Это всё ты (СИ) - Тодорова Елена

Но как такое преподнести???

Когда понимаешь, что мама, папа, бабушка, сам Свят… Всех заденет мой эгоизм.

Страшно просто до ужаса. И вместе с тем впервые за долгое время я чувствую какое-никакое умиротворение из-за правильно принятого решения.

Разорвать отношения со Святиком – единственный выход.

У меня есть три недели, чтобы настроиться на разговор. Я обязательно придумаю, как сообщить эту информацию, чтобы не сильно ранить каждого.

А пока… Мне нужен мой реактивный Ян Нечаев, чтобы отвлечься от всех тягостных мыслей, иначе я до утра себя сожру.

Юния Филатова: Ян…

Отправляю только это сообщение, когда замечаю, что на часах уже перевалило за полночь.

Черт… Будить его звонком я не осмеливаюсь. За прошлый раз стыдно.

И потом… Задыхаясь, резко сажусь, когда в голову ударяет мысль, что он снова может быть не один.

Благо не успевают разгуляться мои нервы, как прилетает ответ.

Ян Нечаев: Куда за тобой подъехать?

И знаете… В этот момент я позволяю себе заплакать. Потому что этим сообщением сказано все. Оно характеризует не только отношение Яна ко мне. Но и самого Нечаева, как мужчину.

Я в восторге от него. Я покорена им. Я его люблю!

Юния Филатова: Я выйду к футбольной площадке.

Ян Нечаев: Ок. Минут через десять буду.

Одухотворяющий шквал эмоций подбивает меня соскочить с кровати и быстро заметаться в сборах по комнате. Раньше я бы тысячу раз задумалась, что делаю. Но сейчас никаких шатаний в моем сознании нет.

Чтобы не шуметь в прихожей, одеваюсь в комнате полностью. Хорошо, что в шкафу хранятся новые зимние курточка и ботинки. Для них еще рановато. Но пусть лучше мне будет жарко, чем я стану рисковать, копаясь на выходе из квартиры.

И вроде крадусь, как мышка, но, едва удается открыть главную дверь, позади раздаются шаги.

От страха все внутри замирает.

– Ничего плохого, говоришь, не делаешь? – расстреливает сестра шумным шепотом прямо мне в спину.

– Я все решила… – сообщаю, не оборачиваясь. – Не осуждай меня. Я поговорю со Святом, как только он вернется. Прикроешь?

Следует долгая пауза, в которой я слышу, что Агуся дышит так же тяжело, как и я.

– Иди, – выталкивает она, наконец.

И я сбегаю.

Выскакивая на улицу, не замечаю мелкой измороси. На всех парах несусь к футбольной площадке.

А когда вижу Яна… Издаю какой-то странный звук одуряющей радости. Он со смехом ловит меня и, подхватывая на руки, заставляет обвить себя ногами.

– Трижды, – хрипит, глядя мне в глаза.

– Что «трижды»?

– Столько раз останавливалось мое сердце, пока я думал, что ты не придешь.

Жду, что рассмеется, как обычно, смазав все впечатление. Но Ян сохраняет серьезность. Напряженно вглядываясь в мои глаза в свете уличных фонарей, отрывисто дышит.

– Ян… – шепчу, прижимая к его щеке ладонь. – Если будет зависеть только от меня, я всегда приду к тебе.

Он выразительно сглатывает, давая понять, как много это признание для него значит. Тяжело вздыхает. И тянется, чтобы прижаться губами к уголку моего рта.

Вздрагиваем, пораженные одной силой тока. Не нарушая границ, задерживаем этот контакт.

Но что может быть интимнее?

Сейчас мне кажется, что ничего. Мы уже друг в друге. Полностью.

И мне так страшно. Так восхитительно хорошо. Так изумительно прекрасно.

36

Это не просто сокращение от твоего имени.

– Привет, – выдаю, как только Ю замечает меня.

И если кто-то, здороваясь, интонирует до восклицательных знаков, то после моей сиплой растяжки впору ставить сердечко. Не думал, что когда-либо скачусь до подобного. Однако сейчас, должен признать, вся эта романтическая ебалда не то чтобы перестала вызывать тошноту… Меня, блядь, прет от нее.

Выдергиваю из заднего кармана чупс и протягиваю его Юнии с долбанутой, немного смущенной, но определенно поплывшей ухмылкой. После ночи расстояние между нами всегда увеличивается. Но мне по кайфу снова и снова его преодолевать.

– Привет, Ян... – нежно выдыхает она.

Робко улыбаясь, забирает конфету.

Залипаю на ямочках у Ю на щеках. И на всех этих веснушках, которые для меня лично такой же наркотик, как для других – порошок. Хочу вдохнуть их в себя. А все, что не удастся украсть, слизать языком. В глазах ее небесных, конечно, тоже вязну. И на погибели моей, ее розовых губах, застреваю.

– Ты скучала по мне? – толкаю глухо, касаясь пальцами ее щеки.

Сам не могу оторвать от Ю взгляда. Вот и кажется, что у нее такая же проблема.

– Да… – шепчет она, рассеянно оглядываясь на толпу, которая обтекает нас, пока стоим по середине коридора. – Скучала, Ян.

В груди тотчас разгорается костер. Рвано выдыхая, сокращаю расстояние, чтобы обнять ее поверх плеч и вроде как по-дружески притянуть к себе. Стоящий колом член невинность этого действия, конечно, размазывает. Соррян уж, рядом с Ю я не способен держать его в узде. Хватает одного ее запаха, чтобы мою боеголовку раздуло до критических, мать вашу, размеров.

Юния вздыхает и ерзает, но не отталкивает. Обнимает и прижимается.

– Ты дрожишь… – озвучиваю зачем-то.

– Ты тоже, – будто бы защищается она.

– Хах… Да, у меня от тебя пиздец какие судороги. Скоро эпилепсия разовьется.

– Ян… – осуждает мои тупые шутки Ю. И все-таки смеется. – Я могу тебя спасти?

– Только ты и можешь, зай.

– Что же мне для этого нужно сделать? – интересуется, возобновляя зрительный контакт и краснея.

А я смотрю ей в глаза и понять пытаюсь: кажется мне, или они реально стали темнее? Пока я хватаюсь за разбегающиеся мысли, зрачки Юнии расплываются, заполняя едва ли не всю радужку глаз, так и не дав мне возможности определиться.

Наклоняясь, прохожусь губами по коже у ее ушка.

– Если я скажу, ты испугаешься и убежишь.

Это вроде как шутка, и то Ю вздрагивает.

– Ты нашел этого человека? – переводит тему резко.

– Да, – отвечаю коротко.

Не только потому, что разбит ее «задней», но и потому что по делу отца стараюсь особо не распространяться. Сказал ей вчера, куда еду, только чтобы объяснить, почему не можем вечером встретиться. Не хотел, чтобы накручивала себя какими-то глупостями.

– Узнал что-то новое?

– Угу.

– А что именно, не расскажешь? Не хочешь делиться? – догадывается Ю.

И отчего-то расстраивается.

Мать вашу…

Нахожу ее кисть. Сжимая, поглаживаю внутреннюю часть ладони.

– Не то чтобы не хочу. Просто не готов, зай.

– Мм-м… Ни с кем не готов? Или только со мной?

– Ни с кем, да… Но с тобой особенно.

Вроде действую открыто и вместе с тем деликатно, но замечаю, что вновь ее обижаю.

– Потому что не важны мои мысли и чувства?

– Как раз потому что важны, Ю, – толкаю с дурацким нервным смешком. Снова обнимаю, чтобы притянуть к груди и иметь возможность перевести дыхание. – Очень важны. Клянусь, зай.

Она гладит меня по спине. И это простое действие вдруг заставляет меня зажмуриться и прекратить дышать. А спустя пару секунд начать вентилировать воздух часто, шумно и отрывисто.

– Хорошо, Ян. Я понимаю тебя, – шепчет Юния. – Пусть дело твоего папы поскорее возобновят, и… Дай Бог, чтобы все решилось в его пользу.

Я не отвечаю. И, вероятно, грубовато обрываю Ю, когда отстраняюсь. Стискивая челюсти, молча тяну ее в аудиторию.

Ненавижу жалость. А в тоне Филатовой именно она и прозвучала.

До сих пор не знаю, что она думает об аресте моего отца. Считает ли она его виновным? Верит ли тому, что ей внушили родители и общественность? Меня это, безусловно, нехило парит.

Но…

Спрашивать я, блядь, стремаюсь.

Надо бы заговорить, перебить эту горечь и сгладить свое собственное поведение. Но до самой парты Ю я не могу выдавить ни слова. Выпуская ее руку, прячу ладони в карманы спортивных брюк. Усиленно смотрю в надежде, что она замнет эту размолвку.