?
Он подождал мгновение, прежде чем заявить:
— Никто такого никогда не делал.
Я почувствовала, как мои глаза округлились, повторив:
— Правда?
Выражение его лица стало задумчивым. Я подозревала, что и мое тоже. Я хотела узнать, что, черт возьми, происходит.
Затем выражение его лица снова стало настороженным, как будто он что-то скрывал от меня, что мне показалось странным.
В конце концов, он тихо сказал:
— Правда.
Он изучал мое лицо, его глаза смотрели пристально, я снова почувствовала это пульсирующее чувство, будто он пытался проникнуть в мое настроение, вторгнуться в мои мысли.
Я всем сердцем желала бы проделывать с ним то же самое.
Я хотела спросить, как он это делает и что он делает, но решила, что Мирна позволила бы ему делать все, что он хотел, не задавая глупых вопросов, даже если он вторгался бы в ее голову. Поэтому я просто смотрела на него.
Наконец он объявил:
— Давай поедим.
Я положила картофель в сервировочную миску и отнесла всю еду на стол, пока Люсьен открывал вино, наполняя бокалы. И пока мы накрывали на стол, у меня было странное предчувствие по поводу того, что я влезла в его мысли.
Я добавила эту вещь в свой очень длинный мысленный список «Спросить завтра маму».
Мы сели за стол, я намазывала маслом свое слоеное, еще теплое печенье (можно было бы поспорить, что мое печенье было лучше, чем моя жареная курица, или, по крайней мере, мама и Лана спорили об этом, и они делали это все время), Люсьен снова заговорил.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})— Нам нужно поговорить о прошлой ночи.
У меня потекли слюнки от желания съесть печенье. Когда он произнес эти слова, слюнки тут же иссякли, и аппетит резко упал.