Ульяна Соболева - Одержимость
— Я уже давно ничего тебе не трахаю, — прошипела и впилась ему в грудь острым маникюром. Даже не поморщился, придвинулся ближе.
— А хотела бы? Чтобы я тебя прямо здесь, а? Отымел у них под носом. Помню ты просила меня об этом…умоляла…шептала мне на ухо… "я представляю твои пальцы…во мне…".
Я непроизвольно закрыла глаза, в горле застрял жалобный стон. Да просила…да хочу. Безумно хочу. Губы, руки хочу…всего… во мне.
— Отпусти.
Прозвучало жалко. Первый провал. В голове дикая пульсация. Борьба.
— Отпустил…не прикасаюсь. Не держу. Ты свой выбор уже сделала. Не жалеешь?
Нужна злость. Мне срочно нужна ярость. Что-нибудь.
— Жалею. О том, что ты его сын и торчишь здесь, как заноза в заднице, мешаешь мне жить дальше. Мешаешь мне и своему отцу. Отцу. Понятно? Убери руки и не прикасайся ко мне.
Серые глаза вспыхнули, пригвоздили на месте, снова опустились к моей груди, где соски так красноречиво натянули материю белой рубашки, судорожно сглотнула, увидев, как задержался его взгляд и потемнели радужки…Я знала это выражение лица, эту пульсирующую жилку на лбу, стиснутые челюсти…Вдруг посмотрел мне в глаза:
— Отцу? А когда ты смотришь на меня с этим голодом, ты думаешь о том, что твой муж мой папочка? Когда ты вспоминаешь обо мне…когда вспоминаешь, как я рвал на тебе одежду и трахал тебя. Ты думаешь об этом до того, как он тебя или после?
Я замахнулась чтобы влепить ему пощёчину, но реакция была мгновенной — перехватил мою руку и сжал запястье.
— Ты с ним даже не спишь.
Я вырвала руку. Сердце билось как ненормальное. Только пусть не прикасается.
— Ты держал свечку?
— Нет, я просто знаю, как выглядят мужчины после хорошего секса и знаю, как выглядят те, кого динамят.
— Смотри за собой и за своей лошадью, которая висит на тебе как развязанный галстук.
— Ревнуешь?
— Сочувствую. Искренне. Кстати, почему бы тебе на ней не женится? Или она тебя не удовлетворяет в постели?
Отшвырнул мою руку.
— Ну ты и сука.
— Я знаю. Спасибо за комплимент. Лучше быть сукой, чем кобылой.
Я наклонилась к шкафчику, достала два бокала, прихватила бутылку шампанского.
— Идём, нас заждались или она так тебе надоела, что даже моё общество предпочтительней?
Лёша стиснул челюсти. Да, вот так. Мне легче. Намного легче. Теперь медленно выдохнуть и улыбаться. А бабочки все ещё порхают…оборвать бы им крылышки проклятым. Внезапно схватил за локоть и развернул к себе.
— Притворяешься…не знаю зачем, но ты притворяешься.
Положил мою руку себе на грудь, и я замерла.
— Колотится, как бешеное. Смотрю на тебя и колотится. Думаю, о тебе и колотится.
— Перестань…
— Не могу, — накрыл мою руку своей, и я почувствовала, как в груди больно кольнуло, — с ума по тебе схожу.
Обхватил вдруг моё лицо и жадно прижался губами к губам, а я лечу в пропасть и остановится не могу, вцепилась в его запястья. Оттолкнула яростно, отчаянно. Меня разрывало сумасшедшее желание самой впиться в волосы его непослушные, целовать, кусать его губы, рычать от удовольствия, плакать…
Вдох-выдох. Вдох-выдох… "СТОП". В голове красная лампочка и пожарная сирена.
— Я ЖЕНА ТВОЕГО ОТЦА! Просто думай об этом, когда будет снова колотится. Ты в прошлом. Прочитанная книга. Не смей ко мне прикасаться! Никогда! Просто не смей!
Оттолкнула и пошла вперёд. Судорожно сжимая бокалы.
— Ты лжёшь! И я докажу это! — прошипел мне вслед
Я судорожно сглотнула и толкнула дверь локтём, стараясь дышать ровнее, не дрожать.
17
Кукла. Израиль. 2009 г
— Нет, — я сказала это слово со смаком, наслаждаясь звуком собственного голоса, ожидая как вытянется его лицо, как засверкают от ярости глаза. Ну что? Да, тупой конченный маньяк, я не сломалась. Да, я выдержала почти месяц в этом вонючем подвале, да я испражнялась в ведро и мылась раз в несколько дней, а ела только когда ты приносил мне всякое дерьмо и не сломалась. Да, я вытерпела…ты удивлён? Я и не через такое проходила. Я могу продержатся и год и два. Меня этому учили. Так что у меня по-прежнему один ответ для тебя — НЕТ! И можешь расшибиться об стену, но это ничего не изменит. Потому что есть вещи дороже чем моя жизнь. Он меня ударил, наотмашь по лицу, так что кровь тут же хлынула из разбитого носа мне на платье, на моё грязное засаленное красное платье. Он ничего не говорил, а я отлетела в угол подвала, ударилась о стену головой и истерически засмеялась. Меня и не так били, это я тоже вынесу. Призрак в два шага преодолел расстояние между нами и схватил меня за волосы поднял вверх. От боли на глаза навернулись слезы, но я продолжала истерически смеяться. Он потащил меня по лестнице наверх, а я и не сопротивлялась, счёсывая колени о степени и ломая ногти в попытках удержать равновесие или хоть немного уменьшить натяжение волос, казалось он выдерет мне скальп. Все его терпение кончилось…а моё нет. Возможно это и бесит его, хотя он оставался совершенно хладнокровным, не торопился, тащил меня за собой, вытянул во двор и швырнул, как тряпичную куклу.
Я медленно подняла голову и увидела лопату, торчащую из земли.
— Копай…нет, так нет.
Сказал он и пнул меня носком ботинка под ребра, подталкивая к лопате. Внутри все похолодело.
— Тебе надо ты и копай, — огрызнулась я и тут же пожалела об этом, потому что снова ударил. На этот раз в солнечное сплетение.
— Забью до полусмерти. Просто отобью все органы, будешь харкать кровью, но не умрёшь, пока я не позволю. Хочешь?
Так не хотела. Пусть пристрелит. Долгой агонии не хочет никто. Я с трудом поднялась и взялась за лопату. Хер с тобой. Я буду копать. Хороший психологический ход, больной ты ублюдок. Но не на ту нарвался. Призрак сел у дерева, закурил, даже не глядя в мою сторону. Пистолет положил возле себя. На лице полное равнодушие. Спокоен, как удав. Вот что вызывало страх, без эмоциональность. Полное отсутствие реакции.
— Почему ты мне мстишь?
Спросила спустя пару минут, выкопав всего лишь небольшую лунку. Я слишком ослабла за эти дни, мне нужна была передышка. Призрак не ответил на мой вопрос сильнее затянулся сигаретой и выпустил в небо струйку дыма. Августовское израильское небо, мало звёзд, жара, духота невероятная и сухость такая, что белки глаз больно вращать. Ни ветерка, ни малейшего дуновения. Я продолжила копать и снова спросила:
— Скажи. Просто хочу знать — за что.
И в ответ опять тишина, отхлебнул минералку, не смотрит на меня. Понятно. Не считает нужным даже разговаривать. Я продолжила копать, с какой-то вялостью и смирением, я понимала, что каждый бросок сухой земли приближает меня к могиле и чувствовала странное облегчение. Наверное, это правильно. Мне пора. Я слишком устала и слишком много дерьма совершила за свою жизнь.
