Воробышек (СИ) - Ро Олли

Евангелина Воробьева…

Геля…

- Ты видел фотографии пропавших девушек? – спросила я у Руслана и в ответ получила самодовольную ухмылку. Значит, видел. – Все блондинки хрупкого телосложения, ведь так?

- Я всегда говорил, что в тебе пропадает отличный следак, - было мне ответом.

- Думаю, это Гусь убивал тех девушек. Не знаю, как на счет Гели Воробьевой и Ирины Королевой, но с остальными расправился он.

- Воробышек, ты же понимаешь, что спустя столько лет шансы доказать что-либо практически равны нулю. И потом, откуда такая уверенность?

- Сам говоришь, следак во мне пропадает! – огрызнулась я, - Рус, Гусь – извращенец! Посмотри на меня! Я же типичная жертва! Тощая блондинка. Он захотел меня с первого взгляда! Он режет меня ножом и получает от этого удовольствие. И жива я до сих пор только потому, что чудесным образом умею терпеть боль. Это же классический результат психотравмы и травмы головы. Ты бы видел, что у Гуся в штанах, там… там без слез не взглянешь! Да ты бы сам свихнулся!

- Ладно-ладно, не горячись! А как ты объяснишь, что убийства прекратились, как только Герасима упекли в дурку?

- Ой, Суворов, не разочаровывай меня! Гусь не идиот! И потом, если перестали пропадать местные блондинки, это еще не значит, что убийства прекратились! Думаю, он просто сменил тактику. И не последнюю роль сыграл в этом гребаный Шелковый Этап. Уж из рабынь можно выбрать идеальную жертву.

- И где искать тела?

- Не знаю… Может, их вместе с живым товаром переправляли заграницу. Надо узнать, о неопознанных телах девушек, найденных в странах ближнего зарубежья за последние лет десять.

- Ты сдурела? Кто нам даст такие данные.

- Нам, может, и не дадут. А папе твоему вполне. Нам нужны тела. Нужны доказательства.

- Ев, по сути у нас нет ничего для предъявления хоть какого-либо обвинения. Даже твои раны нанесены по большому счету с твоего согласия. И да, Гусь этот не дурак. И сможет доказать, что все у вас было по обоюдному согласию. А больше у нас ничего нет!

Я злилась. Понимала, что Руслан прав. И все равно злилась. Должен же он был где-то проколоться!

- А в то время, когда поймали Герасима, Гусь уже был начальником таможни?

- Нет. Он тогда вышел на военную пенсию, был каким-то служащим на посту контроля и досмотра. В гору карьера Гуся пошла позже.

- Значит, первые семь жертв должны быть где-то в Заречном. Здесь недалеко есть братская могила со времен Великой Отечественной. Лет десять назад она была реставрирована. Я слышала, что Гусь был одним из меценатов, спонсировал восстановление памятника и контролировал все рабочие процессы. А еще слышала, что фундамент не трогали, поменяв только стелу. Может, он там их и закапывал. Целыми или по частям…

- Ев, мне кажется, ты сходишь с ума. Потерпи еще немного, мелкая, мы вытащим тебя из этого ада!

Суворов, словно неуклюжий медведь, сдавил меня в неловких объятиях. Такая близость нам не свойственна. Мы всегда относились друг к другу скорее как соперники на соревнованиях. С уважением, но без всяких нежностей и розовых соплей. Подначивали, дразнили, ехидничали, но все же присматривали друг за другом, и как-то по-своему любили и дорожили.

Наверное, я могла бы даже назвать Суворова другом.

- Так, хватит сюсюкать! – зашипела на нас дикой кошкой Жасмин, - приехал кто-то!

Твою дивизию!

Глава 44.

ЕГОР

Твою ж мать, свадьба!

Отъехав от дома на пару километров, я чересчур резко притормозил у обочины. Нервы ни к черту. Даже руки трясутся от злости!

А она молодец! Лихо обработала и отца, и меня. Он готовит свадьбу, я подыхаю от тупой ревности, а Ева тихо ведет свою игру.

Как идиот повелся на искренность ее эмоций. Актриса, блядь. И, как видно, не я один!

Заглушив мотор, я закрыл глаза и вспомнил, как ночью столкнулся с отцом в коридоре.

С невероятно довольным и умиротворенным лицом он шагнул в темный коридор, едва не столкнувшись со мной нос к носу. На нем были лишь домашние мягкие хлопковые брюки. На покрытой темной порослью груди четко прорисовывались рельефы мышц. На животе хорошо угадывались некогда упругие кубики. Руки сильные, с жилистыми запястьями, переплетенными тугими венами. Легкая седина в аккуратной стрижке, лихорадочный блеск в глазах…

Впервые я рассматривал отца, как соперника. Отмечая привлекательные черты, на которые непременно обратил бы внимание на месте Евы. Мысли о том, что происходило между ними все это время за закрытыми дверями, собственно говоря, и не дали мне спокойно уснуть.

К слову, стоит отметить, что и взгляд отца был точным отражением моего собственного. Изучающий. Скользящий. Внимательный. Оценивающий. Цепкий. Не отеческий абсолютно. Проницательный. Однако, он легко смахнул с лица конкурентное выражение, сменив его на широкую открытую улыбку. Такую улыбку отец многие годы посвящал лишь мне.

- Как хороши ночи, когда в твоей постели горячая и такая отзывчивая на ласку страстная кошечка, - мечтательно улыбается отец. Его слова, словно нож, бьют точно в мое сердце, а фантазия дорисовывает остальную картину. Такое чувство, что я сам проворачиваю на сто восемьдесят градусов холодную сталь острого лезвия.

- Разве для этого обязательно жениться? – стараюсь говорить ровно, хотя внутри кипящая лава, готовая вырваться наружу испепеляющим все вокруг фонтаном.

- О, сынок, на женщине стоит жениться даже за меньшее. Хотя бы, скажем, за рот…

- Рот? – прикидываюсь я идиотом, вот только бушующая лава растекается по венам, сжигая меня заживо.

- Рот…который умеет вовремя молчать, вовремя говорить, вовремя ласкать… Ты еще очень молод, но уже вполне мужчина, так что можно откровенно, ведь так? Так вот, поверь на слово – умение правильно пользоваться собственным ртом, можно считать самым важным талантом у женщины. Можно быть не первой красавицей, не уметь готовить, не иметь образования, но способность в нужный момент захлопывать свой прелестный ротик, ну и, конечно же, сосать – с лихвой перекрывает такие недостатки.

Я не знаю, что ответить на отцовскую тираду. Впервые мы ведем подобного рода диалог. Мне даже кажется, что мужчина напротив абсолютно чужой и незнакомый человек. Вениамин Гусь, которого знаю я, никогда не стал бы обсуждать оральные таланты не то что своей избранницы, а в целом не поднял подобную тему. Это все ниже его достоинства.

Невпопад киваю, не в силах вымолвить ни звука. Если до этого момента еще была мизерная мечта о том, что Ева удостаивала подобной ласки только меня, то теперь эти грезы безнадежно разбиты.

Не только меня.

Ловлю себя на мысли, что лишь с малышкой Арент я прочувствовал всю интимность, всю уязвимость и чувствительность близости подобного рода. До того, как ощутил ее неумелые, но такие жадные и пылкие ласки, никогда не задумывался о том, что оральный секс, особенно самый первый, требует уникального доверия к партнеру. Разве просто впервые опуститься на колени перед человеком, чтобы губами, языком, дыханием ласкать в сокровенных местах, не чувствуя при этом унижения, оскорбления, обиды? Разве получится с первым встречным чувствовать себя на равных, даже когда подчиняешься, когда твои волосы сгребли в охапку, чтобы взять рот глубже, быстрее, грубее?  Разве можно получить личное удовольствие, доводя до экстаза партнера, к которому по большому счету ничего не испытываешь?

Лично я так не умею.

И отчего-то наивно полагал, что Ева такая же.

Для меня она с первого взгляда была особенной.

Какой-то неуловимо знакомой, до боли родной. Своей. Той, перед которой не только не страшно встать на колени, но и очень хочется.

Что это?

Насмешка судьбы?

Или я в принципе один так считаю? Может, для женщин в этом плане все проще? Может, они запрограммированы самой природой на подчинение? Может, для них отсосать – обычная прелюдия, сродни поцелуям в шею? Взять хотя бы Комарову… Да что Комарова?! Любая из моих сексуальных партнерш, может и без великого удовольствия, но вполне охотно делала мне минет. Каждая.