Джастин (СИ) - Ийя Ия

— Ок, поняла, — Катя сделала в блокноте запись, подняла руки и подперла подбородок.

Томас кинул взгляд на ее запястья и опустил глаза. Пауза затягивалась. Катя тихонько ждала, по плану было обсуждение позиции в деле клиента, но начальник не спешил открывать папку с делом.

— Перейдём к делу Гроссмана? — несмело спросила она.

Мистер Возняк поднял глаза и, тяжело вздохнув, тихо произнёс:

— Ты не должна это терпеть.

Катя испугалась, что она сделала не так?

Откинулась в кресле и тут только заметила, что рукава рубашки сползли вниз, обнажив чёрные синяки на запястьях.

Она так старалась, скрывала следы того, что Джастин порой чересчур сильно сжимал ее руки во время секса, распиная под собой на кровати, и даже в жару ходила с длинными рукавами.

Катя поспешно поправила рукава. Стыдно, неловко. Томас Возняк встал и прошёлся к окну. Долго молчал, а ведь говорил всегда, что время — деньги. Намолчал долларов на сто, наверно, если исходить из его почасового рейта.

— Я вёл не одно дело Джастина Коэна, — решился заговорить он, — Примерно знаю, что он из себя представляет.

Катя вздохнула. Ни разу за месяцы ее работы на Томаса они не обсуждали ничего кроме работы. Не то, что личное, они даже не говорили на отвлеченные темы: например, как часто нужно поливать пальму, пойдёт ли сегодня дождь или голосовали ли они за Джорджа Буша на минувших президентских выборах.

Строгий Томас Возняк, образец высокой культуры, деловой этики, адвокатского профессионализма вдруг заговорил о ее муже.

— Его обвиняли в изнасиловании, в нанесении телесных повреждений, в употреблении наркотиков, даже в оставлении в опасности, что привело к смерти.

Катя подняла голову. Стало нехорошо. Томас увидел ее изумленные глаза и поспешно добавил:

— Я ведь не нарушаю адвокатскую тайну? Тебе известно прошлое мужа?

— К смерти? Речь об Итане?

— Да. Тебе известно. Хорошо.

Он сел обратно в кресло и продолжил. Слова не давались ему легко:

— Все обвинения были натянуты, и со временем сняты. Кроме телесных. Там тяжело замять: на глазах у сотни людей, под объективами телекамер. Он до сих пор оплачивает лечение Рори Этворка?

Катя на всякий случай мотнула головой. Понятия не имела о чем идёт речь.

— Но дыма без огня не бывает. Давно Джастин ко мне не обращался, давно не попадал в переделки. Исправился? Вряд ли. Нашёл себе девочку для битья.

Катя не знала, что сказать. Так неожиданно. Столько вопросов. И что-то надо отвечать. Соблюсти равновесие, поддержать беседу, ответить взаимностью в переходе на личный разговор.

Но она так привыкла молчать о семейной жизни, что и не знала, как иначе. «Как сердцу высказать себя, другому как понять тебя»*. Она не нуждалась ни в сочувствии, ни в советах, ни даже в плакательной жилетке. Как есть, так есть. Что тут обсуждать.

— Я хотела уйти, но он пугает меня. Говорит, не отдаст ребёнка, — выдавила наконец-то Катя.

Сейчас адвокат рассердится и процитирует ей ряд статей семейного законодательства. Родители имеют равные права, и остальное бла бла бла. Катя прекрасно знала свои права, но чтоб их отстоять, нужно время. И ни при каких обстоятельствах она не будет выступать против Джастина ни в суде, ни в полиции. Никогда не причинит ему вред. Это дело принципа. Пусть тупого принципа. Она не собирается это обсуждать. Поскорее закончить бы этот разговор.

Но Томас сказал другое.

— Уходи, Катя, — тихо сказал он, — с сыном разберёмся.

Он так и сказал: с сыном.

Катя запнулась. Мысли потекли в иное русло. Допустим, уйдет она, и что дальше? Заработной платы хватит на аренду квартиры, но не больше. Нужны деньги на няню. Она перейдет на полный рабочий день.

— Ты можешь переехать ко мне, — услышал ее мысли мистер Возняк, — На время, пока не станешь на ноги.

Он подошёл к окну и выглянул. Вернулся и ровным тоном равнодушно добавил:

— А если захочешь — навсегда.

Катя смотрела на начальника во все глаза. Никак не получалось проглотить ком в горле.

— Подумай. Если мое предложение звучит неприемлемо. Считай…. считай, что его не было.

Когда Джастин Коэн попросил Томаса взять на работу его жену, тот хотел отказать. Он всегда отказывал в подобных просьбах. Юристы без опыта занимали много времени. Нужно их обучать, водить буквально за руку по всем запутанным тропам практической юриспруденции. Томас не занимался благотворительностью подобного рода.

Но, по неизвестной причине, отказать Джастину у него не повернулся язык. А потом, думал он, интересно глянуть на жену этого неоднозначного клиента, который с ним уже около десяти лет. Он помнит его ещё юным студентом, к которому нельзя было не испытывать почтение, несмотря на серьезность обвинений. Исходила от Джастина какая-то сила, мощная, с трудом вмещающаяся в простого человека.

А жена у него, наверняка, какая-то модель, которой станет скучно через несколько дней работы. Она сама уйдёт, и Томас не испортит отказом отношения с клиентом.

Увидев впервые Катю, он удивился, совсем не такой он себе ее представлял. Маленькая, забитая, на лице разводы синяков. Он тогда уехал на судебное заседание, но вместо того, чтобы готовиться к процессу, думал о новой подчиненной. По дороге назад, она также не выходила из его головы.

Удивительно, живешь себе, бизнес, сотрудники, клиенты, вечером приходящая подруга, с которой дружил ещё в школе. Вертишься по кругу в своей кастрюле, и вдруг появляется человек и жизнь меняется, оставаясь такой, как прежде. Только цветы острее пахнут, кофе становится крепче, солнце светит ярче, подушка мягче, ночи бессоннее.

Он хорошо помнит случай, спустя несколько недель после знакомства. Он вышел из кабинета, зашёл в большой офис, поискал глазами и не обнаружил Катю.

— А где миссис Коэн? — тут же спросил Томас у подчиненного.

— Ушла на почту, — тот смотрел на начальника так насмешливо, что Томас покраснел.

Он проанализировал своё поведение. Первую половину дня, когда Катя была на работе, он искал поводы, чтобы зайти к юристам. Наведывался раз пять-шесть за четыре часа. Это не считая того, что он проходил через офис, когда нужно на заседание, встречу или на приём.

Следующие несколько недель Томас не высовывался из кабинета. Насколько это было возможно, но те редкие случаи, когда он заглядывал к подчиненным, а не звал в свой кабинет, он заставал Катю за копировальной машиной.

В конце концов, правила приличия требовали поговорить.

— Как твои дела, Катя? Как работается?

— Нормально. Спасибо, что спрашиваете, — Катя не смотрела на него, не прекращала копировать документы.

Томас понял, что дела не очень.

— Тебе что-то поручают, кроме копий?

— Нет.

Томас забрал из ее рук дело, посмотрел на титульный лист.

— Дэвид, — позвал он.

К ним подошел молодой парень, который, отметив голубыми стикерами нужные страницы, дал Кате дело, чтобы та подготовила приложения к процессуальному документу.

Томас сунул ему папку и, обратившись к работникам, сказал:

— Уважаемые, миссис Коэн — юрист, такой же, как и вы все. Она не секретарь, не технический работник, не выполню-самую-нудную-работу. Ей можно и нужно поручать ходатайства, заявления, письма.

На него уставился десяток пар насмешливых глаз, которые не прониклись его речью.

— А? — спросил Томас, ожидая реакции. Та не последовала.

Он махнул рукой.

— Бери свой ноутбук, идём за мной.

Он пересадил Катю в каморку рядом со своим кабинетом и стал лично учить ее вести дела.

В конце концов, плевать, если подчиненные разобрались в его чувствах раньше, чем он сам. Стоит признаться самому себе, Катя ему нравилась. А за следующие месяцы совместной работы, он понял, что полюбил. Понятно, что это любовь. Ведь он не испытывал к ней сексуального влечения. Ему достаточно было знать, что у неё всё хорошо. Во всяком случае, в пределах юридической конторы.

Разбивать семью Томас не собирался. Но Катя явно несчастлива в браке. Он не вмешивался. Но, увидев синяки, не сдержался.